У Лени в шкафчике восковые мелки, костыли, присыпка, крем от пролежней, фломастеры 24-х цветов, стопка свежих газет, бритва, губка, тапочки, набор карандашей, шампунь, памперсы, доска с цветными пятнами от мелков и фломастеров.
Леня включает музыку на телефоне. Она мягкая, как волна, но мажорная, как солнечный зайчик. Он достает доску, раскладывает на ней белый защитный комбинезон, вынимает мелки и фломастеры, убирает седые кудри от лица и начинает рисовать. На комбинезонах появляются весенняя ветка, улыбка, солнце, маленький принц и звезды, корабль с парусами, волны, смешные роботы, золотые рыбки.
Сегодня Лене нужно обойти всех пациентов после реанимации. Их 30. Леня в комбинезоне, на котором цветы, солнце и надпись «волонтер», заходит в палату.
Леонид Краснер разрисовывает защитные костюмы
— Я не врач! Я волонтер! — говорит он бабушке Тамаре Евгеньевне, — я могу вам чем-то помочь?
Тамара Евгеньевна смотрит с удивлением и испугом. Она провела месяц в реанимации. Она не совсем понимает, что от нее хотят.
— У меня все хорошо, — говорит она, разглядывая Леню с подозрением.
— Может быть, вас нужно проводить в туалет, помочь помыться, связать с родственниками?
Тамара Евгеньевна как будто не слышит, Леня терпеливо ждет.
— Ноги болят, — наконец, произносит она тяжело, — обычно правая болит, а вот сегодня и левая.
Стопы у нее большие, опухшие, с фиолетовым отливом. Волонтер слушает.
— Ну так обещали проверить, что это они болят, — продолжает старушка, вот сегодня, может, проверят, а может, завтра.
В реанимации больные ковидом проводят несколько дней, недель, месяцев. Все это время они лежат. Мышцы их слабеют. Потом им нужно заново учиться вставать, ходить.
Волонтер помогает пациентам вернуться к нормальной жизни
— И тут волонтер совершенно незаменимый человек, — признает Александр Ванюков, заведующий отделением рентгенхирургии 52-ой больницы, — потому что он — то связующее звено, которое объединяет медицинский мир и мир пациентов.
Леонид учит возвращающихся к жизни вставать и ходить.
Банкир
Леониду Краснеру 60 лет, у него шестеро детей и 14 внуков. Последние 30 лет он занимался банковским делом, был директором банка. Написал учебник по банковскому делу для госакадемии. Участвовал в создании двух университетов. Преподавал экономику в Государственной академии подготовки руководителей инвестиционной сферы (сейчас слилась с Высшей школой экономики).
Перед началом пандемии его банк обанкротился.
В красной зоне Леня работает полтора года. Конечно его не хотели брать волонтером, отказывали из-за возраста.
— Ну, я сначала их уговаривал, уговаривал. Потом встал перед ними на руки и прошелся, — смеется Леонид, — даже молодые волонтеры этого сделать не могли.
Стало ясно, что его проще взять, чем отбиться.
После школы Леонид хотел поступать в цирковое училище, мечтал стать клоуном. Не получилось, но акробатикой Леонид занимался, поэтому физической силы в нем много.
Волонтеров в марте 2020 года позвал на помощь в 52-ю больницу заведующий отделением рентгенхирургии Александр Ванюков.
— Я говорю: «Давайте попробуем позвать волонтеров», — вспоминает хирург. — Написал у себя в Фейсбуке какой-то даже не особо трогательный призыв — волонтеры очень нужны, помогите. И как-то неожиданно очень много народу откликнулось, почти 6 тысяч человек. Люди звонили беспрерывно. У меня телефон к руке прилип. Я спал с ним, ел с ним. 700 человек пришли и провели с нами весь год.
Сначала Леонид, как и все добровольцы, работал в зеленой зоне. Помогал убираться в общежитии для врачей, собирал передачи, развозил их к разным корпусам. Но потом, когда больных становилось все больше, врачи и медсестры не справлялись, волонтеров пустили в красную зону.
— Может быть, сначала я и не совсем понимал, зачем сюда пришел, — признается бывший банкир. — Я вообще шел не в красную зону, а просто помогать. Это внезапно понадобилось. Нужны были люди, которые измеряли бы сатурацию и разносили воду непрерывно, потому что вода была всем необходима, а выходить из палат нельзя было из-за карантина. И тогда я решился и пошел в красную зону. Я очень боялся, переживал, но пошел. Потом заболел. Но не тяжело перенес.
Леонид Краснер
Волонтеры помогли врачам увидеть то, что они не замечали из-за загруженности.
— Когда ты работаешь в таком напряженном режиме, какие-то вещи ты просто не улавливаешь, — объясняет Ванюков. — Приходит волонтер и говорит: «Почему ноги у человека не укрыты? Почему рыбу дают реанимационным больным? Они не могут кости из нее вынимать». Какие-то очень маленькие нюансы, которые очень важны для людей, чтобы они сохраняли чувство собственного достоинства и помнили, что они вообще люди, а не объекты медицинского вмешательства. И мы довольно быстро поняли, что мы ошиблись с точки зрения привлечения волонтеров в основном к такелажной работе, они могут гораздо больше с человеческой точки зрения, потому что личного общения пациентам, как правило, больше всего не хватает.
«Лицо сияет»
Леонид в раскрашенном цветами комбинезоне идет по коридору. Его сопровождает тихая, сдержанно радостная музыка из колонки, которую он всегда берет с собой.
— Когда раскрашиваю СИЗ, я себе в первую очередь поднимаю настроение, — объясняет Леонид. — Если я с плохим настроением приду, то никому его не подниму. А с этими рисунками мы уже не просто какие-то люди в химзащите, чей вид напоминает, что это какая-то зона массового поражения.
Мы не страх свой несем, мы зашли не в ядерный реактор, мы несем радость.
Мария Ивановна слепая, беззубая, крошечная бабушка. У нее не работают руки и ноги. Она тихонько лежит у окна. Ветки березы бросают тень на ее лицо, иногда сквозь зеленые листья в глаза ей светит яркое солнце. Мария Ивановна не жмурится и не отворачивается.
— Здравствуйте, Мария Ивановна, — произносит Леонид, — мы волонтеры. Так жарко, может быть, вас помыть?
Бабушка молчит, потом произносит
— Что вы будете меня нянчить живую?
— Мы для этого пришли, помочь вам, — отвечает Леня.
— Только если вас это не задерживает, если это не помешает обходу других пациентов.
Пока ее моют, Мария Ивановна рассказывает: «Дочь квартиру продала и переехали мы в то место, и там в комнатах ребята жили, нерусские ребята, что это были за ребята,я не знаю, там еще коридоры были…» И долго-долго говорит о комнатах, коридорах и какой в них был свет.
— Да. Она еще сама, видите, способна поддерживать других людей, — радуется Леонид, — у нее руки не работают, ноги не работают, но лицо у нее сияет, она улыбается. Она плохо видит, плохо слышит, но внутри нее какой-то очень добрый позитивный человек, благодарный за жизнь.
Мама Леонида 25 лет проработала в 52-ой больнице. В прошлом году она умерла от рака. Леонид уже был волонтером. После ее смерти он пришел в отделение с ее фотографией на защитном костюме и надписью — «что там за окном?»
— Я думал о том, что там, за границей отделяющей жизнь от смерти, — говорит он, — о том, где сейчас моя мама. На окне палаты, где она лежала, были наклеены две птицы. По этим птицам с улицы было легко найти мамину палату.
После посещения каждого пациента Леонид записывает информацию о нем в приложение, которым пользуются волонтеры. Он добавляет или убирает пункты — «еда», «общение», «туалет», «родственники», «активизация», «присаживания», «переворачивать», «наблюдение», «связь с родителями». Это то, в чем нуждаются конкретные пациенты. Также он пишет краткую справку: «Общительна, нужно поговорить, нуждается в том, чтобы подержали за руку».
Все в больнице после реанимации ощущают отчаянное одиночество — родственников не пускают, сил подняться нет, поговорить не с кем.
Некоторые даже позвонить родным не в состоянии. Волонтеры это делают для них. И когда звонишь сыну беспомощной женщины и говоришь: «Добрый день. Вас беспокоят из 52-ой больницы, Мария Ивановна ваша мама?» В ответ несколько секунд висит тяжелая, испуганная тишина. Спохватываешься и, не дожидаясь ответа, произносишь: «Сейчас вы сможете с ней поговорить».
Леонид помогает пациентам связаться с родными
Медицинский персонал не может тратить время на борьбу с отчаянием и одиночеством больных, они сражаются с болезнью. Эмоциональной поддержкой заняты волонтеры.
— Сыночек, сыночек, — шепчет Мария Ивановна в трубку, — у меня все хорошо. Все теперь хорошо.
Кризисный менеджер
Татьяна Королева пожилая, бодрая. Она снисходительно смотрит на Леонида.
— Поищите мою желтую рубашку и аккуратно сложите, — просит она, — да-да, в чемодане. Аккуратно обращайтесь с моими вещами.
У Королевой дома есть водитель и домработница, она привыкла повелевать. Все волонтеры об этом знают.
— У нее застрянешь, она придумывает занятия, не потому что ей это действительно надо, — говорит Леонид и пишет напротив фамилии «Королева» — «самостоятельна». Но, мне кажется, это единственный способ, который она знает для борьбы с одиночеством.
Не всем врачам и медсестрам нравится присутствие волонтеров в отделении. Некоторые стараются скрыть свое раздражение, другие не пытаются. Леонид относится к этому спокойно.
— Я вообще кризис-менеджер, — смеется волонтер. — Заточен на критическую ситуацию, форс-мажорную, непредвиденную, неординарную. Я много чем занимался в жизни. Был маляром, редакцию создавал, газету выпускал, на радио работал, создавал брокерскую контору, юридические компании, охранные предприятия… Поэтому для меня, конечно, когда ситуация неприятная, это часть нормальности.
Леонид Краснер
Однажды один человек заказал Леониду сок определенной марки.
— Когда я пришел в магазин и не нашел этой марки, просто взял другой, уж не помню, какой ему принес. Он меня отчитал, что он это не пьет, и что вообще все наше волонтерство декоративное, что мы по-настоящему не можем выполнить просьбу. В жизни тебя окружают не только розовые пони, — вспоминает Леонид.
При слове «волонтер» представляешь бодрого, трепещущего студента. Но в красной зоне волонтеры — это состоявшиеся, взрослые люди. IT-специалисты, психотерапевты, режиссеры, кинорежиссеры, преподаватели. И они здесь берут человека за руку, когда ему очень страшно, одиноко и больно.
— Это заметили в реанимации, — рассказывает Леонид, — я дежурил, и мне другой волонтер сказал, что я зависал с пациентами. И стало понятно, что это отдельный род деятельности — вступать в контакт, общаться. Им просто нужно кому-то рассказать о том, что они переживают, кто они и кто их ждет дома.
Представьте, из реанимации выписали 60–70 человек. Просто их обойти — побыть рядом хотя бы пять минут, сколько времени нужно?
На 60 человек — это нужно 6 часов просто хождения, общения. А если надо переодевать, перестилать, мыть? Откуда у врачей, медсестер это время?
Волонтеры очень быстро самоорганизовались. Появились координаторы, которые распределяли людей. Постепенно даже возник небольшой «логистический центр», куда волонтеры приносили все, что у них просили пациенты. Там есть целая библиотека, ходунки, костыли, коляски, чтобы перевозить больных. Шампуни, тренажеры для развития рук. Бинты, расчески, кусачки, щипчики. Мыло, мази.
«Это просто роскошь»
У женщины пальцы ног сплетены узлами.
— Давайте попробуем встать, — говорит ей Леонид.
— Я не смогу, — отзывается женщина.
— Все вы сможете, — отвечает волонтер. Тихонько он поднимает ее за руки и ставит. Обнимает за плечи, женщина покачивается как колосок, но стоит.
— Я внутренне уверен, что они встанут, — рассказывает про свой метод Леонид, — и они встают. Тут мысли не главное, важны эмоции, чувства. Они легко считываются. И моя уверенность заряжает их.
Был у Леонида пациент, который не шел на контакт, ругался, отмахивался. Отпихивал от себя медсестер, врачей.
— Потом я заметил, он как-то странно смотрит — то ли в потолок, то ли на кровать, а на меня не смотрит никогда, — вспоминает Леня. — Я решил проверить. Спросил его: «Почему вы воду не пили?» Он что-то невнятное ответил. Я поставил воду на тумбочку и его рукой взял, чтобы он почувствовал. Тогда он взял и начал пить. Я понял, что он не видит ничего. Ему 80 лет, он даже не знал, что лежит в больнице. Видно было, что он недавно потерял зрение — у него нет навыков жить слепым. Я ему рассказал, что он лежит в больнице, что был в реанимации, я волонтер, он в палате, в ней две кровати, кресло, шкаф. Есть стена. Дал ему суп. Посадил его на кровать, дал почувствовать пол палаты. Он изучал пространство рядом с собой. Потом вышли в коридор, обошли с ним, пощупали. Потом сели, начали одеваться. Так день за днем он как-то оживал. Потом мне рассказал о своей семье, о четырех внуках. Младшая Машенька — любимица, семь лет. Я его в душ отвел, посадил в кресло и отмыл. Ему было приятно.
В одно время в разных корпусах Леонид ухаживал за супругами. Бабушке 99 лет, а ее мужу — 96. Бабушка рассказывала Леониду про своего любимого. Моряк, однажды попал в ледяную воду. Успели спасти, но все-таки он серьезно заболел и не мог иметь детей. Они сильно друг друга любили. Без детей, но всю жизнь вместе.
— Я им свидание сделал, — говорит волонтер, — Договорился с двумя заведующими. На каталке отвез его в другой корпус. Она лежала в пятом корпусе, а он в шестом. Они в последний раз встретились. Она еще в своем уме была, а он уже был потерян. Она с ним разговаривала, трогала. Я ей на память сфотографировал их, но она уже видела, что он уходит. Потом он умер. А для бабушки мы организовали приглашение на парад Победы на красную площадь. Она все мечтала. Но в итоге все равно пойти не смогла. После больницы ей нужно было оставаться на карантине две недели.
Многим очень тяжело терпеть боль, они теряют желание жить, бороться. И волонтеры возвращают им его.
Особенно трудно смириться со своей беспомощностью спортсменам. Они сравнивают себя с тем, какими они были во время своих физических достижений, быть немощными для них невыносимо. Волонтеры очень медленно учат их сравнивать себя не с теми, кем они были в цвету, а с теми, кем они были неделю назад. Еще задолго до того, как их выписали из реанимации.
— Этого человека звали Петр и он не хотел разговаривать с женой, не хотел жить, — вспоминает Леонид. — Ему отрезали 80% желудка — рак. У него ковид, он не мог встать, весь оброс, борода как у Карла Маркса. Очень крупный. И понятно, что здоровым он уже не будет никогда. Ну, я ему рассказал такой случай, чтоб его отвлечь от него самого. Вот некий сильно больной человек, умер. А через какое-то время его с того света вытащили, чтоб он принял решение: еще прожить полгода, но вот таким нездоровым, или умереть навсегда. И для принятия решения у него всего один день. В первом случае не получится пробежать стометровку, залезть на Эверест, переплыть Днепр. Придется быть таким, какой ты есть, но зато жить. Рассказал и ушел. А ночью он стал мне названивать — я всем свой телефон оставляю. Думал, может, он памперсы хочет или еще что-то. Ну, в общем, я трубку снял только утром. И вот он в 6 утра мне сообщил, что хочет жить, и ждет меня, чтоб я пришел, и он попробует сесть.
Леонид нарисовал портрет пациента на защитном комбинезоне
Леонид пришел в защитном комбинезоне с надписью «День Петра» и портретом бывшего спортсмена, который сам нарисовал. Побрил его, помыл. И в конце концов Петр встал и начал ходить.
— Нужно уметь воспринимать жизнь как уникальный, бесценный дар, — говорит Леонид, — что это не компьютерная игра, не будет никакой третьей-четвертой-пятой попытки.
80-летняя женщина не давала спать всей палате. Кричала по ночам: «Не хочу жить, хочу умереть.
— Я посмотрел, что она ничего не пьет, не ест, у нее пересохли губы, у нее обезвоживание, она не хочет ничего, — рассказывает волонтер. — Как бы она уже не здесь, ей надо закончить эту жизнь и все муки. И я ее выслушал, говорю: «Вы же в реанимации лежали?» — «Лежала». – «А как долго?» — «Ну, примерно месяц». – «Вы же лежали в общем зале?» — «Да». — «Значит, на ваших глазах каких-то людей накрывали и увозили?» — «Да». И я говорю: «Значит, вы упустили свой шанс. У вас нет сил, у вас нет настроения, вы еще не можете руку поднять, но вы уже лежите в другом направлении. Давайте хотя бы голову помоем. Это же не требует никаких сил». И под видом помыть голову я ее помыл всю, а под видом помыть всю я ее уже посадил, а, посадив, я уже и руки смог ее поднять, и она уже была в диалоге со мной. Она больше не пряталась в этой тьме, откуда только говорила: «Не трогайте меня, для меня это одна мука, все болит, тело болит, мозг болит, сердце болит, легкие не дышат». И мало-помалу, через две недели она уже сама ходила.
Волонтеры, которые помогают пережить тяжелую болезнь, нужны в каждой больнице, считает Леонид.
Леонид Краснер
— Волонтерство это роскошь, — замечает Леня. — Как бриллианты, яхты, дворцы, вот такая же роскошь волонтерство. Из-за самооценки, в частности. Зачем люди покупают гигантские яхты, строят большие дворцы? Вы же не собираетесь жить в каждой из 200 комнат, вы же не собираетесь на яхте кататься круглые сутки. Значит, это какая-то демонстрация: я что-то из себя представляю, я что-то могу, чего не могут другие. Только вот я лучше выйду в красную зону и за 5 часов мне расскажут 30 человек, как я им нужен. И я им верю, потому что вижу своими глазами, что с ними происходит. Им становится лучше, гораздо лучше.
Волонтеры очень нужны
— У тебя желание помочь, — говорит Петр, бывший спортсмен, Леониду. — Когда люди чувствуют это, их это ободряет, они начинают идти твоим путем. То же самое произошло со мной. Я почувствовал твое желание помочь мне ходить, помочь мне двигаться, хотя когда говорят, что у тебя рак, очень тяжело перестроить мышление. Но понимаешь, у людей волевых это минутная слабость. Я себя считаю волевым человеком, и я сразу перестроился. И хочу сказать очень многим: главное — это ты, Леонид, твое желание помочь…
Костюмы, разрисованные Леонидом, поднимают настроение пациентам
Сейчас больнице очень нужны волонтеры.
— Очень нужны, — признает Александр Ванюков. — Это, конечно, самая наша большая боль. Многие, кто был у нас волонтером в прошлом году, сейчас вышли на свою работу, и, конечно, возможностей приходить к нам у них меньше. Поэтому, видимо, мы сейчас будем пытаться снова набрать волонтеров.
Леонид заходит в палату, где лежит молодой мужчина после реанимации. У него суровое и очень усталое лицо.
— Зубы почистить, пожалуйста, — просит он. Волонтер приносит ему стакан воды, тазик, кладет перед ним пасту и зубную щетку.
Мужчина с наслаждением чистит зубы. Потом облегченно вздыхает и широко улыбается.