Как же я мечтаю о внуках! Если бы вы только знали!
Уже сейчас я говорю своим девчонкам:
— Рожайте, сколько хотите! Надо будет, всех заберу и за всеми буду смотреть.
Вы приглядитесь к бабушкам, которые гуляют с внуками. Как их распирает от радости и гордости. Такими гордыми они не были, наверное, даже тогда, когда родили своего собственного первенца.
— Смотрите и восхищайтесь, — говорит каждое их движение. — У меня внук! Самый лучший в мире внук!
И пусть в коляске истошно и противно верещит что-то сопливое, несуразное, лысое, вредное, капризное и обкаканое. Самый лучший! И только попробуйте усомниться!
И как же я им завидую!
После бабушкиной еды аллергий не бывает
Мне кажется, что быть бабушкой — это чудо. Это вторая молодость. Даже нет. Это второе детство. Не третье. Материнство — это не повторение детства. Потому что, мы, матери не такие. Мы серьезные, часто уставшие, между домом и работой. Нервные и озабоченные тем, чтобы все было, как надо.
Мы переживаем, не хуже ли других наш ребенок? Правильно ли он развивается, вовремя ли сел-встал-пошел-заговорил? Достаточно ли здоровое у него питание и того ли качества памперсы? Ест ли сам в год? Ходит ли на горшок в полтора? Не ходит? А Витя вон ходит. Не ЗПР ли это? Начал ли читать в три года и заговорил ли на английском в пять? На те ли развивашки мы его водим и хватает ли ему занятий семь дней в неделю? А почему Петя из соседнего подъезда прыгает на одной ноге, а наш еще нет? Почему Вера этажом ниже — круглая отличница, а наша Ксюша опять принесла тройку? И срочно ищем ей лучшего в стране логопеда с психологом в придачу.
Посмотрите на нас, мам, на детских площадках? Чем мы занимаемся? Играем, бегаем, прыгаем с нашими детьми? Нет! Мы обсуждаем наши проблемы! У кого опять не спал ночью. У кого вновь аллергия. Кому нахамил очередной врач. И заглядываем в глаза собеседнице:
— Ну, скажи, что у тебя еще хуже.
Сеансы самоистязательной психотерапии, а не второе детство.
Бабушкам с внуками врачи не хамят. Это опасно для жизни.
У этих бабушек и внуки-то не болеют.
— Ах, у него кашель! Врач прописал три антибиотика! Бегом в аптеку, — волнуется мама.
— Та шо он понимает, твой врач, — пожмет плечами бабушка.
И намажет на ночь детину козьим пометом, который бережно хранится у нее в холодильнике «от всех болезней». И проснется ребенок вонючий, но здоровый и довольный.
А что эти бабушки делают на детских площадках?
Одна вон самозабвенно лепит с внукам куличики в песочнице. И непонятно, кому это доставляет большее удовольствие — ей или пацану.
Другая спряталась под лавку со своими сто с лишним килограммами. Даже удивительно, как она залезла-то туда? И хохочет-заливается. С внучкой в прятки играет.
Третья кричит на весь парк:
— Ой, догоню-догоню!
И радостно хромает за внуком со своею клюкой. А мальчишка смеется и сам бежит ей навстречу, чтобы прижаться к необъятному животу. И бабушка плачет…
А мама на лавке грустно рассказывает собеседницам, как надоело ей гоняться за сыном.
Если две бабушки гуляют с одним внуком — это вообще феерия. Кто-то разнимает на площадках детей, здесь впору разнимать бабушек, которые почти дерутся за возможность попинать мячик с любимым, единственным и неповторимым.
Не спал ночью? Это пусть мама переживает и ищет в интернете сто неврологических причин нарушения сна и режима. У бабушки правильный режим один — как дите хочет. А ночью она просто возьмет его на руки, будет качать и петь песни. А потом часов в шесть утра напечет блинов со сгущенкой или малиновым вареньем. Откуда только силы у нее. И проснется радостный внук под этот неповторимой сладкий запах — запах бабушкиного дома.
Аллергия? Нет, не слышали. Это с мамой у него аллергия даже на вареную брокколи. После бабушкиной еды аллергий не бывает. Самое страшное — это когда ребенок плохо кушает. Но у бабушек они и кушают хорошо. Еще бы — десять блюд на выбор.
Не слушается? Это мама ведет его к психиатрам и ищет гиперактивность. А бабушка сама не слушается маму, свою дочь. И балует ребенка еще больше. У них какие-то свои тайны и секреты. И гордится им — он самый боевой! В жизни не пропадет.
Не говорит в два года? Мама в обмороке. А бабушка: «Ой, молчание — золото! Лучше, чем глупости говорить, как Петровнин Васька. И молчит наш лучше всех — осмысленно».
У внуков самый лучший в мире громкий крик, кусаются они лучше всех и у них самые лучшие, качественные какашки!
На ковер писает — обхохочешься. А если еще и на бабушку надул — то просто молодец!
Двоечник? Так он же мальчик. Им так положено. Самый лучший в мире мальчик!
Бабушки — это полное принятие. Что бы там ни было.
А если надо, она еще и гордо соврет:
— Наш-то умник в два года до ста считает. Не то что некоторые. Просто сейчас не хочет.
И сама в это поверит. Как ребенок. Потому что чужие внуки по определению не могут быть лучше. И если чей-то сопляк уже считает, то ее и подавно. Просто пока скрывает. Он еще и скромный.
Самый лучший в мире синдром Дауна
Такая у меня свекровь, наша украинская бабушка Катя.
Как же мы с девчонками ждали этого лета, чтобы поехать к ней в тот маленький украинский городок. Но сейчас, из-за карантина не знаю, получится ли.
Для нее ее внуки самые умные, красивые, послушные и распрекрасные… Этот список можно продолжать до бесконечности.
— Представляешь, у Тарасовны такой непослушный Ванька, — рассказывала она мне как-то. — Он говорит: «Пися-попа»!
Когда через какое-то время наша двухлетняя тогда Соня заговорила, бабушка Катя гордо хвасталась:
— Наша Сонечка такая умная! Она говорит: «Пися-попа»!
И так во всем!
— Наша Маша такая умная! Я таких умных детей с синдромом Дауна даже не видела! (Не важно, что она детей с синдромом до Маши вообще не видела). Она даже умнее обычных детей!
А ребенок всего-то слез с кровати ногами вниз.
Для бабушки Кати у Маши самые прекрасные раскосые глаза и самый лучший «даунянский» язык. Такого шикарного языка мир еще не знал. Маша лучше всех детей говорит: «Хрю-хрю». А «хрю-хрю» — это вам не фунт изюму, вы же понимаете… И лучше всех показывает, где у нее носик. Это же надо — так гениально показывать!
А главное — Маша хорошо кушает. Для нашей бабушки это решающий аргумент. И вообще, у Маши самый лучший в мире синдром Дауна! Иначе и быть не может! Она же внучка бабушки Кати!
Любовь, которую умеют дарить только бабушки
Она готова заниматься моими девчонками целыми днями, а меня отправить куда подальше, чтобы я им не мешала.
Сначала, когда у нас была только одна Варя, я злилась и ревновала. Еще бы я не ревновала! Варя абсолютно точно любила бабушку больше, чем меня. И мы тогда жили вместе.
Я ее воспитывала, развивала, заставляла соблюдать режим, слушаться и вести себя хорошо. А бабушка Катя портила мне всю мою педагогику. Для нее Варя всегда вела себя хорошо. В любых своих проявлениях.
Я старалась не приучать ребенка к рукам, как было велено книгами по воспитанию советского образца. А бабушка бежала на каждый ее писк даже ночью и часами таскала ее и рассказывала какие-то сказки про царя Колбаску собственного сочинения. Или показывала дочке свои золотые зубы. И Варя хохотала. А бабушка еще громче. И большой вопрос — кому было веселее.
С года я приучала Варю есть самостоятельно. А бабушка в семь лет кормила ее с ложки, чтобы «детина не устала».
— Ешь, что дают, не капризничай, — говорила я дочке. — Тебе тут не ресторан!
И совала ей безвкусную, но очень полезную овсяную кашу.
Бабушка Катя вставала в четыре утра, молилась, потом лепила пельмени, пекла вишневый рулет, жарила котлетки, резала салат. А в семь ехала на велосипеде на базар, чтобы «купить продуктов и приготовить уже что-нибудь вкусненькое». А до этого на всю ночь брала Варю к себе, чтобы я отдохнула.
Потом на том же велосипеде они ехали вместе на дачу. Там у них был свой сказочный мир. С волшебным садом, в котором растут молодильные яблочки. С овощными грядками, где на закате оживали помидоры, огурцы, лук, картошка. И разыгрывались целые представления. С виноградной беседкой, где они сидели, пили чай с мятой и бабушка Катя рассказывала о своем детстве. Таз с водой — это было море. А лепестки цветов — волшебными рыбками… И везде была любовь. Любовь, которые умеют дарить только бабушки.
Волшебный балкон
Потом у нас родились еще дети. И все они для бабушки Кати самые лучшие. А они до драк делят ее. Так же они любили и бабушку Таню, мою маму. Но о ней я потом напишу отдельно.
Вместе с бабушкой Катей они пекут пироги, вместе шьют наряды для кукол из старых лоскутков. Шитье — это целое событие. Замерев и почти не дыша, они смотрят, как бабушка открывает свою древнюю швейную машинку. Знаете, такую тумбу с педалями. А там, внутри сокровища. Разноцветные катушки ниток, огромные магнитные ножницы…
— Чтобы иголку с Кащеевой смертью в стоге сена искать, — объясняет бабушка Катя…
Пуговицы… Многие похожи на драгоценные камни. Так приятно опустить в них руки и перебирать, перебирать. Огромные спицы с начатым детским носком. Выкройки, булавки…
А еще у бабушки Кати есть шкатулка. «Волшебный ларец» — называют ее мои девчонки. Там хранятся какие-то старые кольца, порванные жемчужные бусы, серьги с огромными камнями, которые оттягивают уши до плеч.
В каждый приезд дети перебирают их, как в первый раз. И бабушка Катя обязательно им что-нибудь подарит. Так что ларец этот наполовину уже опустел.
А как бабушка им читает… Сначала они долго разыскивают ее специальные очки — для чтения. С толстыми стеклами и смешной, тяжелой оправой. И кто-то из девчонок обязательно их на себя нацепит. А потом ложатся на старую, огромную кровать и вместе удивляются, какой коварной может быть баба Яга и какой мудрой Василиса. И бабушка Катя не может остановиться. Ей тоже интересно, что будет дальше. Как ребенку…
Еще у нее в квартире есть балкон. Это не обычный балкон, а тоже волшебный. Там стоят огромные горшки с растениями, среди которых можно посидеть. А на веревках висит белье, под которым можно спрятаться. Там же кладовка с всевозможными соленьями, вареньями, компотами, сиропами… Некоторые закатаны много лет назад, но бережно хранятся. Какие-то лечебные травяные сборы, чаи, коренья. И умопомрачительный запах.
Но главное на том балконе — огромная корзина с игрушками. В ней старые, голые и одноглазые куклы, в которые играла еще сестра моего мужа Вадима. Его собственные пластмассовые солдатики, пистолеты, машинки. Что-то такое древнее, что мне кажется, что это когда-то принадлежало самой бабушке. И игрушки поновее, уже моих девчонок.
Бабушка Катя рассказывает, где чье. А девчонки слушают и удивляются, что их папа, такой взрослый, когда-то тоже был маленьким и играл в войнушки. И кажется, что он сам, белобрысый мальчишка, сидим с ними на том балконе, под висящими на веревках простынями, среди зелени и улыбается….
Да, это волшебный балкон. Там, у той корзины останавливается время и взрослые превращаются в детей. Вот маленькая бабушка Катя. Пухлая, смешливая девчонка с какой-то своей свистулькой. Вот маленький Вадим, «грозный генерал» с армией солдатиков. А вот Варя, еще совсем кроха. С простенькой погремушкой. И девчонки с их куклами… Та удивительная точка мира и жизни, где все мы еще дети. И пусть так будет всегда.
«Как же я люблю эти шкурки…»
В том южном украинском городке я сама превращаюсь в ребенка. Все мне напоминает о моем собственном детстве, о моем Краснодаре, откуда я родом, о любимой бабушке, со смешным именем Липа. Олимпиада…
Тот же синий цикорий, те же тополя-свечки, та же шелковица…Те же южные длинноногие дети со сбитыми коленками и черными пятками, которые уже и отмыть невозможно… И южный говор, такой родной.
Каждое лето меня сажали в Москве на самолет, а дедушка Толя встречал. Как сейчас вижу: выхожу я из аэропорта в краснодарскую жару, а там стоят такси, такие желтые «волги». И запах бензина. Я до сих пор этот запах люблю. С него начиналось мое лето.
Еще помню запах подъезда нашей старой пятиэтажки. Запах сырости, кошек и консервации. Из одной двери пахнет малиновым вареньем, из другой клубничным. А откуда-то сверху — аромат соленых огурцов…
Самые счастливые воспоминания детства связаны у меня именно с Краснодаром, бабушкой и дедушкой. С зимы я начинала зачеркивать числа в календарике и считать, сколько дней осталось до июня.
Бабушка знала, что я очень люблю рогалики, которые продавались в булочной рядом с нашим домом. И они меня уже встречали, разрезанные вдоль и намазанные маслом. А еще я любила сладкие кукурузные палочки. В Москве я таких не встречала. Они были в такой большой картонной коробке, на которой нарисован человечек. И их тоже специально покупали к моему приезду.
А еще бабушка Липа варила куриную лапшу. Меня всегда удивляло. Мы, внуки, всегда хотели ухватить себе ножку или бедро. А бабушка брала себе шкурку, ела и нахваливала:
— Ох, как же я люблю эти шкурки!
А я их до сих пор терпеть не могу. Несколько лет назад я дома тоже сварила лапшу, вспомнила эти шкурки и сказала своей маме:
— Удивительно, как бабушка могла их любить, это же такая гадость!
— А она и не любила никогда! Просто хотела, чтобы вам, внукам, досталось все самое вкусное. И чтобы не думали, что она чем-то жертвует.
Вот такой была моя бабушка Липа.
Когда все еще было впереди
Как и у бабушки Кати, у нее был «заветный ларец». Только это была не шкатулка, а ящички в шкафу в прихожей. В одном лежали бусы, в другом — пуговицы, а в третьем — помады, духи и какие-то старые тени для глаз. И я часами могла все это перебирать.
До сих пор помню мои любимые бусы из прозрачных коричневых камушков. Если поднести их к лампе, они переливались разными цветами. И это было настоящее волшебство. И две большие стеклянные пуговицы помню. Одна голубая, как аквамарин. Другая — изумрудная. Сокровища…
А как сладко спалось у бабушки с дедушкой… Недалеко от их дома были трамвайные пути. И, засыпая, и просыпаясь под стук колес, я мечтала о путешествиях и дальних странах. И до сих пор, слыша этот звук, я замираю. Я там — в детстве, маленькая девчонка. Когда все еще было впереди. И несут меня эти колеса в удивительную, счастливую, долгую, полную любви и добра жизнь. А другой я и не представляла.
А утром, едва успев позавтракать, я убегала гулять. Целыми днями пропадали мы во дворах, на школьных стадионах, на базаре. Играли в «Казаки-разбойники», прыгали в резинки, рубились в вышибалы…
— Леночка, обедать, — доносился откуда-то бабушкин голос.
А мы, дети, налопались семечек и зеленой алычи и не нужен нам был никакой обед.
Ох уж эта алыча с семечками…
Обязательно каждый год у всей дворовой детворы сводило животы. И поздно уже я вспоминала рассказы бабушки о злокозненных глистах, которые кишмя кишат и норовят залезть в организм. И поэтому надо мыть руки.
А у дедушки Толи от всех этих глистов было одно лекарство — зубчик чеснока туда, где предположительно эти подлые глисты обитают. Я сидела с этим зубчиком и со слезами клялась себе и всем вокруг отныне и навеки мыть руки. А потом опять убегала гулять и обо всем забывала.
Заснула и не проснулась
Бабушка умерла много лет назад. У нее была болезнь Альцгеймера. Но какой светлой она была, такой и осталась до конца. В последние годы они с дедушкой жили в селе. Бабушка Липа уже мало что помнила, многого не понимала, не узнавала людей.
Она садилась на крыльцо и долго смотрела куда-то вдаль. В будущее? В прошлое, где она еще девчонка и все впереди? Что она видела? Я не знаю. Умерла она тихо, как и жила. Попила чай, сказала, что немного отдохнет, заснула и не проснулась…
Да... Давно все это было. Нет уже той квартиры, нет бабушки с дедушкой. Но есть память... Есть тепло, которое они мне дарили. Любовь, которая меня греет.
И далекий, ласковый голос из прошлого:
— Леночка, иди обедать…
…И я тоже мечтаю быть бабушкой. Чтобы радостно бежали ко мне внуки и утыкались в мой живот:
— Бабушка, мы тебя любим…
И мы хохочем, как дети.
И уже не надо волноваться и переживать, как маме. Можно просто любить, принимать и отдавать. И не стесняться быть смешной. Смешной и такой родной, какими могут быть только бабушки. И внуки думают, что так будет вечно.