Вопросоответы к Фалассию. Вопрос LXIV

Вопрос. Какую мысль заключает высказывание пророка Ионы, который говорит о Ниневии: В немже живут множайшии неже дванадесять тем человек, иже не познаша десницы своея, ниже шуйцы своея (Иона 4:11)? Ибо в буквальном толковании [этого места] я не нахожу никакого утешения. Ведь пророк не говорит здесь о чадах и не подразумевает младенцев, но высказывается о людях. А какой человек, если рассудок его не повреждён, не ведает десницы и шуйцы своей? — Поэтому скажи мне, о каких людях, какой деснице и какой шуйце идёт здесь речь согласно смыслу духовного толкования.

Ответ. Ничто из описываемого в Писании: будь то лица, места, времена или другие вещи, одушевлённые и неодушевлённые, чувственные и умопостигаемые, не могут мыслиться всегда одним и тем же образом так, чтобы находились в полном соответствии с самим собой повествование и умозрение¹. Поэтому тому, кто непогрешительно упражняется в божественном ведении Священного Писания, следует, [погружаясь] в разнообразие событий и повествований, воспринимать [их] различно, [рассматривая отдельно] каж­дое из рассказываемого, и надлежащим образом применять умозрение, согласуя его с местом и временем. Ибо каждое из имён, указанных в Писании, имеет много смыслов согласно значению [того или иного] еврейского слова. Это мы несомненно обнаруживаем и в приведённом выше тексте.

Ведь [имя] “Иона” соответственно различным произношениям [его] толкуется

Схолия: “[Речь идёт о том], в скольких значениях толкуется [имя] Иона”.

как отдохновение и дар Божий, как благодать Божия, [дарованная] Им, как труд Божий, как голубь, как бегство от красоты и как утруждение их². Иона оказывается и в Иоппии, и в море, и во [чреве] кита, и в Ниневии, и под тыквой. Иоппия же толкуется и как взирание на радость, и как чудная красота, и как сильная радость.

Схолия: “[Говорится о том], в скольких значениях толкуется [слово] Иоппия”.

А пророк Иона носит отпечатление и Адама, и общей природы [че­­ловеческой], и Христа, и пророческой благодати, и народа иудей­ского, которого [Бог постоянно] преображал всяким добром, но который оставался неблагодарным и всегда клеветал на Божественные милости, [явленные ему].

Схолия: “Сколь многому соответствует Иона, рассматриваемый духовным образом”.

Например, Иона носит отпечатление Адама и общей природы [человеческой], когда убегает из Иоппии в море, а поэтому, согласно [од­ному из] смыслов своего имени, он обозначается как “бегство от красоты”. Иоппия же являет отпечатлеваемый в ней рай,

Схолия: “[Говорится о том], чему соответствует Иоппия, постигаемая духовным образом”.

который подлинно есть и называется “взиранием на радость”, “сильной радостью” и “чудной красотой” вследствие [наличия] в нём богатства нетления; рай этот некогда был насаждён рукой Божией. Ибо [Писание] гласит: И насади Господь Бог рай во Едеме <…> и введе тамо человека, егоже созда (Быт 2:8); [также Он насадил] некие деревья в нём — либо созерцаемые, либо постигаемые умом; [ещё насадил Он] посредине рая некое древо жизни. Адам получил повеление вкушать от всех деревьев, [кроме древа познания], но, возможно, [ему было запрещено] касаться их³. Ведь говорится: От всякаго древа, еже в раи, снедию снеси (Быт 2:16).

Опять же “Иоппия” означает добродетель и ведение, а также мудрость, которая в них.

Схолия: “Иное постижение Иоппии, соответствующее отдельным [личностям]”.

[Она есть] добродетель, когда толкуется как “чудная красота”, а ведением является, когда постигается [в смысле] “взирания на радость”; мудростью же она бывает, когда означает “сильную радость”. Человек, совершенствующийся в этой [мудрости], обретает неизречённую радость — сильную и подлинно объемлющую в себе Божественное и по Богу устроение человека. Древо живота есть всем держащымся ея, согласно написанному, и воскланяющымся на ню, яко на Господа, тверда (Притч 3:18)⁴. Мы видим, что природа человеческая через непослушание, подобно Адаму в раю, всегда убегает (вследствие того, что мысль её усердно погружается в лукавство) из Иоппии, то есть из навыка добродетели и ведения, а также из благодати мудрости, которая в них, и добровольно влечётся в море, то есть в солёную воду греха. И подобно тому, как праотец Адам пал из рая в этот мир, так и эта природа, скатившись вниз, в неустойчивость материальных [вещей], бросается (и бывает бросаема) из одного заблуждения в другое и заботливо лелеет смешение⁵. Польза этого для тех, кто привязан к такому [смешению], состоит только в том, что они тонут [в этом мире] и поглощаются китом, погружаются в воду вплоть до души, их кружит в самой глубокой бездне, голова [их] зажимается в расщелинах гор и они спускаются в ту землю, запоры которой надёжно удерживают их как конечные глубины бездны. Эта земля — тёмная и мрачная, земля вечной тьмы, идеже несть света, ниже видети живота человеческаго (Иов 10:22)⁶, как говорит где-то великий Иов, подвизавшийся в сильных борениях за истину.

Итак, пророк обозначает Адама, или общую природу людей, таинственно отпечатлевая их в каждом [из слов своего видения. Природу он обозначает как] естество ускользающее, словно из Иоппии, из [дарованных ему] Божественных благ; оно уносится, словно в море, в страдание здешней жизни и тонет в бушующих волнах океана пристрастия к материальным [вещам] материальным аг; оно уносится, словно в море, в страдание здешней жизни и тонет в бушующих волнах океана пристратстия]; поглощается духовным китом и ненасытным чудовищем — диаволом.

Схолия: “[Речь идёт о пристрастии, подобном] бушующему шторму”.

Это естество погружается вплоть до души в окружающую [его] со всех сторон воду злых искушений, поскольку жизнь [чело­веческая обычно] захлёстывается [волнами] искушений; его кружит, увлекая до самой глубокой бездны, то есть ум [челове­ческий] заключается в темницу полного неведения, а разумение затопляется тяжестью порока; голова [его] зажимается в расщелинах гор, то есть первое учение веры о Единице как глава всего тела добродетелей является зажатой, словно в мрачных расщелинах гор, в мыслях лукавых сил, и разделяется на многие мнения и мечтания.

Схолия: “Он называет главой первое учение о Единице, как начало всякой добродетели; расщелинами гор — мысли духов лукавства, которыми был поглощён вследствие преступления [заповеди] наш ум”.

Писание называет расщелинами гор мысли, [кружащиеся] окрест заблуждения, а также духов лукавства, находящихся где-то в глубине предельной бездны неведения. И [природа человеческая] снизошла в эту землю, запоры которой вечно удерживают её, то есть она опустилась в навык [греха], лишённый всякого Божественного чувства и всякого живого движения добродетелей;

Схолия: “Он называет самой нижней землёй навык [души], который никоим образом не воспринимает Божественное ведение и в котором нет никакого движения жизни добродетельной”.

здесь нет никакого чувства благости и движения [души], устремляющейся к Богу. [Наоборот, здесь] простирается мрак неведения, [влекущий к себе] подобно бездне, и разверзается губительная пропасть порока.

Схолия: “Бездной он называет неведение, которое покрывает навык порока; этот же навык поглощён, словно земля, [напором] морских пучин зла”.

[В этой же земле] укореняются горы заблуждения, то есть духи лукавства, в расщелины которых природа человеческая сначала опустилась, а затем стала [здесь], вследствие [своего] навыка в худшем, опорой и восприемницей заблуждения и лукавства этих духов. [Кроме того, земля эта] имеет, словно вечные запоры, внутренние пристрастия к материальным [вещам], не позволяющие мысли избавиться от мрака неведения и увидеть свет истинного познания.

Схолия: “Землёй твёрдой он называет навык порока, а вечными запорами — горячие пристрастия к материальным вещам, тесно соединяющиеся с [этим] наихудшим навыком”.

Навык сей, о котором я говорил чуть раньше, великий Иов назвал “землёй тёмной и мрачной” и “землёй тьмы вечной” (см. Иов 10:21–22). Тёмной, поскольку в ней отсутствует всякое истинное ведение и созерцание, а мрачной — потому что она лишена всякой добродетели и всякого [духовного] делания. Идеже несть света, говорит, то есть ведения и истины, ниже видети живота человеческаго (Там же), то есть образа жизни, подобающего разумным [су­ществам].

Схолия: “Он говорит, что свет есть истинное ведение, а живот человеческий — житиё, подобающее разумным [существам]; их и лишён тот, кто имеет навык в пороке”.

Вероятно, во [всём] этом оказывается пророк, когда он, отпечатлевая в себе страсти человечества, жалкую участь которых оно уготовало для самого себя, усвоил то, что присуще общему [человеческому естеству]; и ему, отпечатлевающему Адама, надлежащим образом соответствует смысл [его] имени, изъясняемого как бегство от красоты. Однако когда он предотпечатлевает Бога, ради нас родившегося посредством одушевленной и одаренной умом плоти в том, что, за исключением одного только греха, принадлежит нам и соответствует нам⁷, и когда он предначертывает таинство Домостроительства и домостроительных страстей [Господних], тогда он обозначает схождение [Бога] с небес в этот мир посредством перехода из Иоппии в море.

Схолия: “Здесь море понимается в смысле этого мира; в этом мире и родился посредством плоти Господь”.

А таинство смерти, погребения и воскресения [Господа пророк] являет тем, что, будучи поглощён китом, он через три дня и три ночи был извержен им неповреждённым. Поэтому подобающим образом соотносится с этими [событиями] смысл имени [“Иона”, понимаемого] как отдохновение и исцеление Божие и благодать Божия; а утруждением Божиим он верно называется по причине добровольного страдания. Ибо пророк таинственно предначертывает посредством собственных несчастий отдохновение обременённых мучениями, исцеление их, поражённых болезнями, а также благодать отпущения грехов, [которые и есть] Христос Иисус, истинный Бог.

Схолия: “Он называет Господа отдохновением как Избавителя от трудов ради добродетели, исцелением Божиим — как Врача [страшной] раны, нанесённой смертью, а благодатью Божией — как Восприемника наших страданий”.

Ведь Господь и Бог наш стал человеком и обитал в пучине нашего житейского моря; Он сошёл с неба, словно из Иоппии, изъясняемой как взирание на радость, в это море здешнего мира согласно написанному: Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление (Евр 12:2); Он добровольно спустился в сердце земли, где поглотивший нас посредством смерти враг держал нас в заключении. [А затем], посредством [Своего] Воскресения вытащив [нас оттуда], Он, будучи поистине Отдохновением, Исцелением и Благодатью, возвёл всё побеждённое естество [человеческое] на небо.

Схолия: “Каким образом Господь и Бог наш есть Благодать? Смотри, Нил, и не колеблись, [ибо написано]: [Слово стало плотию, и обитало с нами], полное благодати и истины (Ин 1:14).

[Господь] есть Отдохновение как Расторгающий посредством [этой] преходящей жизни закон случайного рабства во плоти⁸; [Он есть] Исцеление как Излечивающий [нас] посредством [Своего] Воскресения от пагубы смерти и тления, а Благодать — как Распределяющий усыновление в Духе через веру и благодать обожения соответственно достоинству каждого. Ибо необходимо было (и подлинно необходимо!), чтобы Свет и Сила Бога и Отца оказался в той земле, в которой пребывали тьма и запоры вечные, чтобы [Господь], расторгнув [узы] тьмы неведения как духовный Свет и сокрушив запоры зла как воипостасная Сила Божия, освободил естество, заключённое лукавым в ужасную темницу, и даровал ему неугасаемый свет истинного ведения и неуничтожимую силу добродетели.

Когда [Иона] в самом себе отпечатлевает пророческую благодать, ушедшую, словно из некой Иоппии, из считавшегося дотоле славным служения Закона и, соответственно Евангелию, перешедшую к язычникам, лишив иудейский народ за его неверие благодатной радости;

Схолия: “[Речь идёт о том], каким образом Иона являет пророческую благодать”.

а также когда он отпечатлевает в себе обращающуюся, словно Ниневия, к Богу Церковь язычников, которые [сподобились этого] через многие скорби, опасности, превратности, утруждения, преследования и смерти, — тогда обнаруживается прообразовательный смысл исхода пророка из Иоппии⁹. Оставив служение соответственно закону, он обозначает благодать пророчества, оказавшуюся в море невольных несчастий, сопровождаемых борениями, утруждениями и опасностями, а также поглощаемую китом смерти, однако полностью не уничтоженную. Ибо ничто из существующего [здесь] не в силах воспрепятствовать шествию благодати, по-евангельски возвещаемой язычникам: ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни голод, ни опасность, ни меч (см. Рим 8:35). Наоборот, благодать через это укрепляется, одолевая всех восстающих [на неё]; претерпевая, она ещё более побеждает их, и впавшее в заблуждение естество [человеческое] обращает к Богу живому и истинному, как [обратил] Иона Ниневию¹⁰. И даже если кажется, что посредством злобы, проистекающей от гонений, лукавый [полностью] скрывает благодать, как кит [сокрыл] пророка, однако удержать [её] до конца ему невозможно, поскольку он не способен изменить мощь Силы, приводящей в действие благодать. Вследствие чего он делает эту благодать, после испытания её супротивниками, ещё более сияющей и заставляет её обнаруживаться в учениках настолько, насколько он сам в нападениях [своих] истощил собственную силу.

Схолия: “Потому что, как он говорит, терпение святых истощает лукавую силу, нападающую [на них]”.

[И лукавый] видит, что благодать не только неуязвима для него, но ещё и то, что естественная немощь у святых, возвещающих её среди язычников, становится мощью, уничтожающей его силу и полностью истребляющей [его самого], превозносящегося превыше всех высот против ведения Божиего; [также он видит, что] в том, кто телесно, как кажется, поражается злобой, [благодать] духовно делается более сильной.

Узнав об этом в новизне Духа, а не в ветхости буквы, а также из страданий в [подобном] испытании, Павел, великая труба истины¹¹, ставший служителем пророческой благодати во Христе для язычников, говорит: Сокровище сие мы носим в глиняных сосудах (2 Кор 4:7). Сокровищем он называет слово благодати, а глиняным сосудом — тело это, подверженное страданиям¹². Либо [он подразумевает] то, что считается необразованностью в [искусстве] произнесения речей, — [ту необразованность], которая побеждает всю мудрость мира [сего]¹³; или — вмещающую [в себя], насколько то доступно, совсем непостижимую для мира Премудрость Божию и наполняющую светом Её истинного познания всю вселенную. Чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам. Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей, так что смерть действует в нас, а жизнь в вас (2 Кор 4:7–12)¹⁴. Ибо глашатаи Слова благодати, невинно и по доброй воле подвергающиеся смерти в страданиях, производят, соответственно познанию истины, в язычниках жизнь в Духе,

Схолия: “Потому что святые, страдая телесно и добровольно подвергаясь смерти по плоти ради истины, производят в язычниках жизнь в Духе по вере”.

как таинственно предызобразил эту благодать страдающий Иона, который выдержал [и преодолел] столь многочисленные опасности, чтобы обратить ниневитян от заблуждения к Богу. Поэтому он, соответственно внутреннему смыслу [своего] имени, правильно толкуется как дар Божий и труд Божий. Ведь [он есть] дар и даяние Божие как человеколюбец, благорасположенный [ко всем людям], а достохвальный Божий труд — как [достохвальна] благодать пророчества, [обращённая] к язычникам. [Эта благодать есть] дар, как дарующая свет истинного ведения и сообщающая нетление жизни тем, кто воспринимает её, а Божий труд — как убеждающая своих служителей прославляться трудами ради истины и научающая их и [в периоды] страданий [за веру], и [в периоды] послаблений ещё более распространяться [своей проповедью] на тех, которые ещё весьма пекутся о жизни по плоти. [Вследствие чего] естественная немощь плоти в отношении страданий становится для этих служителей основой преизобилующей духовной силы.

Схолия: “Потому что естественная немощь святых есть основа (ØpÒqesij; в самом тексте преподобного Максима — ØpÒsta­sin) преизобилующей Божественной силы [в них] — и Господь показал, что преисполненный гордыни диавол слабее этой силы”.

Ибо Слово благодати, придя через многие искушения к естеству человеческому, то есть к Церкви языков (подобно тому как Иона через многие скорби пришёл в Ниневию — град великий), убедило царствующий закон естества встать с престола [своего], то есть [восстать] из прежнего навыка во зле, [присущего] чувству, снять облачение своё, то есть разогнать чад мирской славы, ставший привычным, облачиться во вретище, то есть в сокрушение, в тяжесть и суровость злострадания, которые подобающим образом возводят к жизни по Богу, и сесть на пепел.

Схолия: “Он говорит, что царь [Ниневии] есть естественный закон, престол [его] страстный навык чувства, [царское] облачение — одеяние пустой славы, вретище — сокрушение в покаянии, а пепел — смиренномудрие”.

Пепел есть нищета духа¹⁵, в которой находится всякий научаемый жизни благочестивой и имеющий [всегда при себе] бич совести, [больно] хлещущий его при грехах. И Слово благодати, возвещая [истину], убеждает верить в Бога не только царя, но и мужей, которые, разумеется, составляют [все вместе] естество человеческое, удостоверяя [их в том, что следует] исповедовать Единого Бога, Творца и Создателя всяческих, и приготовляя [их к тому, что они должны] объявить о своём полном отречении от прежних лукавых нравов. [Оно убеждает их всех], от мала до велика, облачиться во вретище и усердно стремиться к злостраданию, умерщвляющему страсти¹⁶: под “малыми” и “великими”, как я полагаю, в Писании, согласно духовному смыслу, уличённые одни — в меньшем, а другие — в большем пороке.

И вероваша мужие ниневийстии Богови, и заповедаша пост, и облекошася во вретища от велика их даже до мала их. И дойде слово к царю ниневийскому, и воста с престола своего и сверже ризы своя с себе, и облечеся во вретище, и седе на пепеле. И проповедася и речено бысть в Ниневии от царя и вельмож его глаголющих: человецы и скоти, и волове и овцы да не вкусят нечесоже, ни да пасутся, ниже воды да пиют (Иона 3:5–7). Царь (то есть царь естества) есть закон естества, начальники этого [естества] суть разумное, яростное и желательное [начала души]; мужи, населяющие этот город, то есть естество, суть при первом рассмотрении те, которые ошибаются в [своём] разуме и обладают ошибочным ведением относительно Бога и [вещей] Божественных. Скоты суть те, которые согрешают в своём желательном начале и несут на себе тяжкое бремя телесных страстей; волы — те, которые всё движение своего яростного начала устремляют долу, то есть к стяжанию земных [вещей], ибо говорят, что выпиваемая кровь вола тотчас же причиняет смерть пьющему её; очевидно, что кровь является символом яростного начала. Овцы (разумеются, достойные порицания овцы) суть те, которые неразумно и соответственно одному только чувству питаются, словно травой, созерцанием зримых [вещей, ведущим] к страсти.

Схолия: “Он называет людьми тех, которые заблуждаются в своём разуме, скотами — претыкающихся в своём желательном начале, волами — претыкающихся в своём яростном начале, а овцами — ошибающихся относительно созерцания зримых [вещей]”.

Всё это, как мы предполагаем, употребляется в названном месте Писания в зазорном смысле и это до тех пор, пока Слово, восприняв их, не преобразует в лучшее. Да не вкусят нечесоже, ни да пасутся, ниже воды да пиют (Иона 3:7) — [здесь подразумевается, что] в каждой из названных [особей] расторгаются причины, ведущие к образованию страстей. После их уничтожения [Слово], являя изменение к лучшему тех, которые прежде находились во власти злых нравов, добавляет: И облекошася во вретища человецы и скоти и возопиша прилежно к Богу, и возвратися кийждо от пути своего лукаваго и от неправды сущия в руках их (Иона 3:8). Как я уже сказал, под человеками мы понимаем тех, которые одержимы душевными страстями и которые [впадают] в ошибочное суждение [собственного] разума, а под скотами — тех, которые, будучи одержимы телесными страстями, пригвождены к наслаждению, злоупотребляя [своими] яростным и желательным [силами души]¹⁷. Все [они], облачившись, словно во вретище, в умерщвление [своих] земных членов, то есть [в умерщвление] перстного закона и помышления, прилежно возносят глас [свой к Богу], то есть громким голосом и смело возвещают об освобождении от наказания за прошлые грехи, отвратившись, словно от некоего пути, от обычного [для них] поприща неправды и от осуществления неправедных деяний.

Таким образом, мыслимая в духовном плане Ниневия всегда являет проповедующего в ней, то есть в общей природе или Церкви языков, Иону — это и есть слово пророческой благодати, каждый день обращающее к Богу заблудших. Если же мы рассмотрим Ниневию по отношению к каждому [человеку], то [можем] сказать, что [под ней понимается] душа каждого [человека] — град великий;

Схолия: “[Речь идёт] о том, что Ниневия означает душу каждого [человека]”.

к ней, поступающей противозаконно, посылается Слово Божие, провозглашающее покаяние для [обретения истинной] жизни. Под царём этого [града] мы подразумеваем ум; под начальниками — прирождённые [душе] силы; под человеками — страстные помыслы; под скотами — похотливые волнения, связанные с телом; под волами — движения яростного начала [души], алчущего материальных [вещей]; под овцами — побуждения чувства, [стремящегося] воспринимать чувственные [вещи] помимо мысли. И царь-ум, встав, словно с некоего трона, с навыка прежнего неведения, свергает с себя, словно ризу, ложное мнение относительно сущих, облекается, словно во вретище, в раскаяние о [своих прошлых] дурных помышлениях и садится, словно в пепел, в навык нищеты по духу¹⁸. Он повелевает человекам, скотам, волам и овцам поститься, то есть не есть пищу порока и не пить воду неведения, или же воздерживаться от злых деяний и [порочного] созерцания, которое вводит в заблуждение чувство; [ещё он повелевает] облечься во вретище, то есть в навык, умерщвляющий противоестественные страсти и созидающий добродетели и ведение; [также он повелевает] возопить прилежно к Богу и усердно исповедовать Ему, могущему даровать прощение в совершённых прежде [прегрешениях], прошлые [свои дурные деяния], умилостивить Его [своим] смирением, просить Его подать способность к осуществлению луч­ших [свершений] и силу, сохраняющую [наше доброе] произволение неизменным, — Его, Который охотно дарит эти [блага] просящим. [И всё это необходимо для того, чтобы] воспрепятствовать мысли [шест­вовать] как бы лукавым путём, [проторённым] прежними заблуждениями, а также не позволить ей [осу­щест­влять] деятельными силами души изощрённый навык порока.

В этом великом граде, то есть в общей природе человеческой, или в Церкви, состоящей из язычников, или в душе каждого человека, — [в этом граде], спасаемом словом добродетели и ведения или же верой и благой совестью, находилось множество или двенадцать мириад человек, не ведающих ни десницы, ни шуйцы своей¹⁹. Как я предполагаю, под двенадцатью мириадами, согласно духовному толкованию Писания, здесь подразумеваются смыслы времени и природы — те смыслы, без которых невозможно достижение ведения относительно зримого естества.

Схолия: “Без [этих смыслов] не существует времени и пространства; [и вообще], ничего из тварного (tîn genhtîn) не бывает помимо них”.

Число двенадцать составляется из пяти и семи; природа же пятерична вследствие чувства, а время седьмерично; вследствие чего природа и время [вместе] отчётливо являют число двенадцать²⁰. [В Писании же] со значением сказано о более чем двенадцати мириадах человек, дабы познали мы и это описующее число, и то, что беспредельно превосходит [его своим] множеством, которым производится количество сверх числа двенадцать.

Однако очевидно, что всехвальная Церковь Божия, обладающая смыслами добродетели и ведения, которые превосходят смыслы времени и естества и достигают величия вечных и умопостигаемых [вещей], имеет в себе больше чем двенадцать мириад человек, не ведающих ни десницы своей, ни шуйцы своей.

Схолия: “Церковь, обладающая смыслами добродетели и ведения, которые превосходят время и естество, а также душа каждого [человека, постигающего эти смыслы], содержит в се­бе больше чем двенадцать мириад. Ибо смысл добродетели не знает плотского греха, как относящегося к шуйце, а смысл ведения не знает душевного порока, как относящегося к деснице”.

Ибо тот, кто через добродетель, сообразную [духовному] закону, предаёт забвению плотские страсти, как относящиеся к шуйце, а посредством непретыкающегося ведения, сообразного [духовному] преуспеянию, не впадает в болезнь кичливой гордыни, стал мужем, не ведающим ни десницы своей, то есть стал мужем, освободившимся от славолюбия, ни шуйцы своей, то есть стал мужем, избегшим смятения плотских страстей.

Итак, как кажется, Слово [Божие] называет десницей тщеславное превозношение [собственными духовными] свершениями, а шуйцей — распущенность постыдных страстей. А всякая душа, просвещённая созерцанием умопостигаемых [вещей], обрела мужей, о которых речь шла выше, то есть тех, которые не ведают ни десницы своей, ни шуйцы. Ведь всякая душа, отвлекающая [свою] мыслящую силу от созерцания того, что относится к [тварной] природе и времени, обладает, словно мужами, естественными смыс­лами, выходящими за пределы числа двенадцать: она перестаёт утруждать себя теми смыслами, которые подчиняются природе и времени, а обращается уже к тем смыслам, которые касаются познания Божественных таин, вследствие чего они не ведают ни десницы своей, ни шуйцы. Ибо ведению добродетелей, которое соразмерно Слову [Божи­ему], или действенному познанию Причины добродетелей,

Схолия: “Бог есть Причина добродетелей: с Ним и соотносится действенное ведение, или соответствующее [добродетельному] навыку, истинное и духовное изменение того, кто познает Бога”.

присуще производить и совершенное неведение (подобное деснице и шуйце) излишества и недостатка, расположенных по обе стороны среднего пути добродетели.

Если в разуме нет ничего по природе противоразумного, то ясно, что тот, кто будет возводиться к разуму добродетелей, никоим образом не сможет познать состояние противоразумных [вещей]. Ведь невозможно сразу же и одновременно охватывать взором противоположные [вещи] и мысленно постигать их как являющиеся одна вместе с другими.

Схолия: “Он говорит, что разуму, соответствующему естеству, присуще возводить того, кто радеет о [духовном] делании, к уму; ум же, посредством созерцания, приводит к мудрости того, кто стремится к ведению. Наоборот, противоразумная страсть убеждает того, кто не радеет о заповедях, спуститься к чувству, чтобы в конечном итоге пригвоздить ум к наслаждениям”.

Если в вере нет никакого слова неверия, а также если свет по естеству не является причиной тьмы, а диаволу не присуще являться вместе со Христом, то очевидно, что с разумом не может сосуществовать ничего противоразумного.

Схолия: “Неверием он называет отрицание заповедей, ве­рой —[внутреннее] согласие (или: соизволение — А. С.) на них, тьмой — неведение добра, а светом — познание этого добра. Христом он назвал сущность и основу этих [заповедей], а диаволом — наихудший навык, порождающий все пороки”.

Если же совершенно невозможно для противоразумного сосуществовать наряду с разумом, то, как я уже сказал, возведённый к разуму добродетелей не может познавать состояние противоразумных [вещей]: он ведает одну только добродетель, причём ведает её такой, какая она есть, а не какой считается.

Схолия: “Он называет добродетелью бесстрастный и незыблемый навык в добре; поскольку же эта добродетель носит отпечатление (caraktÁra) Божие, а для Бога нет ничего противоположного [Ему], то поэтому и нет ничего существующего наряду с добродетелью”.

А поэтому он не знает ни десницы, [бывающей] вследствие изобилия, ни шуйцы, [бывающей] вследствие недостатка, ибо видит неразумие этих крайностей. Если разум есть предел и мера сущих, то равным образом движущееся вопреки пределу и мере или же сверх предела и меры ведёт к неразумию, а поэтому [оно достигает] противоразумного.

Схолия: “Если разум (слово — Ð lÒgoj) определяет, как то обычно бывает, бытие (t¾n gšnesin) каждого из сущих, то ни одно из этих сущих по природе не выходит за свои пределы или не бывает ниже их. Стало быть, предел сущих есть познание, соответствующее устремлению к Причине [всего], а мера же есть действительное подражание [этой] Причине, насколько это доступно сущим”.

И для тех [сущих], которые движутся либо в одну, либо в другую сторону — для них это в равной степени влечёт отпадение от подлинно сущего. Ибо, [с одной стороны, отклонение одесную] побуждает людей двигаться по пути неясному и неопределённому, целью и заранее намеченным концом которого не является, вследствие неумеренности [их] ума, Бог, а поэтому они начинают блуждать, всё более и более уклоняясь направо;

Схолия: “Он говорит, что устремление движущихся к тому, что превышает предел и меру, делает путь бессмысленным, поскольку они не достигают Бога, в Котором упокоевается движение всех устремляющихся [к Нему], обретая здесь как свою конечную цель вкушение Бога”.

[с другой стороны, отклонение ошуюю] побуждает людей идти вопреки цели, двигаясь к одному только чувству, и вследствие немощи [своего] ума считать заранее намеченным концом [пути] то, что ограничивается чувством. Тот, кто сочетается с одним только разумом добродетели, не ведает ни десницы, ни шуйцы, и [ничего] не претерпевает [от них],

Схолия: “То, что превышает предел и меру, то, разумеется, и идёт вопреки им”.

ограничивая этим разумом все движения своей умной силы, а поэтому он не может мыслить ни того, что превышает разум, ни того, что идёт вопреки ему”.

Схолия: “Разумеется, вопреки разуму”.

Если же кто-нибудь, преисполнившись рвения, желает постигнуть умом более возвышенный смысл [указанных слов], то под десницей ему следует понимать смыслы нетелесных [вещей], а под шуйцей — смыслы [вещей] телесных. Однако ум, неудержимо стремящийся к Причине сущих, совершенно не будет ведать эти сущие, поскольку он не узрит никакого [тварного] смысла в Боге, Который, если соотносить Его с любой [тварной] причиной, превышает всякий смысл.

Схолия: “Потому что ум, устремляющийся в экстазе (в ис-ступании из себя) горé, к Богу, оставляет [позади себя] как смыслы нетелесных [вещей], так и смыслы тел. Ибо нельзя вместе с Богом созерцать нечто, что после Бога”.

[Такой ум], сосредоточившись на Боге и [отрешившись] от всех сущих, не знает никакого смысла тех [вещей], от которых он удалился: неизъяснимым образом он зрит одно только Слово, оказавшись по благодати рядом с Ним²¹.

Этих и подобных им людей Бог, ведая о них, щадит, а через них щадит и весь мир; Он щадит их как мужей поистине не познавших ни достойной укоризны десницы своей, ни такой же шуйцы. Ведь [следует знать, что] почти всё в Писании воспринимается либо в достохвальном смысле, либо в достойном укоризны смысле²². [Бог щадит таких людей], даже если безрассудный, неблагодарный и человеконенавистнический народ иудейский — злобный враг всякого человеколюбия, у которого спасение людей вызывает [одну только] досаду, возмущается, отвергает жизнь [божественную] и скорбит о спасении язычников во Христе²³. Этот народ, вследствие своего неведения, считает тыкву лучшей, чем спасение язычников, и видя, что она засохла, поскольку червь [подточил её], огорчается (см. Иона 4:6–9).

Схолия: “Каким образом Иона может пониматься в прообразовательном смысле как народ иудейский?”.

Я уже раньше говорил, что великий Иона прообразовательно предызображает в самом себе безумие, но [предызображает не так], словно он сам претерпел что-либо из свойственного иудеям (ни в коем случае!), а предызображает так, что заранее изобличает иудейское нечестие, вследствие которого они отпали, словно от Иоппии, от прежней славы. Поэтому Святой Дух таинственно нарёк его этим именем [“Ионы”], которое может быть истолковано различным образом в зависимости от душевного расположения всех тех, кого он предызображает. Стало быть, когда он в самом себе прообразовательно изобличает безрассудство иудеев —

Схолия: “[Речь идёт о том], каким образом Иона, толкуемый в прообразовательном смысле, заранее изобличает народ иудейский”.

то безрассудство, которое скорбит о спасении язычников, приводится в замешательство парадоксом [их] призвания, кощунственно отвергает Божественную волю и вопреки ей предпочитает смерть жизни (на что указывает засушенная тыква), — тогда [имя Ионы] толкуется как “их утруждение”. Как бы пригвождая это безрассудство к позорному столбу, Слово [Божие] изрекает: И виде Бог дела их — подразумеваются, естественно, ниневитяне — яко обратишася от путей своих лукавых, и раскаяся [Бог о зле, еже глаголаше] сотворити им, и не сотвори (Иона 3:10). И опечалися Иона <…> и рече <…> ныне, Владыко Господи, приими душу мою от мене, яко уне ми умрети, нежели жити (Иона 4:1–3). И далее: И повеле Господь Бог червию раннему во утрие, и подъяде тыкву, и изсше. И бысть вкупе внегда возсияти солнцу, и повеле Бог ветру знойну жегущу, и порази солнце на главу Ионину, и малодушствоваше, и отрицашеся души своея, и рече: уне ми умрети, нежели жити (Иона 4:7–8).

Ниневия есть Церковь язычников, воспринявшая Слово благодати, отвратившаяся от прежней лжи идолослужения и вследствие этого удостоившаяся славы небесной. Куща, которую сотворил себе Иона, выйдя из города, изображает дольний Иерусалим и рукотворный храм в нём. Тыква предызображает преходящую тень телесного служения закону, состоящего в [постижении одной только] буквы [его] и совсем не имеющего ничего прочного, а также не могущего просветить ум. Червь есть Господь и Бог наш Иисус Христос, Который о Самом Себе говорит через пророка Давида: Аз же есмь червь, а не человек (Пс 21:7). Он действительно стал червем и называется им, поскольку воспринял плоть без семени [мужского]²⁴. Ибо как червь не имеет соития и [плотское] смешение не предшествует его рождению, так и подобное же смешение не предшествовало рождению по плоти Господа. Кроме того, Господь насадил, словно наживку, Свою плоть на крючок Божества для обмана диавола, чтобы этот ненасытный духовный дракон, поглотив своей пастью плоть, был бы пойман на крючок Божества и чтобы он полностью изрыгнул (благодаря [воспринятой] от нас святой плоти Слова), уже поглощённую им природу человека²⁵. Ибо как прежде [диавол] проглотил человека, насадив в качестве приманки [для него] надежду на [обретение] божества, так и потом, будучи сам обманут восприятием человечества, изрыгнул обманувшегося ожиданием божества, поскольку сам был обманут ожиданием человечества. И превосходящая [всё] Сила Божества явлена была через немощь слабейшего естества, победив [посредством этой немощи] силу победившего [лукавого]. Стало очевидно, что победил Бог, воспользовавшийся покровом плоти, а не диавол, обещавший человеку божество.

Схолия: “Потому что Господь, облачившись в немощь плоти, победил силу тирана; диавол же, обещавший Адаму достоинство божества, [не стал победителем]”.

Он есть тот червь, который поразил тыкву и иссушил её, то есть упразднил законническое служение, как тень, и иссушил превозношение иудеев, гордящихся этим служением.

И бысть вкупе внегда возсияти солнцу (Иона 4:8). Вкупе²⁶ потому, что после того, как прошли прообразовательные загадки закона и прошло определённое время телесного служения по закону, взошла благодать нового таинства, произведя новый день, [то есть день] высшего ведения и Божественной добродетели, — [той благодати, которая] обоживает держащихся её. Ведь после того, как червь сей поразил тыкву и солнце [стало палить голову Ионы]²⁷… Ибо Сам [Господь] есть червь и Солнце правды (Мал 4:2).

Схолия: “Господь есть червь вследствие [Своего] бессемянного [рождения по] плоти; а [Он есть] Солнце вследствие заката во гроб — поэтому Слово, будучи по природе и сущности Светом и Богом, оказалось, как Человек, под землей”.

С одной стороны, [Он есть червь], поскольку бессеменно родился по плоти и [Его] зачатие невозможно постигнуть мыслью [человеческой]; с другой стороны, [Он есть Солнце], поскольку оказался ради меня под землей по таинству смерти и гроба: будучи по природе Своей вечным Светом, Он взошёл из мёртвых через [Своё] Воскресение. И повеле Бог ветру знойну жегущу, и порази солнце на главу Ионину (Иона 4:8). Ибо с восходом Солнца правды, то есть после Воскресения и Вознесения Господа, Он, сжигающий и испепеляющий зноем искушения [человечес­кие грехи], обратился на не покаявшихся иудеев и стал поражать [лучами Своего] праведного суда головы их, обратив, по написанному, болезнь их на главы их (ср. Пс 7:17), — как они и сами предвосхитили, возопив: Кровь Его на нас и на детях наших (Мф 27:25)²⁸. Ибо ясно, что после Воскресения и Вознесения Спасителя испепеляющий ветер чрезвычайной силы, или кара через язычников, постигла их. И поразив [лучами] славу и мощь всего народа, словно главу, моё Солнце [правды] препобедило [их], поскольку [иудеи] закрыли мысленные очи свои для Него и не познали Света истины.

Или иначе: ветер знойный, опаляющий неверующих в Слово благодати иудеев,

Схолия: “О том, что ветер знойный означает не только искушения, но и оставление Божие, отнимающее у иудеев Божественные дары”.

есть богооставленность²⁹, не позволяющая [пролиться] дождю ведения, [уничтожающая] росу пророчества и иссушающая в сердце естественный источник благочестивых мыслей. Эта богооставленность праведно постигла иудеев как обагривших свои руки невинной кровью, предавших истину ради лжи и отринувших Бога Слова, непреложно пришедшего в виде человека³⁰ для спасения рода человеческого. А потому они были преданы самозаконию осуждения³¹, в котором никоим образом невозможно обнаружить [признаков] внутреннего расположения [души, хоть как-то] схожего с благочестием и страхом Божиим, но [в котором проявляется] одна лишь жёсткая и сухая воля³². Её характеризует спесь — проклятая страсть, возникшая из сочетания двух пороков: гордыни и тщеславия³³. Причем гордыня отрицает Причину добродетели и естества, а тщеславие прелюбодеянием развращает саму добродетель и естество.

Схолия: “Он говорит, что гордыне свойственно отрицать Бога — Родителя (genšthn) добродетели и естества, а тщеславию свойственно разделять естество, низводя его до низшего состояния. А поскольку спесь есть порождение обеих [страстей], то она обладает сложным свойством порока: содержит в себе и добровольное отрицание Бога, и неведение относительно соответствующего естеству равночестия”.

Ведь ни один гордец не делает [ничего] по Богу и ни один тщеславный [человек] не поступает в соответствии с естеством. Из смешения [этих пороков, как говорилось] и возникает спесь. По отношению к Богу ей свойственно презрение, из которого проистекает богохульное отвержение Промысла [Божиего], а по отношению к естеству ей свойственно отчуждение, которое ведёт к тому, что естественное, через злоупотребление [им]³⁴, превращается в противоестественное, губя благолепие естества. И чтобы кратко сказать: мысль иудейского народа, вследствие [его] неверия во Христа, была, по попущению [Божию], скована разрушительным бесом [гордыни]³⁵ и [иудеи] равным образом возненавидели как Бога, так и людей. [Они возненавидели] Бога, поскольку считали Его ниже плотского наслаждения, вследствие чего отвергли [всякое] служение в Духе; людей же [возненавидели], поскольку считали, что [прочие народы] не ведут свой род от Иакова, а потому являются чуждыми для Творца. [Ещё они полагали, что] пролитие крови христианской есть радение о благоугождении Божества. Суетный [сей народ], вследствие несмысленности [своей], не ведал, как кажется, что не столько тело и [телесное] происхождение ведут к близости с Богом, сколько душа, заботящаяся о том, чтобы все прочие люди обладали тем же самым характерным свойством веры и внутренним тождеством со всеми относительно добра, [достигаемым усилием] воли.

Схолия: “Близость [к Богу существует] в душе через Дух, а связь произволения [с Богом] расторгается плотью. [Ещё следует знать, что] душа накрепко пригвождается к Богу узами любви”.

Согласно этому [тождеству] полностью угасает закон плоти; наоборот, одно лишь Слово Божие со всей очевидностью обнаруживается через Дух, приводя к единообразию всех верующих в [их] умном начале для единого познания Божия и для единой [для всех] любви и согласия друг с другом. И хотя [верующие] телесно и пространственно находятся далеко друг от друга, но, пребывая в этой [любви], они духовно не отделяются один от другого.

Итак, ветер знойный есть спесь — страсть одновременно и богоненавистническая, и человеконенавистническая. Ведь эта страсть иссушает сердца неверующих и, наподобие зноя, жаром своим уничтожает [в душе] благочестивые помыслы о Божестве и приводит к увяданию правильные смыслы естества. Говорят, что такой знойный ветер возникает из смешения восточного и южного ветров, а поэтому он иссушает влагу, рассеянную по земле. Этот ветер называется Эвроклидон, или Тифони­чес­кий³⁶: первое название происходит из того [обстоятельства], что он повсюду — как на земле, так и на море — вызывает смятение, а второе название — потому что этот ветер производит пыльный мрак. То же делает и спесь, ибо она наводит великое смятение на душу, а мысль преисполняет мраком неведения. Бог пробуждает этот знойный ветер после бесчинств [иудеев] на Христа, то есть Он [не препятствует тому], чтобы душевное расположение, подобающее такому бесчинству, нашло на иудеев и чтобы для всех стал очевиден выбор их, касающийся Бога и людей. Вследствие чего они, теснимые мраком неведения, добровольно ушли в удел, противоположный Богу. И им не оставалось ничего другого как мучиться и терзаться, видя спасение по вере и славу, которые выпали на долю язычников, а также [скорбеть об] уничтожении законнических [установлений] по плоти, говоря: И ныне, Владыко Господи, приими душу мою от мене, яко уне ми умрети, нежели жити (Иона 4:3). [Их скорбь объясняется тем, что] была иссушена тыква, то есть упразднено служение закона, бывшее в тенях; служение это происходило под покровом ночи, пришедшей и ушедшей, и оно ограничивалось одними загадками и образами символов, не содержа в себе никакого умного света, могущего просветить свет души.

Схолия: “Он называет ночью законнические символы, под сенью которых осуществлялся закон; в этих символах, не постигаемых духовным образом, нельзя обнаружить света (fwtismÕn ‘просвещения’) для души”.

Мы же духовно через веру и сопутствующую ей правду радостно приветствуем духовную Ниневию — я имею в виду Церковь языков, которая подлинно является, как и написано, градом великим Богу (см. Иона 3:3); [сей град] был спасён [своим усердным] покаянием в течение трёх дней, определённых ему для обращения. И мы должны из всех сил стараться, чтобы через покаяние и изменение к лучшему стать гражданами этого “града великого Богу”. Ибо Писание нарочито называет этот град Божий великим, говоря: Ниневия же бяша град велик Богу (Иона 3:3). Где иудей, пекущийся об истине дольнего Иерусалима, найдёт такое изречение, относящееся к этому [дольнему Иерусалиму]? Много раз прочитав всё Священное Писание, я нигде не встретил высказывания: “И Иерусалим град великий Богу”³⁷. Кто, дерзко уповая на силу [своего] разума и на богатство [своих] умозрений, сможет объять и измерить величие того града, который есть и называется градом великим Богу? — Для меня это совершенно недоступно, но я полагаю, что это недоступно также и для всякого разумного [человека], который хотя бы немного чувствует Божественное Величие; кроме того, не следует оставаться в неведении относительно того, что Божественные суды сходны с Богом³⁸. Как мог быть градом великим Богу первый город ассирийцев, где торжествовало смешение обольщения и где царствовало идольское безумие? И только одно можно предположить: Бог узрел [этот град] в величии веры Церкви из язычников — веры, неописуемой и [неизрекаемой] никаким словом; видя будущее, как уже явленное, Он вселился в то, что дотоле было чуждым [Ему].

Схолия: “Он говорит, что вследствие великого и никаким словом не определяемого таинства Божиего Домостроительства Церковь из язычников была названа градом великим Богу”.

И то, что прежде вследствие безбожия было самым дурным, стало, благодаря Слову [Божиему], божественным и самым почтенным; [оно также стало] тем, чьё будущее не может быть определено никаким словом [человеческим]. Об этом ясно было изречено пророком: Ниневия же бяша град велик Богу (Иона 3:3). К ней было послано слово пророческой благодати, которое возвестило блаженное разрушение [её]: Еще три дни, и Ниневия превратится (Иона 3:4). Дойдя до этого места [Писания, гласящего о] назначенных [трёх] днях, я думаю не входить в рассуждения о том, что может быть сказано [более ясно людьми], способными рассуждать о возвышенном смысле [этого места. Себе же оставляю] только рассмотрение точного смысла написанного, [предполагая] обратить внимание на то, что не выходит (насколько это возможно) за пределы истины.

Итак, внимая ясно провозглашённым словам пророка: Еще три дни, и Ниневия превратится, я понимаю их так, что [здесь речь идёт] о не подлежащем обжалованию приговоре Ниневии, или, если точнее сказать, о будущем [Божественном] посещении этого града. Ибо я думаю, что после трёх дней, которые пророк прообразовательно провёл во чреве кита, предызображая в себе трёхдневное пребывание во гробе и Воскресение Господа, Писание предполагает ещё три других дня, в которые должны быть явлены свет Истины и подлинное осуществление таинств, а также должно произойти полное разрушение города.

Схолия: “Он говорит, что истина по [своей] сущности предшествует прообразам (tîn tÚpwn), но по [своей] изречённости прообразы во времени предшествуют истине. Стало быть, Иона, пробыв три дня и три ночи во чреве кита, прообразовательно предначертал в самом себе Истину. [Писание] гласит: Еще три дни, подразумевая трёхдневное пребывание во гробе и Воскресение Господа, после которого должны быть низвергнуты заблуждение и неведение язычников”.

Эти три дня уже не предначертывают будущую истину гроба и Воскресения Спасителя, но ясно являют эту истину как осуществившуюся на деле; предначертанием и упреждением её было трёхдневное пребывание Ионы во чреве кита. Ибо если всякий прообраз [происходит] от ожидаемой истины³⁹, а также если Иона прообразовательно провёл три дня во чреве кита, то ясно, что прообраз должен был действительно явить следующее [за ним и являющееся] совершенно новым образом таинство, а именно — истину того, что Господь провёл три дня и три ночи в сердце земли. Об этом изрёк и Сам Господь: Как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи (Мф 12:40). Слова: “ещё три дни” означают по своему сокровенному смыслу, что прошли три дня, иначе бы не стояло выражение “ещё”, то есть должно будет пройти трём дням — и Ниневия разрушится. Стало быть, не прообраз разрушил Ниневию по Божиему глаголу, но истина, о которой и сказано: еще три дни. [Этот Божий глагол] словно изрёк: пройдут в соответствии с воспринятым мною прообразом ещё три дня таинственнейшего погребения [Господа и Его] Воскресения — и Ниневия будет разрушена.

Впрочем, может быть кто-нибудь, приведённый в недоумение [подобными рассуждениями], скажет: разве достоин доверия Бог, осудивший на разрушение [Ниневию] и не исполнивший Своего приговора? На это мы ответим, что на самом деле [Бог] как разрушает, так и спасает её. Он разрушает [этот град] тем, что уничтожает ложь, а спасает тем, что направляет [жителей его] к обретению истинного познания. Или, [чтобы сказать] лучше, Он уничтожает ложь с помощью веры, вновь обретшей жизнь, а спасение осуществляет посредством умерщвления лжи. Ведь [слово] “Ниневия” толкуется и как “грязная чернота”, и как “нежнейшая красота”. А поэтому в созвучии с толкованием [этого слова, можно сказать, что] Господь после трёх дней [Своего пребывания во] гробе и Воскресения ниспроверг ту грязную черноту лжи, которая присоединилась к [человечес­кому] естеству вследствие преступления [заповеди], и восстановил нежнейшую красоту [этого] естества посредством послушания веры. Кроме того, Он после Воскресения явил в этом естестве кротчайшую красоту нетления, которая никоим образом не причастна грубости вещества. [Наконец, Господь] гармонично сочетал [такую кротчайшую красоту нетления] и с общим [человеческим] естеством, и со святой Церковью, и с душой каждого [человека], отложившей через веру и благую совесть ветхого Адама и образ перстного, а также облачившейся в образ небесного (1 Кор 15:49)⁴⁰.

Итак, ясно показано, что пророк [Иона] может многообразно рассматриваться по смыслу [своего] имени в [духовном] созерцании и что [это многообразное] проявление [смысла имени] при толковании вполне созвучно [различным] местам того же самого Писания. Ведь [имя Иона], толкуемое как бегство от красоты, означает Адама и общее естество [человеческое].

Схолия: “Краткое изложение [различного] толкования имени Иона, согласно смыслу, проявляющемуся в каждом из связанных с ним лиц и образов”.

Оно, изъясняемое как отдохновение и исцеление Божие, а также как труд Божий, обозначает по смыслу приведённого нами выше толкования Господа и Бога нашего; понимаемое как благодать проповеди, указывает на богатство Духа, которое содержится в этой [благодати]. Ещё [Иона] называется голубем, даянием Божиим и трудом Божиим вследствие тех многих борений, которые [подъемлют] ставшие служителями этого истинного призвания. Помимо этого, [имя Иона], изъясняемое как утруждение их, показывает безумие иудеев, [восставших] против истины, их зависть к благам, [изливавшимся] на чужестранцев, и порождаемую этой завистью скорбь, которая постигает завидующих. Такое зло стало второй природой иудеев, возненавидевших Бога и людей; вследствие этого они [постоянно] стремятся к тому, чтобы погубить через кровопролитие и убийство [других народов] естество [человеческое].

Однако в нашем изложении пропущено рассмотрение трёх дней пути. Ибо [в Писании] говорится: Ниневия же бяша град велик Богу, яко шествия пути триех дний (Иона 3:3). Если будет позволено, то мы восполним этот недостаток.

Путь на протяжении трёх дней следует понимать как различные [виды] жизни и шествия по Богу, или [определённый] образ жизни, подобающий каждому из общих законов. А под этими общими законами я подразумеваю прежде всего закон естественный, затем закон писанный и наконец, закон благодати⁴¹. Каждый из них имеет свой образ жизни и соответствующее [жизненное] шествие, потому что обладает происходящим из него различным душевным расположением, соответствующим воле шествующих [тем или иным путём]. Ибо каждому закону присуще созидать определённое душевное расположение каждого [человека].

Например, естественный закон, когда он не позволяет чувству предъявлять непомерные требования к разуму, без обучения склоняет [человека] с радушной любовью относиться ко всем [людям] как к сродным, соплеменным и имеющим то же самое естество; [таким образом этот закон] становится учителем, убеждающим помогать нуждающимся и желать для всех того, что каждый желает получить для самого себя.

Схолия: “Он говорит, что делом естественного закона является сознательная связь всех [людей], единодушных и единомысленных друг с другом”.

Этому научает и Господь, говоря: Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (см. Мф 7:12; Лк 6:31)⁴². Ибо те, в ком естество руководится разумом, те, само собою разумеется, обладают и одним душевным расположением.

Схолия: “Правила, показывающие, в чём состоит своеобразное свойство естественного закона”.

А тем, у которых одно и то же душевное расположение, свойственно обладать как одним и тем же образом нравственности, так и единым способом шествия по жизненному поприщу. А те [люди], которые обладают этим единством, имеют, как это очевидно, то, что соединяет их друг с другом единой духовной связью [любви], ведущей их всех добровольно к единому смыслу естества, в котором совершенно отсутствует разделение, свойственное ныне [человеческому] естеству вследствие себялюбия⁴³.

А писанный закон, удерживая с помощью страха перед наказаниями беспорядочные порывы [людей] неразумных, приучает их [посредством постоянного] научения только к одному: [никогда] не терять из виду равное распределение [благ среди людей];

Схолия: “Он говорит, что писанный закон, препятствуя посредством страха [совершать] несправедливость, приучает [людей] к справедливости, поскольку с течением времени он делает нрав [человека] любящим правду. А отсюда возникает твёрдый навык в добре, влекущий забвение предшествующего [состояния] испорченности”.

благодаря этому в них с течением времени укрепляется сила правды, делаясь их второй природой, которая медленно и постепенно превращает [такой] страх путём волевого устремления к добру⁴⁴ внутренним расположением [души]. Это же расположение становится устойчивым навыком, очищаясь забвением прежних [грехов] и одновременно рождая взаимную любовь, соответственно чему она, будучи исполнением закона (Рим 13:10), гармонично сочетает всех друг с другом. Ведь исполнением закона становится взаимная связь по любви всех причаствующих [человеческому] естеству, увенчивая смысл [этого] естества [духовным] томлением [братской] любви⁴⁵ — и добавлением этого томления светло украшается закон естества. Ибо закон естества есть естественный закон, который [своими] способами [бытия] делает подвластным [себе] чувство.

Схолия: “Определения, показывающие осуществление каждого из названных выше законов”.

Писанный закон, или исполнение писанного закона, есть естественный смысл, который присоединяет [к себе] духовный смысл, чтобы оказать помощь взаимной связи сродного. Поэтому [Господь] говорит: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мк 12:31); но [Он] не говорит: “Принимай ближнего, как самого себя”. Ибо одно указывает на [внутреннюю] связь [людей друг с другом] только для одного бытия, а другое означает Промысл [Божий] для благобытия.

Схолия: “Потому что принимать ближнего, как самого себя, свойственно одному попечению о жизни только для бытия — а это относится [к области] естественного закона. Возлюбить ближнего, как самого себя, свойственно промышлению об этом ближнем ради благобытия соответственно добродетели — а это приличествует писанному закону. А возлюбить ближнего больше самого себя свойственно только закону благодати”.

Что же касается закона благодати, то он непосредственно научает тех, кто следует ему, подражать Самому Богу, Который столь возлюбил паче Себя нас, ставших вследствие греха (если позволительно так сказать) врагами [Его], что Он, будучи сверхсущественным образом превыше всякой сущности и всякого естества, непреложно пришёл в нашу сущность, стал Человеком и возжелал быть одним из [нас], человеков. Он не отверг того, чтобы наше осуждение сделать Своим, и настолько обожил нас по благодати, насколько Сам по Домостроительству стал по природе Человеком⁴⁶, чтобы мы научились не только быть привязанными друг к другу, как то [свойственно нам] по природе и любить друг друга духовно как самих себя, но и божественным образом заботиться друг о друге паче самих себя. И чтобы показать эту любовь друг к другу, мы должны быть готовы добровольно умереть друг за друга смертью, соответствующей добродетели. [Об этом] говорит [Господь]: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13)⁴⁷.

Итак, чтобы подвести итог,

Схолия: “[Приводятся] краткие определения, являющие своеобразное свойство [каждого из] трёх дней, [то есть ступеней] преуспеяния в добре”.

могу сказать следующее: закон естества есть естественный смысл, подчиняющий себе чувство для уничтожения неразумия, вследствие которого происходит разделение соединённых по природе. Писанный закон есть естественный смысл, который после уничтожения неразумия, соответствующего чувству, воспринимает и духовное желание, объемлющее [всех нас] взаимосвязью со сродным⁴⁸. А закон благодати представляет собой смысл, превышающий естество, который непреложно преображает человеческую природу для обожения и непостижимо являет в этой природе, словно в образе, Первообраз, превышающий сущность и естество — данный Первообраз становится [для образа] причиной [вечного] постоянства благобытия⁴⁹.

Стало быть, если смысл [учения] о трёх законах подразумевает такой способ [понимания его], то под градом великим Богу разумеется либо Церковь, либо душа каждого отдельного [человека], а под шествием пути трёх дней разумеется то, что вмещает и принимает в себя правду, соответствующую естеству, закону и Духу.

Схолия: “Путь в три дня, по его словам, есть соответствующее правде совершенство, [достигаемое] посредством трёх законов тем, кто соблюдает эти заповеди”.

Этими тремя законами объемлется всё прекрасное устроение Церкви; описуемое по ширине, оно соответствует добродетели, описуемое по длине — ведению, а описуемое по глубине — мудрости таинственного богословия. Поэтому не будем в своём внутреннем расположении отделяться, наподобие народа иудейского, от этого града, возлюбив, словно кущу (Иона 4:5), тело и радуясь, словно тыкве (Иона 4:6), преходящему телесному наслаждению, чтобы не напал на нас червь совести, погубив наше внутреннее расположение, обольщённое наслаждением, а также чтобы не постигло нас, дурно проводивших жизнь свою, возмездие невольных искушений, подобных ветру знойну (Иона 4:8), и мы, надломленные жизнью, не вознегодовали на Суд Божий.

Ибо каждый из нас, покорившихся прелести материальных вещей и радующихся телесным наслаждениям, принимает Слово Божие, словно червя, поражающего до [самой глубины] совести и поедающего, словно корень тыквы, привязанность каждого к наслаждению.

Схолия: “Иное, более утонченное, рассмотрение кущи, тыквы, червя, зноя и солнца”.

И таким образом, благодаря полному восходу и сиянию словес Духа, иссушается действие греха; а зноем Духа [то есть] памятью о вечных наказаниях, [это Слово Божие] поражает, словно голову [Ионы], начало порочных страстей — чувственные прилоги⁵⁰. [И это для того], чтобы узнали мы смыслы Промысла и Суда, [заставляющие нас] отдавать предпочтение вечному перед [вещами] преходящими, о лишении которых обычно скорбит род человеческий.

Схолия: “Тот, кто препятствует [в душе своей развитию] началам телесного наслаждения, постигает, по его словам, смыслы Промысла, который сдерживает вещество страстей, возбуждающее [нас]. А тот, кто [терпеливо] принимает телесные муки и язвы, научается смыслам Суда, который невольными страданиями очищает его от воспринятой раньше скверны [греха]”.

Ибо если слово Писания представило человека, огорчающегося из-за кущи и тыквы, а Бога оно показало заботящимся о Ниневии, то ясно, что любезное Богу является намного лучшим и более ценным всего каким-либо образом существующего, которое приятно людям и почитается у них как нечто ценное. Тем более это касается тех вещей, которые не являются подлинно существующими, но только кажутся таковыми вследствие ошибочного и предвзятого суждения: они вообще не имеют никакого смысла своего бытия — призрак [их существования] обманывает ум и пустая видимость несуществующего, а не реальное бытие, внушает [нам] страсть⁵¹.

Перевод с греческого А. Сидорова