Город Кимры, Тверская область. Серый мост через Волгу, серые облака, серые лица прохожих. Город, где шили сапоги Петру I, встречает полуразрушенными домами. Почти на каждом столбе – объявления о помощи наркоманам и алкоголикам. В центре города – памятник Ленину, названия улиц – как будто СССР не прекращал существовать: 50 лет ВЛКСМ, Кирова, 3-я Кооперативная. Но как пройти к церкви здесь, похоже, знает каждая собака.
Церквей в городе всего две – Вознесения и Преображения. Пять золотых главок Преображенского собора видно издалека – сияют даже в пасмурную погоду.
Церковная лавка блестит золотым светом от окладов икон. Свечница – тётушка с небесно-голубыми глазами – разговаривает неохотно.
– Матушка, скажите, приход у вас большой?
– Да у нас в основном захожане. Приедут на машине, забегут, поставят свечку и уедут.
– А здесь молодёжь остаётся, или все в Москву уезжают?
– У нас есть воскресная школа при храме, там молодые в основном. У батюшек спросите, они лучше знают.
Храм открывают перед вечерней службой. На меня – в джинсах и с рюкзаком за плечами – подозрительно поглядывает уборщица.
В дверях появляется священник. Я ловлю его на входе – почти кидаюсь в ноги. Священника зовут отец Владимир. Батюшка благословляет меня широким жестом. Мне почему-то кажется, что я пришла совсем не вовремя, и я выпаливаю по-детски:
– Только, пожалуйста, Вы меня не бойтесь!
– Не волнуйтесь, я не из пугливых.
Хоругви с гитарами
У непугливого отца Владимира ясные серо-голубые глаза, длинные рыжие волосы и рыжая борода. Нет ни седины, ни толщины, ни дорогой машины.
Мы беседуем в помещении воскресной школы, которой он руководит. На первом этаже у входа лежит акустическая гитара. Поднимаюсь по лестнице – натыкаюсь на барабанную установку. Оказывается, в свободное время батюшка не прочь помузицировать.
– Некоторые ребята, когда видят меня впервые в подряснике, просто уходят. Чувствуют, наверное, ответственность, что перед ними священник, боятся. А бывает, наоборот: с ребятами общаешься, они к тебе привыкают, и такое крепкое доверие возникает, которое главное потом не растерять. Пытаюсь вот с ними на гитарке бренчать.
Из соседней комнаты раздаётся какая-то попсовая мелодия. Батюшка слегка пугается:
– Не волнуйтесь, мы не такую музыку играем.
Старшие сыновья отца Владимира играют в рок-группе «Рисунок». Автор текстов – отец Владимир. На Западе сhristian rock давно выделился в отдельное музыкальное направление. В России этот жанр вслед за Константином Кинчевым развивают молодые православные кимряки – периодически дают концерты в местном ДК, даже выступали на дне города. Солист группы Макар – самый старший сын отца Владимира – этакий молодой Виктор Цой, если к нему прикрутить христианский бэкграунд.
Уже поздно стрелять, да и порох сырой.
Этот мир не понять, да и небо с дырой…
Надоели дома, переулки, мосты,
Надоело мне всё, в мире есть только Ты.
В молодости сам отец Владимир сильно увлекался музыкой. Слушал в основном русский рок и «Битлз». Но когда воцерковился, понял, что музыка, с которой он просыпался и засыпал, мешает молитве. Даже та музыка, которая звучит в голове.
– Нет, посудите сами, нам ведь тишина страшна, потому что она глубокая и полна пустоты. Хочется её чем-то заполнить. И нужно заполнять молитвой. А у меня в голове всё время звучала музыка.
Так отец Владимир три года не слушал ничего, кроме духовных песнопений – до тех пор, пока окончательно не убедился в том, что избавился от зависимости.
– Сейчас я могу музыку слушать спокойно. А Макар… Я ему тоже говорю, чтобы меры придерживался. Но, как видите, яблоко от вишенки недалеко падает.
Воскресная школа
Заниматься воскресной школой отцу Владимиру предложил настоятель собора отец Евгений Морковин.
– Я пятый священник в соборе, – говорит отец Владимир. И однажды я пришёл к отцу Евгению и говорю: «Где моя паства?», и он мне предложил преподавать в воскресной школе. Так что мой приход – это воскресная школа. 120 человек.
У школы есть своя группа ВКонтакте. В ней больше двухсот участников и почти четыре тысячи фотографий. Турпоходы, паломничества, занятия в театральном кружке. Отец Владимир – в числе администраторов группы. Он пишет сценарии для новых постановок, участвует в обсуждении наравне со всеми и отвечает ребятам со смайликами. Ученики воскресной школы – вторая семья для батюшки. После своей, разумеется, – матушки и пятерых детей.
– Думаю, что многие ребята из воскресной школы желали бы, чтобы меня в друзьях не было, потому что я ВКонтакт захожу, читаю ленту новостей и вижу, что у ребят на стене, например, матершинная брань. Я, естественно, реагирую. Им, наверное, не очень это приятно. Сколько раз хотел удалиться из всех соцсетей. Во-первых, времени много отнимает, во-вторых, не могу всем ответить – столько вопросов. Но в соцсетях человек себя по-новому открывает почему-то. И даже человека лучше узнаёшь.
На шумном собрании ученики школы под руководством отца Владимира обсуждают снаряжение для очередного совместного похода в нецивилизованную даль.
– Обязательно возьмите с собой кепки и резиновые сапоги. Не перепутайте только – кепки на голову.
Девочка с ярко-бордовыми ногтями вертит в руках смартфон в таком же ярко-бордовом чехле. На деревянной парте ручкой выдолблена надпись «Я люблю Наташу». Деньги на снаряжение и провиант собирают в конвертик, на котором карандашом аккуратно выведено – «Бабло».
– А арбузы будут? – спрашивают ребята батюшку.
– Купим по дороге, – отвечает отец Владимир.
– Да воровать будем, – шутит кто-то из мальчишек.
Батюшка в ответ смиренно молчит. Позволять детям быть детьми – бесценно.
I have decided to follow Jesus
Путь молодого человека Владимира Кириллова к отцу Владимиру кажется ровным и нетернистым: эйфория молодости привела в Костромскую семинарию – за знаниями и единомышленниками. В семинарии батюшка не доучился – влюбился в свою будущую жену, а перевестись поближе к дому не разрешили. Да и оказалось, что семинаристы – тоже люди. Разные, хоть и объединённые общей целью.
– В больницу приходишь, там здоровых-то мало, – говорит батюшка. – Но это и опыт совместного проживания. Если тебя в семинарии хорошо поломали, то есть надежда, что тебя потом ещё долго не сломают.
– А почему Вы решили стать священником? Это же Вы не вдруг решили, не как гром среди ясного неба?
– У меня есть один друг – актёр. В далёком прошлом, когда мне было лет шестнадцать он мне говорит: «Слушай, Вовк, у тебя же храм под боком есть». А у меня тогда были обычные подростковые проблемы, любовь неразделённая, точно уже не помню. Ты, говорит, сходи помолись. Меня так ошарашило это заявление – сходи помолись в храм.
Я стал судорожно вспоминать, где же у нас в Кимрах храм. Я жил в двух кварталах от него, но я никогда его не замечал. Меня это так поразило, я помню. Раньше храм был самым высоким зданием в городе. Оно и сейчас тоже не маленькое, но я никогда не обращал на него внимания.
После того как отрок Владимир переступил порог православного храма, выйти оттуда он уже не смог.
– И вот после того, как я в первый раз причастился, я летал. Вышел на улицу, смотрю: бабушка сумки тяжёлые несёт. Подбежал к ней, хотел помочь донести, а она подумала, что я вор, раскричалась. Но всё равно после первого причастия я испытывал незабываемые ощущения.
Смерть стоит того, чтобы жить
Через полтора часа после обедни отец Владимир заочно отпевает троих человек. Родственники умерших одеты в чёрное и держат тающие свечки. Батюшка возглашает:
– Упокой, Господи, души усопших раб Твоих и сотвори им вечную память.
Хор из двух женских голосов протяжно отвечает: «Веееечная пааамять». Свечи в руках прихожан по-прежнему тают, воск капает на бумажки.
Чуть позже в воскресной школе мы с батюшкой беседуем.
– Нет, вот Вы спрашивали, как я стал священником. Я просто подумал, что умирать страшно. Вот я такой сейчас молодой, через некоторое время уйду отсюда, ведь все умирают, а мир по сути-то не чихнёт. А что дальше будет? Машины будут работать, времена года меняться, а потом забудут про меня. И мне стало обидно, что ли. Если это всё, что мы видим вокруг, создано для того, чтобы в землю пасть, какой смысл во всём этом?
Пещерное христианство
Храм Рождества Пресвятой Богородицы в деревне Крева – это синие крыши, белые стены и маленькое помещение нижнего храма. Верхний пока закрыт. Церковь построил некий бизнесмен, который решил, что деревне, где находится его дача, нужен храм. Раньше в деревне была церковь, но в советское время её разрушили. Теперь в деревне новый храм, который функционирует с 2001 года.
Отец Владимир приезжает сюда служить несколько раз в месяц с хором ребят из воскресной школы. Мы с трудом влезаем в машину батюшки ввосьмером. Между передними сиденьями лежит книга по основам православного догматического богословия. Мало ли, пригодится.
Когда мы приезжаем на место, оказывается, что в храме почему-то отключили электричество, а значит, нет и тепла.
–В темноте да не в обиде, – шутит батюшка.
По холодному кафельному полу разбросаны коврики, чтобы прихожане не мёрзли. Детский хор зажигает лампады и свечи, батюшка уходит в алтарь. Я натягиваю на себя армейскую плащ-палатку, чтобы сберечь в организме хоть немного тепла.
Сегодня правит хором жена отца Владимира – матушка Анастасия, по образованию учитель начальных классов по основам православной культуры и бухгалтер. Матушка раскладывает ноты, подбирает текст службы по пяти книгам. Поют даже на греческом. Я на секунду забываю, что я в сельском храме.
Посреди службы отец Владимир неожиданно поворачивается к прихожанам.
–В ДОКе (Деревообрабатывающий комбинат, микрорайон города Кимры – Прим.ред.) мальчик девятилетний пропал. Кто-нибудь слышал об этом?
Прихожане переглядываются и молчат. Батюшка поворачивается лицом к алтарю и молится о безымянном мальчике и его родителях. «Имя же, Господи, Ты веси» – ты, Господи, ведаешь имя.
Из желающих причаститься – один взрослый мужчина. Батюшка исповедует его, пока читают молитвы. Разрешает остальным в это время посидеть или погулять. После причастия – проповедь об услышанном на литургии отрывке из Евангелия.
– Меня спрашивают, почему на страницах Священного Писания не встречается слово счастье. А я Вам отвечу, что оно там есть, просто оно названо по-другому – блаженство. Мы сегодня с Вами слышали, что нужно, чтобы быть счастливым: слушать слово Божие и сохранять его в сердце своём. Мы живём в век информационных технологий, очень много информации сваливается на нас. Но мы должны останавливать хоровод постоянных забот, чтобы внимательнее прочитать те слова, которые дают нам силу и жизнь.
С амвона голос отца Владимира звучит увереннее и твёрже. Люди выстраиваются в очередь, целуют крест, руку батюшки, поздравляют друг друга с праздником. Среди прочих к кресту подходит седовласый старичок в поношенном костюме.
– Как Вера Васильевна? – спрашивает батюшка, склонившись к старику. Дедушка глуховат. – Я заеду к вам сегодня.
В алтаре теплятся красные пасхальные лампадки. Красные – к месту, так как служат в основном по воскресеньям – на малую Пасху, да и других просто нет, поэтому в храме вечный праздник. Пахнет ладаном и воском. На минуту мне кажется, что здесь, без света и тепла, молятся первые христиане, скрывающиеся в пещерах от римлян.
После службы батюшка подходит к фотографу.
– Ну что, Вы меня снимали? Получилось? Вы бы не стеснялись, подходили ближе. Я уж позировал как мог.
Равные, но разные
– Как мы познакомились? Да я уже и не помню, – говорит матушка Анастасия. – Через общих знакомых. Встречаться начали рано. Потом вместе поступили в Тверской университет, отучились на учителей начальных классов по основам православной культуры. У нас уже тогда старший ребёнок был.
Батюшка говорит, что обратил внимание на супругу, только когда увидел, что она стала ходить в храм. Они вместе начали ходить на службы, потом сыграли свадьбу и поступили в университет на один факультет. После Тверского университета батюшка получил в ПСТГУ второе высшее. Хотел бы ещё знаний, но не даются языки, которые сейчас везде надо сдавать. Да и тяжело учить – с пятью-то детьми.
Сейчас основная работа матушки, пока отец Владимир на службах или в воскресной школе, – это стирка на семерых и другие домашние заботы, умноженные на семь. Периодически матушка Анастасия выбирается в мир — преподаёт и поёт на клиросе.
– А вы ссоритесь? – спрашиваю почти бесцеремонно.
– Не помню, когда это было последний раз. Первые год-два совместной жизни бывало, что ссорились, а сейчас мы как-то с полуслова понимаем друг друга. Я могу что-то сделать сама, но по любому важному вопросу с батюшкой советуюсь, он у нас глава семьи.
После службы в Креве возвращаемся в Кимры. Отец Владимир едет почти 120 км/ч по мокрой дороге. Дорога в Тверской области – это дорога-призрак: то появляется, то исчезает. Матушка заметно волнуется и одёргивает батюшку:
– Ты гонишь так, как будто это капсула смерти!
– Матушка, какая капсула смерти, это же пирожок с мясом.
Люди как люди
Свободное время у священников – понятие относительное. Как и личная жизнь. Публичности у батюшек – как у голливудских кинозвёзд. Только зарплаты другие и возможностей меньше.
–Народ у нас хочет видеть священника всё время в подряснике и с крестом. Вышел я недавно возле дома учить детей на велосипеде кататься. Вышел в шортах, думаю, можно возле дома-то. А соседи на меня всё время подозрительно так смотрели – как это батюшка и в шортах.
– А у Вас есть велосипед?
– Нет, своего нет, только у детей. Попробовал я тут года два назад покататься. На меня смотрели так, как если бы я был пьяный или с татуировкой.
Досталось батюшке даже от местной «Почты России».
– Помню, как-то пришла мне телеграмма, знакомая меня поздравляла с рукоположением – с хиротонией. Почтальонша долго читала слово «хиротония», не понимая, что это такое. Говорит: «Вам не Вам, какой-то термин технический». А потом когда Настя (матушка – Прим.ред.)ответила, что да, всё верно, это нам, та заглянула ей сначала под локоть, потом над плечом и говорит: «Это что, жилище священника, да? Что-то не похоже». То есть люди считают, что когда открывается дверь в дом священнослужителя, оттуда ангелы вылетают.
– Батюшка, а как Вы отдыхаете? В отпуск ездите за границу?
– Что Вы, какая заграница, мы ждём, когда детки подрастут. Стараемся выбираться в отпуск, но недалеко. От чего нам отдыхать по сути, от молитвы? Хотя вот один друг пенял мне, вот, мол, надо Вам батюшка на Святой Земле побывать. Получился у нас в итоге разговор сытого с голодным.
– А что бы Вы у Бога попросили лично для себя? Не для прихода, не для семьи, а вот лично для себя?
– Мудрости, наверное. Бывает так, что по возрасту человек ещё молод, а уже имеет дар разумения, что ли. Ко мне люди приходят с разными ситуациями, а я иной раз не знаю, что им сказать. Мудрости не хватает. Да и в душу человеческую ведь не залезешь.
Отец Владимир грустно улыбается. Я молча наблюдаю, как за окном автомобиля проносятся поля. Но вдруг его лицо озаряется детской радостью, и он наконец размечтывается.
– Нет, ну если уж мы фантазируем, то я бы и квартиру в Москве попросил. Хотя вот недавно мы там с ребятами были, и мне через некоторое время захотелось бежать оттуда – от суеты этой бесконечной.
Из Кимр отец Владимир долго вез нас до места нашей дислокации. На прощанье благословил и дал с собой гостинцев.
– А где про политику-то вопросы? Что-то я всё жду-жду, а Вы не спрашиваете.
Да нет их, батюшка. Нам бы самим с собой разобраться.
Фото: Майя Кораблева