«Милосердие превыше справедливости». Эту фразу Довлатова я повторяю всё чаще. В статьях, интервью, телеэфирах. Твержу как молитву. Дабы напомнить себе и другим о самом главном.
Иногда слышат, но чаще хотят выводов, резюме, оценок. О донбасской войне, о России и Украине. Резких, однозначных, вколачиваемых точно гвозди. Так хотят люди, готовые ненавидеть, но не любить. Готовые осуждать, но не прощать.
Собственно, это и есть справедливость, густо замешанная на правде. У каждого она своя. И в ней есть сила. Сама она вбивается силой. Потому что историю пишут победители. И это по-своему тоже справедливо. Хотя подчас ложь превращается в истину, а ересь – в догмы. Но вот только спустя время ничего не доказать, не объяснить. Остаётся смириться, принять на веру.
Оттого бьются в Украине столь отчаянно и жестоко. Бьются за право решать, кто окажется прав, и чья правда станет непререкаемой истиной. Бьются за свою справедливость. А сострадание, милосердие – слабость, им нет на войне места.
Фото: REUTERS/Shamil Zhumatov
Наблюдатели размышляют, дают оценки; читая, смотря, ищут подтверждения своего мнения. Так легче, спокойнее, безопаснее – знать, что ты прав, что ты на стороне если не добра, то как минимум не злодеев.
И странным образом война в Украине насколько наша, настолько и не наша. Она – в нас и не в нас. Тягостное чувство раздвоенности, постоянно ставящее перед выбором.
Наша война – ведь мы регулярно питаемся её отголосками. Не скрыться от информационного поля, накрывающего, будто взрывная волна. Сколько убито, ранено, искалечено. Живём с картинкой перед глазами, а в ней мучаются, умирают люди. В нас интегрировали человеческие страдания. Не наши страдания. Потому к ним адаптируешься естеством («человек есть существо, ко всему привыкающее, и это лучшее его определение»), но внешне всё равно негодуешь, испытываешь праведный гнев.
Но очень скоро праведность сменяется осуждением, и вот мы уже наверняка знаем, кто виноват и что делать. Клеймим, метим грешника; ищем, алкаем порицания. «Распни, распни его!» – кричим мы, объятые жаждой справедливости. Ведь он страшный грешник: убивал матерей, распинал детей. Этого не проверить, но верим заочно.
Столько ненависти, порицания, злобы, что огонь внутри пламенеет, не угасая. Ты смотришь на человека, а в душе его – ад. Он не жесток, не порочен – он просто хочет справедливости, как и ты, возмущённый теми бесчинствами, что творят люди с людьми. «Дьявол начинается с пены на губах ангела».
Фото: ria.ru
И в то же время – это не наша война. Она рядом, но не здесь. Она с ними, но не с нами. Это они – условные люди – гибнут под бомбардировками и артобстрелами. Это они – смерть тысяч есть только статистика – сидят без электричества, воды, газы. Это их дети прячутся в подвалах и писаются, когда слышат шум. Чудовищно, но не с нами.
А мы здесь – в торговых центрах или квартирах, в офисах или кафе. Пьём, кушаем, целуемся, улыбаемся. И нас не обвинить в этом, правда?
«Страшно, конечно, но что ещё остаётся? Только жить!» – сказал мне знакомый, когда я рассказывал ему о девушке и ребёнке, погибших во время бомбардировки. И по-своему он прав. Смерть и жизнь всегда рядом. А уныние – страшный грех.
Ведь мы – хорошие люди. Сострадаем. Отсмеёмся в кафе, пабе. Придём домой, включим телевизор, охаем, ахаем: «Бог ты мой, опять Луганск бомбят, люди гибнут…» Как-то так, правда?
А тут моей знакомой – назовём её так – приходит письмо в «Одноклассниках». Смысл его таков: «Помогите деньгами. Не могу уехать из городка под Донецком. Нас бомбят, убивают». Капслоком набрано. С ошибками. И знакомая, показывая письмо, спрашивает:
– Что думаешь?
И сама за меня отвечает:
– Думаю, что аферист! Слишком много ошибок!
Ей всё ясно. И, возможно, она права. Ведь о таких мошенниках где-то писали. Но что если нет, и человек умирает?
Фото: ИТАР-ТАСС
В Крыму, Киеве всё чаще слышу жалобы на беженцев. Мол, не хотят работать, мусорят, пьют, хулиганят. И вообще им в лагерях хорошо. Так чего возмущаться, плакаться?
Я захотел увидеть. И поехал в лагерь беженцев. Пообщался с ними. Написал текст «Блаженны страждущие». И выслушал столько недовольных речей! Мол, для чего защищать их, алчущих, нерадивых?
Мне даже позвонил один крымский чиновник. Угрожал, обвинял. Нельзя так писать, а надо только хорошее. Я сказал ему: «Вы приезжайте…»
Да, я знаю, не все они, выехавшие из Донбасса, святые. Есть проблемы. У них, с ними. И некоторые действительно приехали в Крым отдохнуть. И многие ведут себя недостойно. Я понимаю, розовые очки давно сняты.
Но я о другом. О такой вот картинке. Вы сидите дома, кушаете, например, арбуз, и вдруг в соседнее здание – прямым попаданием бомба, на улице – крики, трупы, кровь и женщина с оторванными ногами. А у вас дети, вы и сами логично хотите жить. Хватаете два чемодана, накидав в них что попало, и, спасаясь, мчите в другой город, натерпевшись по дороге всякого, но в основном дрянного.
Отношение к беженцам, к войне – лакмус состояния нашей души. «Заключённой в плоть умирающего животного». Скрытой за копотью обид, лжи, разочарований. В это страшное, зябкое время.
Хотя, казалось бы, нас не распинают, не кидают львам, мы свободно исповедуем Веру, а наши храмы стоят, сияя золотом куполов. Но, может быть, это даже хуже.
Потому что в обыденности, суете, в сугубой прозе жизни человек мельчает, чахнет. Превращается в набор функций. Вот он поел, включил телевизор, сделал отчёт. И так, между делом, скоротал день. Помолился, дай Бог, на ночь. И спать. А тут – тяжкое бремя испытаний, вот незадача.
Фото: thekievtimes.ua
Но война, как писал Достоевский, подчас очищает, освежает затхлый воздух, в коем томились мы, сидя в немощи растления и духовной тесноте. Да, в самом пекле, жерле её чаще всего нет ничего витального, героического. Пусть и есть место подвигу, хотя в целом – боль, страх, грязь, безысходность. Но вопрос – в фокусировке, реакции на всё это.
Я прихожу в севастопольский храм, слушаю, как батюшка обличает грехи украинского правительства. Резко, грубо, призывая к жутким в своей бескомпромиссности поступкам. А раньше я стоял на Майдане и слышал, как священники, работая кадилом, словно башенным краном, гнали на войну, убивать инакомыслие, инакомыслящих. С именем Господа на устах.
Паства рубит в ответ, крошит. Суждения – едкие как фтор, злые как проклятия, горделивые как бесы. И вот уже вместе с грехом надо уничтожить и грешника.
Странно подобное слышать от христиан. Пусть и справедливо отчасти. Но «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… ибо если вы будете любить любящих вас, то какая вам награда?»
Молитва за врага – столь тяжко. Прощение убийц – так невообразимо. Спасение ближнего – столь обременительно.
Фото: donbass.center
Непопулярные вещи, но и Православие – не леденец на палочке, не только лишь куличи на Пасху. Ибо «не можете служить Богу и маммоне». Ибо «пойди, продай имение твоё и раздай нищим». Ибо «если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её».
«Малое стадо» – так нарёк христиан Господь. Не многие готовы разделить путь.
А что, если Судный час завтра? И разверзнутся небеса, и Господь будет судить? Кто верит в это? Так, чтобы до конца? Так, чтобы до покаяния?
Ведь то, что происходит сейчас – не война между Россией и Украиной, Востоком и Западом, ДНР и Киевом, ополченцами и карателями. Нет, это наша личная битва. Наш судный час, здесь и сейчас. Когда какою мерою будем мерять, такою и нас будут мерить.
Говорим, судим – достаточно, а вот творим мало. Благого же творим – ещё меньше.
Да, на этой войне нет победителей. Но может быть очищение. Может быть место добротолюбию, состраданию и милосердию. Стоит лишь захотеть. Надо лишь захотеть.