Возможна ли в России христианская демократия? (+ВИДЕО)
Христианская демократия в России не только возможна, но необходима, иначе страну ждут большие потрясения. Так считает Юрий Пивоваров, академик РАН, директор Института научной информации по общественным наукам РАН.
Возможна ли христианская демократия в России? Хотелось бы думать, что возможна. Во всяком случае, крайне желательна. Христианско-демократические идеи возникли в XIX веке, но реальной движущей силой истории христианская демократия стала только после Второй мировой войны и то только в нескольких странах: в Германии, Италии, Бельгии, некоторых других (но меньше). Там она пустила глубокие корни, хотя в Италии в последние годы в политическом отношении от христианской демократии мало что осталось.
Что вообще такое христианская демократия? Когда с определенного момента в Европе началась секуляризация, общество стало уходить от теоцентричности, то есть вышло из стадии, когда религия определяла всё – экономику, политику, быт, право, размышления человека, – и вступило в противоречие с Церковью, с христианским миропониманием. Долгие годы, столетия шла борьба между мыслящей частью европейского общества и Церковью. Все помнят слова Вольтера: «Раздавите гадину!». Он имел в виду Католическую Церковь.
Так вот, в течение XIX и в начале XX столетия это новое современное западное общество, общество во многом атеистическое, стало изменяться по отношению к вере, к Католической Церкви и протестантским Церквям. И Церковь стала меняться, адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Речь идет и о Католической Церкви, и о различных протестантских Церквях.
Постепенно в католицизме и протестантизме стала возникать «идеология» — сознательно беру это слово в кавычки – пересмотра отношения к окружающему миру. В качестве примера могу привести папскую энциклику 1931 года, которая в основном написана крупнейшим теологом и христианским социальным мыслителем, иезуитом Освальдом фон Нель-Бройнингом – немцем. Попутно скажу, что орден иезуитов, который в России, как правило, представляется группой коварных заговорщиков, в ХХ веке был одним из передовых в католической мысли и сделал очень много полезного в области восприятия и понимания современного мира.
Так вот, в энциклике 1931 года «Quadragesimo Anno» — «В год сороковой» — Римская Католическая Церковь приняла тот мир, который есть. Что это значит? Католическая Церковь отрицательно относилась к демократии как политической системе – в этой энциклике очевиден поворот к принятию демократических институтов. Католическая Церковь отрицательно относилась к рыночной экономике или капитализму (это примерно одно и то же), а здесь она принимает. Не то чтобы соглашается, поддерживает, но понимает, что это реальность, с которой надо работать.
Так постепенно вызревает то, что после войны станет христианской демократией – готовность идти в этот обезбоженный мир, мир страшный, переживший две мировые войны, попытаться его как-то улучшить с христианской точки зрения. И это удается, в частности, в Германии. Дело в том, что после войны там были разгромлены практически все старые общественные институты, политические партии. Нацизм там, как коммунизм в России, уничтожил всё.
Церковь, прежде всего, Католическая, была чуть ли не единственной организацией, которая выжила, которая сопротивлялась, которой было что сказать. И священники пошли на заводы, на фабрики, на стройки – пошли, говоря по-русски, в народ. Послевоенный подъем, восстановление Западной Германии — во многом заслуга Церкви. Немцы даже говорили, что хотя Федеративная Республика Германия родилась в Бонне, зачата она была в Риме. Они имели в виду огромную роль Католической Церкви.
При формировании христианской демократии удалось примирить католиков и протестантов, а ведь противоречие между ними в Германии было не менее острым, чем в России между Русской Православной Церковью и старообрядцами. Это противоречие, кстати, стало одной из причин нацизма. И вот после войны его удалось преодолеть, был создан Христианско-демократический союз, в который входили и католики, и протестанты. Они отринули свои фундаментальные противоречия и стали работать вместе. В эту партию пришло огромное количество простых людей, рабочих, а христианские политики, общественные деятели, священники, как уже говорилось, пошли к простым людям, и они все вместе восстанавливали Германию.
В результате была создана удивительная страна, которая во многом сумела преодолеть зло нацизма, нацистских преступлений, и здесь громадна роль Христианско-демократического союза. Лидеры партии, ее теоретики понимали, что работают в либеральном, буржуазном, во многом атеистическом мире, и отказались от претензий вернуться в былые времена – к сакральному социальному порядку, к тотальной церковности.
Но принимая современное им общество как данность, они стали бороться с органическими недостатками западной либеральной цивилизации. Например, сверхиндивидуализму они противопоставили солидаризм, то есть идею, согласно которой человек человеку не волк, а все люди – одна семья, они должны любить друг друга. Думаю, эти солидаристские идеи во многом характерны и для русской православной традиции.
Другая тема христианской демократии – субсидиарность. Она означает, что сильные должны помогать слабым, влиятельные – людям, не имеющим в обществе никакого веса. Это целенаправленная помощь: и индивидуальная, и коллективная, и организационная – какая угодно. Помощь, которой так не хватало западному обществу.
Характерны для христианской демократии и идеи социальной ответственности, участия людей в управлении обществом. Рабочие должны как-то соучаствовать в управлении предприятием, студенты – университетами, родители и старшеклассники – школами. И Католическая Церковь, и протестантские, и Христианско-демократический союз, и их сторонники боролись за идею участия людей в управлении страной. Они понимали, что одной политической демократии – парламента, выборов – мало, а нужно массовое участие людей в решении общественных проблем.
Христианской демократии в Германии, Италии, Бельгии было сложно еще и потому, что на Западе из политики изгнаны главные вопросы бытия. Например, религиозные – о душе, о бессмертии – там не обсуждаются. То есть политика – сфера, где принимаются решения по конкретным политическим, экономическим, организационным вопросам, но не обсуждаются те главные темы, которые и есть темы Церкви.
И вот христианские демократы стали работать в том политическом мире, где главные для них вопросы обсуждать не принято. Надо сказать, что опыт христианской демократии был удачным. Люди верующие смогли работать в мире, в котором, по словам Ницще, Бог умер. Как человек, который это не просто исследовал, но видел, бывая в тех странах, я всё время думал: а у нас возможно такое явление?
В нашей стране тоталитаризм за 70 лет растоптал практически всё. У нас тоже нет партий, профсоюзов, организаций. Шла борьба с Церковью, но Церковь выжила. Где России найти резерв, чтобы выйти из нынешнего страшного посткоммунистического кризиса? Конечно, я очень надеялся, что в нашем обществе тоже возникнут какие-то христианско-демократические идеи, может быть, организации. Пока этого не произошло, но определенные традиции у России есть.
Напомню хотя бы об отце Сергии Булгакове, одном из известнейших русских богословов XX столетия, который начинал как марксист, потом был либералом, и постепенно пришел в лоно Православной Церкви и во время революции принял сан. Отец Сергий писал не только богословские работы, он был ученый-экономист, и в работах о хозяйственных укладах я находил много созвучного тому, что потом читал у немецких, австрийских, итальянских, испанских, бельгийских авторов. То есть в работах отца Сергия Булгакова уже видна определенная идея христианско-демократического типа.
Как ни парадоксально, в некоторых работах близкого друга отца Сергия, но человека совершенно других политических взглядов, отца Павла Флоренского, тоже можно найти вещи, связанные с этим.
Я долгие годы занимался персонажем русской истории, о котором все слышали, но по существу мало знают. Имею в виду Михаила Михайловича Сперанского, известнейшего русского реформатора начала XIX века. Он был сыном священника, закончил Главную Петербургскую духовную семинарию – так тогда называлась Петербургская духовная академия, — на него возлагали большие надежды как на будущего выдающегося служителя Церкви, но он выбрал карьеру государственного деятеля, юриста, реформатора. Между прочим, сегодняшняя Российская конституция, которой исполняется 20 лет, имеет своим истоком проект Сперанского. И Пушкин, можно сказать, дитя Сперанского, потому что именно Михаил Михайлович создал Царскосельский лицей.
Так вот, в свое время Михаил Михайлович Сперанский был глубоким богословом, а потом про это все забыли. Во время первой русской революции отец Павел Флоренский и его друг Александр Ельчанинов хотели издать богословские работы Сперанского, которые хранились в архиве Духовной академии (Сергиева Лавра). Появилось несколько статей, в которых рассказывалось о богословских идеях Сперанского. Уже интересуясь христианской демократией, я поразился, как этот гениальный человек, один из глубочайших русских умов, еще в тридцатые годы XIX столетия предугадал развитие христианско-демократической мысли. Он писал о необходимости того, что называется солидаризм, о необходимости преобразования становящегося либерально-плюралистического общества, его как бы повторной, уже социальной христианизации, он говорил о необходимости вмешательства Церкви и верующих – вмешательства в лучшем смысле слова — в экономические, политические отношения.
То есть корни того, что может стать русской христианской демократической традицией, уходят в XIX век, а люди более образованные, чем я, возможно, найдут их еще глубже. Но очевидно, что уже в творчестве Сперанского – не Сперанского-юриста, а Сперанского-богослова и социального мыслителя, — мы можем их обнаружить.
Христианско-демократическая традиция, безусловно, пронизывает и творчество славянофилов. Я в свое время занимался Юрием Федоровичем Самариным – человеком, которому должны стоять памятники по всей Русской земле, потому что именно на основании его концепции крестьяне были освобождены от крепостного права. Он освободил большую часть русского народа (в том числе и моих предков по отцовской линии, которые были крепостными крестьянами).
И в творчестве Юрия Самарина, и в творчестве его однокурсника, еще более известного славянофила Константина Аксакова, мы, безусловно, можем найти идеи социального христианства, социального делания демократически настроенных верующих людей. «Демократически» — слово заезженное, но после тоталитарного опыта XX столетия очевидно, что тоталитаризму последовательно противостоят именно либерально-демократические идеи. Только их нельзя оставлять без христианского наполнения, без милосердия, любви, солидарности, субсидиарности.
Опыт успешных европейских стран показывает, что это работает. Русская традиция есть, но опыта мало. Были попытки создать христианско-демократические партии, но это только названия, как и либерально-демократическая партия Жириновского, которая, конечно, не имеет никакого отношения ни к либерализму, ни к демократии. Христианско-демократических движений по существу у нас нет, но потребность в этих движениях в обществе есть. Я не вижу для России альтернативы выработке нового, еще не бывшего в русской истории подхода к социальному, политическому, правовому решению современных проблем.
Нужно новое мировоззрение – не идеология, а именно мировоззрение, — в котором христианские идеи уживаются с либеральными, социал-демократическими. Должен сказать, что в других странах среди членов социал-демократических, социалистических, рабочих партий много верующих. Так называемые левые партии в течение XX века примирились с религией, с Церковью. Не только Церковь приспосабливалась, но и к Церкви приспосабливались, и не только демократы. Даже итальянская коммунистическая партия – сейчас ее уже практически нет – начинала искать согласие с Церковью. То есть было осознано, что общество не может быть разорвано, что даже если мы атеисты, мы не можем отрицать христианские ценности, поскольку это основа современной культуры, цивилизации.
И я думаю, что будущее России, если оно есть – синтетическое мировоззрение, где русская православная традиция переплетется с идеями социальной эволюции, самостоятельности человека, гражданского общества. В этом направлении, кстати, шла первая русская эмиграция. Если мы откроем лучший эмигрантский, а, может быть, и лучший в истории русской культуры журнал «Современные записки», который издавался в Париже с 1920 по 1940 год – вышло около 70 номеров, там печатались лучшие писатели, поэты, историки, философы, богословы, политологи, — увидим, что там бывшие социалисты искали диалога с людьми Церкви.
В результате, скажем, появился такой феномен как Георгий Федотов, который был одновременно глубоко верующий человек, христианский философ, историк Церкви и социалист, говоривший о необходимости социалистических преобразований в экономике. Думаю, на этих путях Россия сможет выйти из того кошмарного кризиса, в котором она находится в своей посткоммунистической истории. Конечно, здесь огромная ответственность ложится на нашу Церковь, на ее духовных лидеров.
Говорю об этом смиренно, как член Русской Православной Церкви, но как историк я понимаю, что Церковь должна повернуться лицом к современному миру, и это, по-моему, уже и происходит благодаря Святейшему Патриарху. Речь идет не о заигрывании с отжившими политическими формами и социальными отношениями, но о понимании, что устроение России возможно лишь на путях создания солидарного и справедливого гражданского общества, правовой государственности, и здесь христианские ценности должны корректировать бездушное лицо государства, бездушные законы.
На Западе католические и протестантские мыслители сыграли огромную роль в христианизации права. Ведь все общества в истории человечества знали только два способа регулирования: религиозный либо правовой. Идеологические тоталитарные регулирования держатся 15, 50, 70 лет, но в итоге все эти попытки проваливаются. Выбирать можно только между религиозным и правовым. Католическая и протестантские Церкви решили, что религиозное регулирование сегодня невозможно. Значит надо христианизировать право, создавать христианское естественное право – синтез веры и юридических институтов.
Кстати, самый знаменитый в мировой истории процесс – Нюрнбергский – проходил на основании норм естественного права. То есть на нем апеллировали не к позитивно-правовым нормам, а к высшей справедливости, к трансцендентным ценностям. Повторю, когда речь пошла о таких зверских преступлениях как нацистские, даже в юридическом процессе пришлось обращаться к Высшему (Божественному праву).
И для России я вижу выход не на путях бездушного либерализма, современного дикого капитализма, не в реставрации коммунистического тоталитаризма, не в использовании православных лозунгов для тоталитарных целей, а только в синтезе либерально-демократических, социал-демократических и православных идей. Необходимы взаимные уступки, понимание, что возможно, а что нет.
И, конечно, люди веры должны идти в народ. Есть замечательные журналы, сайты, телевизионные программы, и это прекрасно. Но надо и идти к простым людям, сделать то, что сделали немецкие священники, немецкие верующие. Убежден: Россия способна на это. Думаю – уже повторяюсь, — что или Россия встанет на христианско-демократический путь (и социал-демократический, и либеральный), или ее ждут страшные потрясения.