Впереди ЕГЭ, а он на диване с телефоном лежит! Как выбрать профессию, если в школе не учат выбирать

Она рассказала «Правмиру», почему врачи хотят, чтобы их дети были врачами, а педагоги — наоборот. И какую главную мысль должны вложить родители в головы дочерей и сыновей, если мечтают, чтобы дети были успешны в профессии. 

Много играет? Пусть будет геймдизайнером

— Бывает ли так, что к вам привели подростка, который «лежит на диване» и «ничего не хочет», а мама считает, что «пора определяться, уже 10 класс»? Как вы с такими случаями работаете? 

— Да, бывают, конечно, такие случаи. Я не могу заставить человека хотеть, но вижу, что это «нехотение» часто связано с незнанием из чего выбрать, на что опираться, какие профессии вообще бывают. За тем, чтобы рассеять этот туман, ко мне и проходят.

Система, в которой растет ребенок, — в первую очередь школа, — не учит его выбирать, самоопределяться, не мотивирует его на то, чтобы делать выбор за себя самостоятельно. То есть, она его вроде как готовит к какой-то профессиональной деятельности, при этом ничего о ней не рассказывает — это такой секрет для ребенка. 

Дети вырастают с ощущением, что где-то далеко в будущем их ждет какая-то мифическая работа, которая с текущей их жизнью никак не связана. В итоге это место в их сознании наполнено фантазиями в основном, ну и еще мамиными страшилками про дворника. 

—То есть они поэтому говорят — «не знаю»?

— Да, они правда не знают и «ничего не хотят». Это такое сопротивление — не хотеть, чтобы не выбирать. Страшно выбирать из неизвестного, поэтому «не хочу», да и непонятно, как выбирать, поэтому «не знаю». Ребенка ведут-ведут-ведут за ручку, заводят в темную комнату и говорят: «Ну вот, все перед тобой, выбирай!» И он такой: «А-а-а, я не хочу, не буду!» Но это же не значит, что ребенок хочет «быть никем» или «ни кем не быть». С этой ситуацией понятно, как справиться: рассказать, из чего можно выбирать и как это делать.

Еще иногда родители говорят, что «ему ничего не интересно». Это такая форма речи, но в ней вся боль. Я не встречала ребенка, которому не интересно ничего. Зато видела много детей, которым не интересно то, что родители считают интересным. К примеру, он лежит на диване. Но все равно он на этом диване лежит или с книжкой, или с игрушкой, или с телефоном.

— Вот! Возьмем стандартную ситуацию: с телефоном, листает соцсети.

— Что-то же он в этом телефоне делает: играет, общается, читает что-то, слушает, а это уже сфокусированный интерес. 

Играют тоже все по-разному. Кто-то играет потому, что ему хочется достижений. Это для него спорт, только он не выглядит таким полезным для здоровья. Кто-то играет потому, что хочет разобраться: как игра устроена, как она работает. 

У меня был мальчик, чья мама хотела, чтобы он стал геймдизайнером или геймдевелопером. Это другая сторона родительской поддержки: бывает, совсем не поддерживают то, что ребенку интересно, а иногда наоборот, рьяно поддерживают. И она такая: «Он все время играет, пусть будет геймдизайнером, мы его туда и окунем». 

А мальчик говорит: «Я правда много играл, мне было интересно, как там можно зарабатывать, теперь я разобрался, как и сколько там зарабатывают, иногда подрабатываю». Ну при чем тут геймдизайнер.

— Получилось по-маминому или по его? 

— Мы потом пошли с ним вообще в физику, в энергетику. Он играет просто потому, что так отдыхает. Но не все дети разбираются в финансовых моделях игр, какие-то, наоборот, фокусируются на турнирах: «Я понял, какая мне нужна команда, пойду ее создавать». Даже в игре мы можем увидеть разные стратегии и модели поведения, и интересы. И вот уже есть от чего отталкиваться.

Посмотреть на игру с другой стороны

— Ну, мы сейчас говорим про то, где есть какой-то конструктив. Но судя по постам родителей в соцсетях, многие дети играют просто, чтобы заполнить пустоту, непонятно с какой целью. И все это больше похоже на зависимость. Вот такие приходят дети? 

— Такие тоже приходят. Его увлечение — это для нас повод начать обсуждение на интересную ему тему, от чего-то оттолкнуться, разговорить. Может быть, родители правы, и у него игра — это не осмысленная деятельность. Но, когда ты с ним начинаешь говорить о том, что ему важно, это подталкивает его размышлять. Что ему в игре нравится: язык программирования, платформа, как выглядит персонаж, скорость, команда или сам сюжет? 

Нам все равно, чем он увлечен: игрой, футболом или киношками. На его интересе нам проще начать разговор и вместе определить и зафиксировать какие-то элементы его интереса, деятельности, склонностей, которые помогут дальше в выборе. Он сам-то не знает, что там искать, поэтому я помогаю на понятном ему материале. 

И родителям показываю, как можно из обсуждения «бесполезного» увлечения выкружить пользу для дела. Они же дошли до меня вместе, то есть уже начали обсуждение и смогут после меня его конструктивно продолжать.

— Это если оба дошли. А дошел один, родитель, а другого человека он на веревочке притащил.

— У меня не бывает, что «вот я тут буду как партизан сидеть, а вы там чего-нибудь спрашивайте меня». Чаще всего ребенок готов и сам хочет поговорить о будущем, либо он, может, и не очень хочет, но понимает, что надо. И тогда любой его опыт или увлечение — отправная точка разговора. Я не говорю: «Что ты все время играешь, давай тебя вылечим сейчас, и ты перестанешь».

Он будет и дальше играть, но уже как-то по-другому на это смотреть. В следующий раз откроет игру и вспомнит, что мы обсуждали, подумает: «Хм, какой сюжет, наверное, я мог бы что-то придумать подобное». У меня было несколько ребят, которые рассказывали, как пишут разработчикам отзывы и рекомендации по играм, делились идеями. Разработчики счастливы, когда им обратную связь дают, они даже это внедряют иногда. И игроку это приятно, он уже немножечко соавтор. 

Тоже самое и родитель может сделать, поговорить про игру с ребенком вот так: а что там происходит, что тебе нравится, какие у тебя там цели, а какая платформа и языки, чем эта игра лучше других и так далее ? Помочь ребенку посмотреть на игру с другой стороны, включить анализ.

— С какого возраста ребенок уже способен осознанно выбирать профессию? 

— Я приглашаю с 12-ти — бывают такие дети, которым уже в этом возрасте хочется говорить об этом. Но это исключение, в двенадцать обычно ребенку можно только общие истории рассказать про мир профессий. В этом возрасте они еще немного «стесняшки» и не очень любят про себя говорить.

А вот после 14-ти им становится интересно, в 15–16 — уже вообще отлично, они как раз любят изучать себя, примерять к себе варианты. В этот период они ищут свое место, им нужно отстроится, выделиться из сообщества на основе своих особенностей, какую-то позицию определить. Это отличный период для разговора о склонностях и силах. Им как раз становится важно понять: а чем я отличаюсь, в чем я хорош, какой я. 

Мы все врачи, а он нет, что делать?

— А почему вы родителя и ребенка сначала спрашиваете про профессиональные династии в семье? 

— Потому что важно, из какой ребенок среды. Мне становится понятно, что он видел, какие у него есть примеры и ориентиры. Довольно часто дети идут вслед за своими родителями, и это очень круто. 

Родители иногда опасаются этого: «Нам кажется, что он хочет быть математиком, потому что у нас все математики, и он больше ничего не знает». Они думают, что своей средой его ограничивают. Будто где-то там есть еще голубой океан химиков и биологов, а он их не увидел, и поэтому он хочет быть математиком. И наоборот бывает, когда у ребенка острое сопротивление. С пеленок подразумевается, что он будет математиком, а он — раз, и художник. 

Родители, с которыми я работаю, хотят поддержать ребенка, помочь ему сделать свой выбор, идти вместе с ним. И родителям нужна помощь, чтобы они помогли ребенку. Когда я вижу, какая передо мной семья, какие династии, кем стали старшие дети, какой путь родители уже прошли, я понимаю, что им нужно для того, чтобы ребенка поддерживать. И что с ребенком происходит, тоже становится понятно: он сопротивляется, защищается или, наоборот, сам сомневается и ищет поддержки — это тоже важно для консультации. 

— Приходят ли к вам родители, которые любят свою работу, но детям бы ее не посоветовали? 

— Да, довольно часто, когда родители, например, педагоги. Или была у меня мама — очень хороший психолог, но не хочет, чтобы дочка шла ее дорогой. А дочке интересно, ей нравится, она такая помогающая, внимательная. Мама транслирует: «нет, ни за что, никогда, это так тяжело, тебе не надо». И девочка в этом конфликте: мне нельзя быть психологом. 

Я видела очень много ситуаций, когда ребенок не наследует, и когда наследует с удовольствием, и когда он «ничего не хочет» и складывается само собой, что он идет за родителями в математики. Им кажется, что они ограничивают его своей средой, но на самом деле — нет.

Это здорово, и ничего здесь нет плохого.

— А чем история с психологом кончилась?

— Нет, не пошла она в психологию, потому что там были еще дополнительные обстоятельства. У ребенка были амбиции, хотелось делать карьеру в международной компании, использовать языки, быть частью команды. В итоги пошли в НR. 

— А врачи против, чтобы дети шли по их стопам? Я знаю нескольких, которые с ужасом говорят: «Ой нет, только не врач!» 

— Ко мне редко приходят родители-врачи. Видимо, эта профессия пользуется в семье поддержкой. Если ребенок продолжает династию, это не вызывает особенных сомнений. У некоторых профессий есть такая профессиональная гордость: передавать знамя. Врачи приходят только в ситуации: «Вот мы все врачи, а он — нет, что нам делать?»

Родители хотят естественные науки, а дети — IT-технологии

— А вам удается развернуть ребенка к родительскому выбору? Вот они пришли, он не хочет; через полтора часа разговора: «Ну, вообще-то, может, и да». 

— Да, такое бывает, но редко и я себе такой задачи не ставлю. Обычно я в команде ребенка. Если он, конечно, не выбирает какой-то совершенно фантастический вариант или рискованный и сложный. Писатель или актриса — это лично у меня вызывает страх. У этих профессий есть свои особенности. И как раз именно творческие родители, зная, какой это сложный хлеб, детский выбор обычно не поддерживают. 

Часто дети путают хобби и работу. Одно дело, я художник и пишу прекрасные картины, а другое дело — ко мне приходит заказчик, у которого есть идея, но он рисовать не умеет. Я становлюсь его кистью, это не то творчество, которое они ищут, и вот про это мы много говорим. Здесь я, правда, прилагаю усилия, чтобы прояснить для ребенка все риски такого выбора, в остальных случаях чаще всего я оказываюсь на его стороне, потому что очень здорово, когда у человека есть цель, идея, мотивация, когда он идет за чем-то. 

Вот мы так много видим этих родителей, которые говорят: «Ребенок ничего не хочет». Поэтому, если он чего-то хочет, то мы не дышим на него, говорим: давай, делай, мы будем помогать! Моя задача в таком случае помочь проложить путь, самый простой и безопасный. 

Это правильно, когда человек идет за своей мечтой, он, может, по дороге сделает какие-то выводы и пересмотрит ее, отредактирует маршрут. Этот опыт постановки собственной цели, управления своим движением — это настолько ценно для дальнейшей жизни, что никакая «надежная» профессия, которую родитель лоббирует, этого не заменит. 

Я не ставлю перед собой целью уговорить ребенка принять точку зрения родителей. С другой стороны, ко мне и не приходят авторитарные родители, которые не хотят обсуждать варианты — такие и без меня разберутся. Чаще всего я работаю с родителями, которые готовы к диалогу.

— А куда, кстати, сейчас все хотят?

— Родители хотят во всякие естественные науки, как один. А дети хотят в новые технологии, во все, что вокруг IT.

Творчество и сфера развлечений — тоже популярный выбор ребят, причем не только гейм-индустрия, но и квесты, «настолки» необычные, мероприятия иммерсивные. 

Есть еще дети, которые совсем не пользуются компьютером или пользуются очень мало.

— Не может быть!

— И они говорят: мне не хотелось бы, чтобы работа была связана с компьютером. А теперь это целая проблема, приходится прямо напрягаться, чтобы придумать такую работу…

— А что вы им говорите? Ну, например, есть ветеринар или агроном? Какие еще варианты?

— Учитель…

— Без компьютера?

— Без компьютера уже даже агроном не работает и ветеринар тоже. Есть такие родители, которые сознательно ограничивают детей: «У нас кнопочный телефон». И потом ребенок дорастает до старшей школы, у него появляется смартфон, но он не становится с ним единым целым. И для таких детей смартфон и компьютер остаются чужим миром, и это реально проблема, когда дело доходит до выбора профессии.

В современном мире предполагается, что тебе не надо уже это изучать, что ты его не боишься, что это часть твоей жизни. И работу ты, естественно, выбираешь, не ставя для себя такого ограничения. А тут появляется дополнительный стоп-фактор. Учитель без компьютера уже не тот, конечно, как и дизайнер.

Космонавт, который не хочет быть космонавтом

— А приходит ли кто-то с желанием стать космонавтом, и нужен ли для этого профориентолог?

— На днях у меня был мальчик, которому подходит стать космонавтом. «Наконец-то! — подумала я. — Вот он!» Я говорю: «Слушай, у тебя классический идеальный склад для космонавта», — а он не хочет. 

Еще раньше были два мальчика, которых интересовали звезды, и они были бы рады стать космонавтами, им подходило что-то инженерное, туда мы и пошли. Космонавт — это еще и немного спортсмен, экстремал, а астрофизик — все-таки ученый, он необязательно полетит в космос, но вполне может.

— Ну, понятно, почему у нас такая проблема с космонавтами: пришел один, которому это подходит, и то не хочет.

— Он не хочет, да. Кстати, у нас они не очень много зарабатывают, к сожалению.

— А что вы делаете, если видите, что у человека способности к одной профессии, а он упорно выбирает другую? 

— Да, это проблема, и довольно серьезная. У меня был такой девятиклассник, который очень хотел быть режиссером, прямо вот «все бросаю, школа не нужна, пойду снимать кино, заработаю миллион». То есть, это на самом деле человек-продюсер. «Про что ты будешь снимать?» — «Неважно, разберемся!» Мы с ним долго говорили про то, что режиссер — это творческая работа, творческая экспертиза, насмотренность, идея, надо уметь переносить смысл, а для этого у тебя должен быть другой фокус, не на деньгах и быстром успехе. 

Довольно часто я встречаю таких взрослых, которые заряжены на какое-то дело или цель, и на этом топливе долго двигаются. Но если работа не подходит человеку, то она его истощает, он тратит слишком много энергии и это приводит к профессиональному выгоранию. Можно не ошибиться со сферой, как этот мальчик, а ошибиться в роли. Немножечко другой фокус, другое вложение сил, другое место и результат будет гораздо лучше: не грустный провальный режиссер, а успешный продюсер.

— Может, тогда дать возможность ошибиться, иначе человек так и будет туда биться головой?

— Я же не решаю за него, а рассказываю, как можно, какие бывают варианты, какие риски. Не говорю: нет, ты не режиссер, иди думай дальше. А предлагаю: может не режиссер, а продюсер, не космонавт, а астрофизик. Выбирать, конечно, ему.

Я рассчитываю на то, что мои аргументы и идеи, которые я ему передала, в какой-то момент сыграют свою роль. В большинстве случаев, подросток сразу на консультации говорит: да, вы знаете, я подумал и пересмотрю свой план.

Но иногда бывают довольно упорные дети: ничего мне не говорите, все равно я режиссер. Это связано с тем, что ребенок уже находится долгое время в сопротивлении, потому что ему со всех сторон все говорят: не режиссер, не режиссер, не режиссер. И он привычно защищает свое мнение, упирается. С такими сложнее, требуется больше времени на обсуждение и аргументацию.

Непонятно, где может работать филолог

— Вот, сейчас ситуация такая: в вузах есть бюджетные места для инженеров, технарей, но очень мало для филологов. Потому что они вроде бы государству не нужны. Вот приходит к вам такой цветочек и говорит: «Хочу быть филологом!» А вы за голову хватаетесь: «Деточка, где ж ты работать будешь?» Или как? 

— Я вот именно так и хватаюсь за голову! Потому что я не знаю, где может работать филолог, кроме как в институте, в аспирантуре, в школе. Или он идет копирайтером, редактором, репетитором. К счастью, нормальный ребенок, в здравом уме не может себе придумать профессию филолога, откуда он ее возьмет? Такое придумать может только взрослый, ребенок не встречается в жизни с профессией «филолог». 

Чаще всего взрослые, которые видят, что ребенку хорошо дается язык, литература, кроме филолога ничего придумать не могут. Тогда они приходят, и мы разбираемся. Бывают уникальные случаи, когда ребенок хочет заниматься этой наукой, таких у меня было двое, это большая редкость. 

В принципе, и из этого можно выкружить профессию и хорошую карьеру, например, можно в итоге преподавать русскую литературу в Гарварде, я знаю таких взрослых. Но профессия эта своеобразна и подходит, конечно, не всем. Чаще всего, ребята гуманитарного склада, видя эту всю техническую революцию, немножечко пасуют перед ней, им кажется, что для них нет места. 

— И что вы им предлагаете в итоге? 

— Ну, вот мы мучаемся с ними. На самом деле, есть несколько направлений, которые предполагают гуманитарную экспертизу. Это, конечно, юриспруденция, образование, медиа. Раньше была журналистика, теперь я с опаской детей в журналистику-то. Все, что касается сферы развлечений — тоже люди с гуманитарной экспертизой. 

Вообще-то, футурологи прогнозируют, что специалистов с технической экспертизой в следующем периоде прогресса нужно будет меньше, чем гуманитариев. Там, где надо придумывать, писать и говорить с людьми, технологии пока человека не заменят.

— Да, я видела заголовки: «Через 10 лет программисты будут не нужны!» Но как-то слабо верится. Я вижу, как Яндекс, Мейл открывают совместные программы в МИСиСе, в Бауманке, в Вышке, потому что компаниям не хватает специалистов. 

— Вряд ли, конечно, совсем будут не нужны. Что имеется в виду: когда нам надо вырыть много траншей, нужны люди, которые умеют копать лопатой. Параллельно мы запускаем промышленность экскаваторную какую-нибудь, условно. Через 10 лет экскаваторы работают, нам все еще нужны пара землекопов, но, вообще-то, экскаваторы прекрасно их заменяют. 

Теперь нам нужны инженеры, чтобы делать новые экскаваторы еще более сложные и техники, чтобы обслуживать текущие. Вот примерно то же самое с программистами, в какой-то момент их нужно было много на базовом уровне, элементарные вещи делать. Сейчас с элементарными могут справляться машины и простые конструкторы, нужны специалисты более высокого класса, теперь вот их и готовят.

— А все-таки, если ребенок настаивает на непопулярной профессии, вы советуете исходить из себя? Или учитывать окружающую обстановку? Мне один психолог рассказывал, что когда он учился, его профессия никому не была нужна. Он даже предположить не мог, что спустя 20 лет будет нарасхват. 

— Учитывать и себя, и окружающую среду обязательно и видеть риски. У меня нет задачи поставить диагноз: будь космонавтом, балериной, программистом. Я рассказываю ребенку, на что стоит обратить внимание с его особенностями и интересами, где сейчас круто, а где опасно и можно остаться без работы. 

Многие на риски смотрят разумно и говорят: наверное, я не так сильно этого хочу, чтобы эти сложности преодолевать. И, наоборот, есть те, кто говорит: да, я понимаю, это будет сложно, я готов.

Иногда хитрые подростки спрашивают: вот такой у меня выбор, а что бы вы порекомендовали. Например, зоолог или ветеринар. Я рассказываю, что из ветеринарии ты сможешь работать и в клиниках, и в компаниях, и самостоятельно, и в науке продолжить, эта профессия надежна, ты сможешь от нее отталкиваться, она тебя будет кормить, а там ты посмотришь. 

А если ребенок очень увлечен и хочет, например, в журналистику, мы с ним обсуждаем, куда сейчас все идет, в каком состоянии профессия, где ему предстоит работать, хочет ли он именно этого? Если он спрашивает мое мнение, я честно отвечаю, что считаю этот выбор сейчас ненадежным и рискованным. Но бывает, что несмотря ни на что, он очень хочет и не боится. Тогда я лучше расскажу ему, как строить такую непростую карьеру, чтобы стать звездой, что учесть.

Есть условия суперзвездности в любом деле: совпадение склонностей, интерес, экспертиза, и вот такая страсть, мотивация что-то сделать крутое. Если это все сходится, можно только поддержать человека и помочь ему проложить его маршрут. Скорее всего, он свой путь к успеху пройдет.

Какая мысль не приходит в голову родителям

— Мы сейчас дольше живем и больше не работаем на заводе 40 лет, а меняем не только место работы, но и профессии. С чего тогда лучше начинать?

— Мы говорим детям, что, скорее всего, они будут менять профессию или у них будет несколько карьер и что это становится нашей реальностью. И тут важен навык ориентации по ситуации. Я хочу быть бухгалтером, несмотря на то, что все бухгалтерия автоматизирована или я хочу быть пилотом, хотя еще немного и автопилот меня совсем заменит — это нездоровая логика. Нельзя при выборе профессии опираться только на свое «хочу».

Все-таки работа — это то, что мы делаем для других. Эта мысль почему-то многим детям не приходит в голову, и взрослым тоже. Они говорят детям: работа тебе должна приносить удовольствие. И в анкете пишут: хочу, чтобы мой ребенок работал и был счастлив, получал радость. Ребенок растет с ощущением, что он должен найти работу в том месте, где он получает удовольствие. А он получает удовольствие, лежа на диване с шоколадкой. И непонятно, что это за работа такая, где я лежу и ем шоколадку. 

То есть ребенку неплохо бы объяснить, чем работа отличается от всего остального, и что такое удовольствие от работы. Ведь многие родители, на самом деле, получают удовольствие от своей работы. Это не значит, что они не устают, что им не тяжело, что нет неприятных моментов. Что-то другое они получают от этой работы, другое удовольствие, не как от вкусного ужина или от просмотра сериала. 

— То есть начинать надо с этого?

— Да, мы говорим: тебе надо определиться, найти свое место или стечение твоих интересов, удовольствий, сильных качеств для первого цикла карьеры, для того, чтобы в своей первой карьере достичь успеха. Сейчас самое лучшее, что человек может сделать на этом первом цикле — это потренироваться ставить профессиональную цель, вкладывать в нее усилия, продвигаться и управлять своим движением, достичь той цели, которая поставлена. 

Поэтому, чем ближе цель, тем она виднее и понятнее, тем проще спланировать успех. Например, я хочу стать инвестиционным аналитиком в фонде. Мне нужно выучиться, практиковаться, попасть стажером, потом дорасти до аналитика. Все, цель достигнута после школы за шесть лет, что дальше?

Если человек один раз прошел цикл, у него появляется уверенность в своих силах, он понимает, как это работает: тут выучил, тут потренировался, здесь приложил усилия, у тебя получилось, все, ты молодец, ты дошел до этого уровня. Твой первый цикл завершен, и он успешный, ура. 

Дальше ты можешь его продлить, до менеджера инвестиционных проектов, например, а можешь сказать: все, спасибо, я здесь все понял, теперь я хочу быть финансовым директором в IТ или в трейдеры пойду или вообще в IТ-аналитики. 

Мы говорим, что ребенок не совершает один выбор на всю жизнь, мы не боимся, что вот сейчас он сделает фатальную ошибку и потом…

— Да, и вся семья грызет ногти: сейчас не поступит, и все пропало. 

— Да, родители в страхе: вдруг он будет бездомным.

— Дворником! Это классика же.

— Можно сказать ему так: слушай, если ты не знаешь или не хочешь глобально решать, выбери то, что достижимо, что сейчас сможешь успешно реализовать, и у тебя будет точка опоры. А дальше ты посмотришь, может быть, ты не встретился еще со своей профессией. 

Знаю многих женщин, которые ушли в материнские и помогающие профессии после того, как у них родились дети. Они стали доулами, консультантами по грудному вскармливанию, по уходу, тьюторами по семейному образованию. Они делают в этом новую успешную карьеру и они фанаты своего дела. Ну, вот как девочка может в 16 лет выбрать такую профессию, откуда она понимает, что это такое — до нее надо дожить, а в это время тоже что-то делать — то, что хорошо получается и оплачивается.

— Как ребенку объяснить, что он работает для других? 

— Жизнь многогранна, она не только, чтобы спать и что-то делать для удовольствия. Мы же много чего делаем для других, в том числе, для своей семьи, для своих животных, что-то общественно-полезное, например, в школе. И для себя мы тоже делаем что-то. Но когда мы говорим про работу… Когда ты делаешь что-то только для себя, для удовольствия и радости — это хобби.

Но если ты делаешь это в качестве работы, то делаешь это за деньги. Работа чем от хобби отличается? Тебе за это платят. Кто? Какая-то организация, заказчики, государство. Значит, эта работа им нужна, они готовы ее покупать. Соответственно, ты работаешь для них. 

Это не значит, что тебе не нравится то, что ты делаешь. Наоборот, если у тебя хорошо получается, тебя хвалят, высоко оплачивают работу, благодарят — это тоже огромное удовольствие. В какой-то момент ты думаешь: я могу сделать круче, прилагаешь усилия, получается еще лучше. А потом к тебе очередь: слушай, ты так здорово это делаешь, а можешь нам тоже сделать? Это же радость — вот она реализация профессиональная. 

Если ты делаешь то, что только тебе самому нравится и никому больше не нужно, то ты не получаешь за это ни деньги, ни благодарность — это какая-то странная работа, она и удовольствия не приносит, только печаль. Это хобби тогда, продолжай это делать для себя, а профессию поищи в другой области. Профессию мы выбираем опираясь и на себя, и на потребности других, а хобби — только на свои интересы.

Письмо в Ferrari и астронавты НАСА

— — Хочу вам историю рассказать про родительскую поддержку. Жил-был в Москве мальчик Саша Селиванов, учился в математической школе и любил автомобили. И его мама написала письмо в Ferrari, что сын постоянно рисует их машины и спросила, где ему учиться, чтобы там работать. Из Ferrari пришел список вузов. Селиванов поступил в один из них и стал автомобильным дизайнером, работал над Bugatti, Lamborghini, сейчас вот в Genesis. С одной стороны, фантастика, с другой — написать письмо ведь каждый родитель сможет? Именно так надо поддерживать? Хотя лично я, прочитав об этом, почувствовала себя плохой матерью, я б так не смогла.

— Я тоже сейчас почувствовала себя плохой матерью. 

Читаю много исследований на тему того, как вообще люди выбирают профессию, как они делают карьеру, выбирают образование. И все в итоге упирается в семью и ближайшее окружение! Любое исследование, которое я открываю, про то, что семья формирует установку на успех и задает ограничения. Даже просто разговоры дома про работу, про профессии, про выбор пути уже заставляют ребенка об этом думать, и будущая профессия становится частью его повседневности, она оказывается в его мыслях, он на нее начинает ориентироваться, в итоге она материализуется.

Необязательно писать письма даже. Даже если вам кажется, что это невозможно, вы должны затолкать подальше сомнения и артикулировать, что он может быть астронавтом НАСА, дизайнером Ferrari, топ-менеджером Гугла, все что угодно он может.

Как только мы начинаем это говорить, настойчиво рассказывать, он нам сначала отвечает: да что ты придумываешь, это невозможно. А потом через десять раз, он допустит такую вероятность, а потом мы с ним пойдем в Линкедин и посмотрим, кто работает в Гугле, и как эти люди там оказались, с чего начинали, и выясним, что это обычные живые люди и среди них много русских ребят, которые где-то учились, что-то заканчивали. И тут он начинает допускать, что и для него такой путь возможен.

И ребенок в итоге у нас растет с этим знанием, оно становится частью его реальности. И потом он сам письмо в Ferrari напишет или откликнется на вакансию в Гугле. Пример про эту маму очень классный, самое главное, что она сделала — превратила мечту в цель и показала сыну, что ее реально достичь. Мы тоже так можем.

— А вот другая ситуация. Допустим, родители насоздавали среду, на всех балетах побывали, на всех курсах программирования тоже и так далее. И вот к десятому классу они хотят, чтобы человек уже сам открыл интернет, нашел себе вуз и пришел к папе и маме: вот, выбрал, помогите дальше. Но так редко происходит. Почему? Тяжело что-то выудить из этого пространства? Или ребенок привык, что его везде таскают и не хочет сам?

— Нет здесь однозначного ответа, все это всегда очень индивидуально. Нам предстоит пройти по краю. С одной стороны, создавая среду, общение, мотивируя, заряжая, таская, а, с другой стороны, постепенно передавая решения. Это искусство родительское, нас этому не учат, мы сами, кто во что горазд. Это действительно сложно. 

Семья — большая помощь, поддержка и окно в мир, старт очень хороший. Мы его довезли, выпустили на этой остановке, и дальше он должен сам, но ему потребуется время, помощь, и бывает, что он к 11 классу еще не готов определиться. Может, это мы не доработали с передачей ответственности, а может, он не дозрел еще и не готов. Ну и что нам теперь сказать? А, вот, не можешь выбрать, тогда мы тебе больше не помогаем? Нет, конечно. Выбор профессии — это процесс, на него нужно время, всем разное, поэтому начинать стоит хотя бы за пару лет до выпускного.

Надо постепенно переставать за него хотеть и переключаться в режим: давай, ты решай сам, а я тебе подскажу. Чего ты сам хочешь? Не можешь решить, давай, помогу, дам инструкции, инструменты, консультанта, курсы, тесты, книжки. Мы его сопровождаем, не бросаем на этом пути, не решаем за него, но он тем не менее знает, чего мы от него ждем.

Вышел после ЕГЭ по химии: «Я не буду химиком»

— В соцсетях вижу, как мамы пишут: 11 класс, мой хотел быть всю жизнь математиком, а сейчас идет, условно, на ветеринара. Помогите, что делать, впереди ЕГЭ. К вам обращаются с такой задачей? 

— Это как раз из серии: я хочу, чтобы он сам решил, что он математик. Ну, давай, решай, ты будешь математиком или… математиком? А он потом такой: буду ветеринаром, я решил.

— Причем, за три месяца до ЕГЭ.

— Да, лучше бы не решал.

— Ну, допустим, мама смирилась с этим выбором, но у нее стресс из-за того, что человеку вот-вот поступать, а он пошел в другую сторону. 

— Да, это ситуация довольно распространенная, особенно, вот за этот карантин такое часто случалось. Не то, что за три месяца он передумал, а прямо на ЕГЭ — вышел после экзамена по химии и сказал: знаете, я не буду химиком. Я сейчас сидел над этим экзаменом и понял, что я не хочу этим в жизни заниматься, до свидания. И что? Уже ведь все сдано, вот список ВУЗов. 

К счастью, в тот раз это была девочка, поэтому она взяла год и не стала поступать. С мальчиками тоже такое довольно часто бывает, но есть существенный фактор: армия. Тут уже мы решаем: или ты сейчас поступаешь куда-то, а потом посмотрим. Или армия. Мальчики вынуждены «чего-нибудь» решать, им нельзя взять паузу, это ужасно, наша система очень не честная в этом смысле. 

Но может быть это и хорошо, когда человек вот так решает, да еще и через сопротивление. Для ребенка это непросто, он знает прекрасно, что это — как отказаться перед свадьбой, когда все уже оплачено.

— Сбежавшая невеста…

— Приглашения разосланы, как ты можешь! Это должна быть сильная мотивация, чтобы он в последний момент сказал: знаете, я передумал. Он же понимает, что на нем высокая ответственность, что все уже подписались, оплачивают этих репетиторов, уже два года как. И, вообще-то, это серьезно, он так всех подведет. Поэтому, если он так решил, то это счастье, что сейчас, а не на четвертом курсе.

Таких примеров у меня много, когда приходят студенты, окончившие третий курс, почему-то именно третий курс — переломный момент, и говорят: я бросаю, продолжать не хочу, что мне делать? А только год остался, теперь перепоступать и заново три года. Поэтому, пусть он лучше перед тем, как нырнет, передумает. Все будет хорошо, если человек знает, что он делает, и семья его поддерживает.

— Я, кстати, вспомнила, классную историю. Папа-летчик очень хотел, чтобы его сын учился на пилота. А мальчик не хотел. Он пришел на сочинение и написал одну фразу: «Рожденный ползать — летать не может». Но поскольку папа уже с комиссией договорился, то мальчику вернули сочинение с пятеркой и подписью: «Родился ползать — летать научим». 

— Это очень смешно! К счастью, такого у меня не было. Ко мне приходят родители, готовые к разным вариантам, к тому, что ребенок может так поступить тоже. 

Этим летом был бум на такие истории. Ощущение, что смена режима обучения, формата обучения, скинула нас и детей в том числе с наезженной колеи.

Может, это и хорошо.

— Что вы можете посоветовать родителям, чьи дети в этом году заканчивают школу? 

— Поверить, что ребенок сможет сделать свой выбор. Принять этот факт сложно. Но это не значит, что родитель должен самоустраниться, сейчас очень важно запустить и вести постоянный диалог — обсуждать, рассказывать, показывать, расширять кругозор, проходить тесты, вместе читать, ходить на консультации и спрашивать все время мнение самого ребенка. Он сможет выбрать, наберитесь терпения и делайте свою часть.

Родитель — это такой проводник. Ребенок ни в школе, ни в детском сообществе, ни в его социальных сетях, нигде не может узнать о профессиях, о работе, о том, в чем ее прелесть, радость, в чем ее сложность. Успеть рассказать можно еще очень много, даже если ребенок уже в 11 классе. Можно смотреть вместе кино, ютуб, популярных блогеров, вот Дудь тот же, без конца таскает к себе представителей разных профессий, даже с астрофизиком разговаривал. 

Все, что я рассказываю детям про геймдизайнеров, нейробиологов, астрофизиков и всех остальных, становится частью их реальности. Я вижу, как они начинают взвешивать это и примерять как возможный свой трек. Они всерьез вместе со мной думают: астрофизик мне подходит или нет. Наверное, нет, я не так сильно интересуюсь звездами. А нейробиолог, наверное, подходит, о, прикольно, мозг, мне это нравится! 

Для меня самой удивительно это превращение, я его наблюдаю на своих детях. Я сначала тоже думала, что это не в коня корм, а оно сработало. Я думаю, что это самое главное, что мы как родители можем сделать — запустить этот процесс в их голове, сделать реальностью возможности, показать, что из мечты и фантазии можно сделать цель.

 — И потерпеть, потому что все, что мы сейчас делаем, может, не скоро вернется?

— Да, может и не скоро. Наша родительская часть — рассказать как выбирать и из чего выбирать. Выбрать — это его часть.