Уютная квартира с новой мебелью — Юдины сняли ее недавно, переехав в Мытищи из соседнего Королева перед родами, чтобы жить поближе к перинатальному центру, где должен был появиться на свет их малыш.
Ваня сладко спит — уснул сразу после массажа. Трогательный, беззащитный. Такой, какими бывают все малыши в его возрасте. Совсем не скажешь, что врачи предрекают ему глубокую инвалидность — у Вани разрушена большая часть головного мозга…
Терпи, рожать должна сама!
Беременность, по словам Каролины, протекала идеально:
— На УЗИ мне говорили: «Какой здоровый малыш, сформировался, все у него правильно, все замечательно». Всю беременность муж с меня пылинки сдувал, я всю свою беременность ходила исповедовалась, причащалась, мы ездили по святым местам.
Все эти поездки — не какие-то просьбы, больше благодарность, что беременность протекает легко, что все анализы хорошие. В один из приездов в Троице-Сергиеву лавру ко мне подошел батюшка, старенький-старенький, долго смотрел, улыбался, а потом сказал: «Мальчик родится», — и дал мне просфорку. Я еще в тот момент подумала: «Как хорошо! По крайней мере, точно родится».
В перинатальном центре, где предстояло родить ребенка, Каролина стала наблюдаться с 30-й недели. Супруги были довольны: внимательные врачи, заведующая отделением уверяла, что все будет в порядке… В 40 недель Каролину госпитализировали: вроде бы время рожать, но никаких намеков, что организм собирается делать это, — нет.
— Со мной лежала женщина на десять лет старше — 38 лет. И ей врачи сказали: «Матка не готова, плод крупный, не будем рисковать, будем кесарить». Думала, что мне тоже предложат операцию. Но, после почти двух недель пребывания в больнице, услышала другое: «Все, уже тянуть дальше нельзя, надо рожать, давай мы тебя будем стимулировать». И — дают выпить таблетку.
Как потом узнала, таблетку эту дают на ранних сроках беременности, чтобы вызвать аборт. Поскольку схватки не начались, на следующий день Каролине дали вторую таблетку для стимуляции.
— Мы переживали и подумывали заключить контракт за 75 тысяч, — к разговору присоединяется Александр, который периодически отлучается к Ване, подливает смесь в аппарат для питания: малыш ест через зонд. – Слышали в ответ, что не надо, на родах все равно будет или сама заведующая, или другой ведущий врач.
Ночью после приема второй таблетки у Каролины начались боли, после обеда следующего дня врач вынесла заключение — раскрытия нет, нужна третья стимуляция, уже внутренняя, с помощью катетера.
— У меня боли усилились настолько, что я была почти в предобморочном состоянии.
Прошу врача: «Делайте мне операцию!», а она отвечает: «Не придумывай. Что хочешь делай, терпи, рожать должна сама, не нужно тебе никакое кесарево».
Я понимаю, что лежу еще не в предродовой, что за дверью ходят женщины, которые слышат, как я ору. А ко мне больше никто не подходит.
Во время разговора Каролина то и дело подносит поближе к глазам экран видеоняни и смотрит на сына, лежащего в соседней комнате.
— В какой-то момент я понимаю, что все врачи, которые обещали быть на родах, — ушли. И только уже вечером я услышала от какого-то врача: «Ну ладно, иди на процедуру, заберем тебя на пятый этаж, там будешь рожать». У меня с девяти утра невероятные, нестерпимые боли, но я нашла силы, собралась, пошла. И вот, наконец, в родовой! Там — дежурная бригада, нюансов не знают. Роженица. Раскрытия нет. Лежи до утра… А прошло уже 15 часов, как начались схватки без раскрытия.
Александр был уже там, чтобы поддержать жену. Юдины изначально настраивались на партнерские роды, считая, что важно быть вместе, когда на свет появляется их ребенок. Спрашиваю у Александра, почему он не потребовал операции.
— Это сейчас уже можно самому гинекологом идти работать, я изучил все что можно. А до этого был уверен, что нужно доверять профессионалам, а я не должен им мешать. Моя задача — держать жену за руку, класть ей компресс на лоб. Теперь-то понимаю, что ребенок страдал уже с утра.
Боли стали совсем невыносимыми. Каролина вспомнила, что ее подруга делала эпидуральную анестезию, и попросила сделать ей. Укол в спину помог совсем ненадолго. Боль вернулась резко и с новой силой.
— Потом мне в вену вводят какое-то лекарство. Мне становится легче, я буквально «отъезжаю», а у ребенка на КГТ начинает падать сердце. Медики бледнеют, но сердце у ребенка выравнивается, и все выдыхают.
Александр спокойно продолжает:
— В тот момент еще можно было взять и отвезти Каролину на кесарево, ведь понятно же, что ребенку уже очень плохо.
Но за этим спокойствием — так остро слышится невыполнимое: отмотать время назад, исправить…
— Врачи еще раз вводят лекарство, и сердце останавливается. Врач просит меня повернуться то так, то так, встать на четвереньки, и ищет, ищет датчиком КГТ остановившееся сердечко, а на самом деле теряет время, — Каролина сама не верила тогда, что вот так — возможно, что это происходит с ней, с ее ребенком.
Александр вспоминает, что медперсонал был тоже испуган.
— Они суетились, бегали, не чувствовалось уверенности и слаженности в их движениях. Наконец, привезли каталку, Каролину попросили туда перебраться и повезли в операционную. Операционная не готова, пришлось еще подождать какое-то время, а Каролина уже где-то полчаса с мертвым ребенком в животе.
Ваш ребенок умер
В операционной Каролина была уже без мужа. Ей вновь ввели эпидуральную анестезию.
— Доктор, которая собралась меня оперировать, не может начать это делать — стоит, у нее трясется рука со скальпелем. Она крестится и говорит: «Царица Небесная, помоги!» И начинает меня резать.
Из меня достают сына, он был еще розовенький, большой, красивый. Уносят и тут же возвращаются, говорят: «Ребенок умер».
Я от ужаса начинаю просто орать, и мне вводят снотворное.
Александр ждал в коридоре, постоянно поглядывая на часы. Надеялся, что вот-вот, наконец, откроется дверь, и ему скажут, что все в порядке:
— Выходит дежурный неонатолог, и я слышу: «Ваш ребенок умер». Это сейчас они говорят, что подобного не произносили, что я не так понял. Как отец и мать могут «не так понять» фразу «Ваш ребенок умер»?! Я в состоянии шока начинаю переспрашивать и задавать ей вопросы: «В смысле, как умер?» — «Он родился без сердца». — «В смысле, как без сердца? У него что, патология, у него сердца нет?» Врач отвечает: «Нет, он родился без сердцебиения»… А еще через какое-то время я услышал странную фразу реаниматолога: «Мы его запустили».
Итак, сердце малыша стало биться, его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких и повезли в Балашиху, где есть аппарат краниоцеребральной гипотермии, с помощью которого температура головного мозга понижается до 33 градусов — чтобы снизить риск повреждения головного мозга после нарушения кровообращения.
— Хорошо, что аппарат был свободен, он спас Ваню, который находился в состоянии клинической смерти. Процедура спасла хоть что-то — часть мозга, которая отвечает за дыхание и за сердце, умирает в самый последний момент, — говорит Каролина.
Очнувшись после снотворного, она еще ничего этого не знала. Она была уверена, что все кончено. Сын умер.
— Месяц, пока Ваня был в реанимации, мы ждали результатов МРТ, в итоге врачи увидели то, чего и сами не ожидали: поврежден практически весь головной мозг. Приговор прозвучал так: «Ребенок будет с крайне тяжелой стадией ДЦП и полной умственной отсталостью. Он будет просто лежать, без слуха, без зрения, ничего не понимать…»
Мы готовы попробовать все, лишь бы помочь сыну
Юдины ездят по врачам, ищут способы реабилитации. Прогнозы врачей неутешительны, они опасаются, что мозг вообще может разрушиться окончательно. С другой стороны, они же отмечают: возможности человеческого мозга до конца не изучены.
— К нам приезжали нейрохирурги из Питера, из Германии. Мы подключили всех, кого можно. Попадались в Москве профессора, которые берут 7,5 тысяч за прием, он длится пять минут, а затем звучат слова: «Оформляйте паллиативность, оформляйте инвалидность, идите домой умирать». Вообще эту фразу говорят многие.
Мы понимаем, что реабилитировать Ваню придется за свой счет…
— Сейчас ему массаж каждый день делают. И он уже начинает головку держать, ножками шевелить. Если он просто на массаж уже так реагирует, то, может быть, есть надежда? А мы, конечно, будем всю жизнь бороться за него, — Александр и Каролина говорят почти в унисон.
Ване обязательно нужны консультации эпилептолога, ведь любой эпилептический припадок неблаготворно влияет на головной мозг. На данный момент у него эпилептической и судорожной деятельности нет.
Ваня дома только месяц и целый день с мамой — оттаивает после реанимационных процедур. Сейчас первая задача родителей — откормить малыша, чтобы проводить дальнейшую реабилитацию. Он родился с весом 3500 г, сейчас — весит 3300 г.
— Мы пытаемся собрать в кучу всю информацию, чтобы отослать ее в разные мировые клиники и смотреть, что там предлагают. Отослали документы в Германию, нейрохирургам, они забрали документы. Надеемся, что поедем туда на войта-терапию (физиотерапевтический метод лечения).
Общаясь с мамами детей, у которых трудности со здоровьем, я поняла, что все они начинают любой новый способ, метод лечения: «А нам терять нечего». То есть трястись, от чего-то оберегать — нечего. Пробуют все, что только предлагает современная медицина. В нашей семье тоже начинает звучать этот лозунг. Мы готовы попробовать все, лишь бы помочь сыну.
Первый год жизни Вани для нас самый важный. Для нас сейчас самое главное — это даже не положительная динамика, а чтобы не было отрицательной.
Письма поддержки приходят постоянно
Каролина на своей странице в инстаграме выложила историю Вани. И люди начали откликаться. Пишут, звонят, спрашивают, чем помочь, приезжают. Привозят памперсы, другие нужные малышу вещи.
— Я предполагал, что есть добрые люди в нашем мире, но что столько… «Ванечка, мы в тебя верим, мы будем помогать всем-всем, чем только сможем», — такие письма мы получаем постоянно. Одна женщина, которая узнала о нас после сюжета на телевидении, позвонила и сказала, что у нее есть отложенные 30 тысяч рублей и она хотела бы перевести их Ване. Мы стали общаться, и оказалось, что это никакая не богатая семья, у женщины — двое маленьких детей, и она просто готова помочь другим людям.
Недавно к Юдиным приезжала педиатр, консультация которой стоит 7 тысяч рублей, и — категорически отказалась брать деньги, хотя провела с малышом полдня.
— Она сказала, что, поскольку Ваня был абсолютно здоровый ребенок, у него есть потенциал здорового ребенка, из него можно что-то вытащить, им нужно только заниматься.
Вопрос, на который я всегда ответила бы «да»
— Каролина, не приходила ли в голову мысль, что лучше было бы, чтобы в этой ситуации — через столько времени — не реанимировали ребенка?
— Конечно, слыша в очередной раз, что в дальнейшем ждет нас всех троих, я прикидывала, что, если бы у меня был выбор: «Ваш ребенок умер. Хотите ли вы, чтобы мы его воскресили, но он будет полным инвалидом?» — конечно, я всегда все равно ответила бы «да». Посмотреть в его живые глаза, как сейчас, услышать его «агуканья»…
Помню, как в первый раз взяла его на руки в Балашихе. Как только прижала к себе, он начал пытаться смотреть на меня и сразу уснул.
И до сих пор, как только я его кладу на себя, чувствую, что мы как будто с ним соединяемся вместе, как он в животе у меня жил, он слышит мое сердцебиение, дыхание и — чувствует себя в безопасности.
Я практически не сплю, потому что стараюсь Ваню побольше держать на себе, чтобы он сил от меня набирался. Вообще одновременно с мужем мы не спим, только по очереди — нужно дежурить, чтобы Ваня не отрыгнул и не захлебнулся.
Тот же вопрос собираюсь задать Александру, но он ушел в комнату, как оказалось — за телефоном. Чтобы показать мне фотографии Вани:
— Вот, смотрите, а здесь он в пенке плавает, а здесь, смотрите, какой смешной… А вот это мы в Троице-Сергиеву лавру ездили, все втроем, конечно…
Тут просыпается сам Ваня, мама берет его на руки, и он начинает довольно зевать. При чудесном малыше, уютно расположившемся у Каролины на руках, я глупых вопросов больше не задаю. Только от всей души желаю, чтобы идеальный порядок в этой квартире, где все на местах, был нарушен через год-полтора — так, как его умеют разрушать едва начавшие ходить малыши. Чтобы кругом валялись игрушки, чтобы из шкафов вываливалась одежда. Ведь случаются же чудеса…
Фото из личного архива родителей Вани Юдина