— Добрый вечер! «Правмир» продолжает свои онлайн-трансляции. Сначала я хотела сказать, что с нами на одной волне самоизоляции священник Антоний Сенько, но потом подумала, что у нас волны могут быть вполне разные.
Отец Антоний служит, причащает прихожан на дому, а мы большей частью сидим дома. Отец Антоний Сенько — настоятель Сергиевского храма села Трубино Щелковского района, это где-то около 40 километров от Москвы. Сегодня мы с ним поговорим о той ситуации, в которой все мы оказались, о тех запретах, которые воздействуют и на сельские приходы тоже. Христос Воскресе!
— Воистину Воскресе Христос! Добрый вечер!
— Отец Антоний, как прошла Страстная седмица и с каким чувством вы служили на Пасху?
— Страстная седмица прошла практически в пустом храме, потому что на Вербное воскресенье мы оглашали послания Патриарха Кирилла и митрополита Ювеналия о том, что служить дальше нам придется только при участии певчих и волонтеров, которые обеспечивают трансляцию богослужения из храма. Это было очень печально, прямо до слез, особенно если учитывать, что 12 апреля тоже на Вербное воскресенье, так же, как и в этом году, в 1998 году в нашем храме была отслужена первая литургия. Это после того, как храм вернули верующим после 53 лет забвения.
Надо сказать, что всю Страстную седмицу мы с моим помощником, отцом Евгением, трудились, понимая, что привычный ритм жизни нарушен, но мы можем поддерживать привычный ритм богослужения и хотя бы таким образом давать прихожанам возможность не впадать в излишний страх и панику. Даже если мы не рядом, мы можем быть рядом молитвенно.
По вечерам мы встречались с прихожанами на платформе Zoom. Проводили видеоконференции, беседы. Начинали с молитвы, дальше читали Евангелие дня, начиная с Великого Понедельника, то есть наше общение не прекращалось.
Про Пасхальную службу
— Мы всю неделю не знали, пустят ли людей на Пасхальную службу и как это будет. Будут ли прихожане стоять на отдельных метках в храме или церкви закроют. Как выглядела ваша Пасхальная служба и с какими чувствами вы служили?
— Вы знаете, в этом году исполнилась моя мечта. Великая Суббота, как мы ее называем, день покоя перед самой Пасхой, и мы поем в этот день песнопение: «Да молчит всякая плоть человечья и стоит со всяким страхом перед Богом». А потом, наполнившись этим настроем, выходим и попадаем в огромную суету вокруг куличей, пасок, яиц. Многолетняя моя мечта — в этот день действительно побыть в покое и постараться хотя бы немножко помолиться и поразмышлять. В этом году она исполнилась.
Я понимал, что, скорее всего, на саму Пасху будет невозможно провести Пасхальное богослужение вместе с прихожанами. Внутренне я был готов, и всю Седмицу я просил людей принять это с терпением, с бережным отношением друг ко другу. Я объяснял, что за этим нет злой воли чьей-то, но есть испытание, которое может, при всей его тяжести, нас всех чему-то научить — и священников, и тех, кто трудится в храме, и тех, кто в храм приходит.
Перед самой Пасхальной службой мы настраивали связь. У нас ушло порядка полутора часов, чтобы наладить трансляцию. Пока настраивали, пришли сотрудники полиции и ГИБДД. И у них было недоумение: а как мы скажем людям, что нельзя заходить в храм?
— Это полиция спрашивала: «Как мы будем людям говорить?»
— Да. «Как я могу сказать людям, что нельзя заходить?» Мы распечатали документы, которые нам прислали из епархии, повесили их на видном месте, чтобы каждый мог прочитать и понять, почему такой порядок посещения храма. Чтобы не было конфликтного диалога с полицией или со мной как с настоятелем, а чтобы человек понимал, что есть не зависящие от нас обстоятельства. И мы тоже находимся в этих же обстоятельствах, мы тоже чего-то лишены. Я, как священник, тоже лишен привычного, важного и дорогого для меня.
Наш храм стоит на дороге, и может зайти любой человек, как верующий, так и неверующий, может быть, даже злонамеренный. Мы закрыли храм, сотрудники полиции поддержали нас в этом, и отслужили все, как должно. Провели трансляцию, к которой, на удивление, подключилось порядка 700 человек — вот это была полнейшая неожиданность.
— И возглас: «Христос Воскресе!» звучал почти в пустом храме, что вы все-таки ощущали?
— Знаете, для сельского храма привычно совершать богослужения в пустом храме, когда самый минимум людей, буквально несколько человек.
Я далекий от мистики человек, но эта Пасха мне дала какой-то уникальный опыт. В этом году, когда я совершал поминовение всех о здравии и об упокоении, то не мог оторваться, потому что вспоминались самые разные люди. И те, кого я давно не видел, и те, кого я хотел бы видеть, и те, кто хотел бы прийти на богослужение.
Было ощущение, что мы общаемся незримо здесь и сейчас.
Такое поминовение заняло у меня очень много времени.
Я сам удивился, что, несмотря на усталость и даже нервное истощение, связанные с организацией богослужения на Страстной седмице, Пасхального богослужения, с огромным количеством разных документов, которые надо было изучить, в молитве такое общение, мне кажется, получилось. Это такой опыт пока уникальный.
— Я знаю, что в некоторых храмах люди заглядывали в окна, где-то они стояли всю Пасхальную службу за забором на холоде. Как вам удалось убедить прихожан не приходить? Приходили ли случайные люди? Что вы говорили им?
— Перед службой были случайные люди — те, которые, может быть, один раз в году бывают. Я объяснил ситуацию. Надо сказать, что ребята очень спокойно отреагировали, двое молодых людей было, спросили: «А в других храмах как-то по-другому?» На что я ответил, что, скорее всего, все священники будут стараться исполнить это разумное благословение. Ребята сказали: «Мы пойдем поищем», — и уехали.
А так я ничего особого не делал, чтобы люди не пришли в храм, потому что я тоже не мог понять, как говорить: «Дорогие мои, не приходите». Поэтому я просто сказал прихожанам: «Знаете, такие обстоятельства. Нас благословляет правящий архиерей. Есть заболевшие среди духовенства города Москвы и Подмосковья. Вероятно, будет небезопасно, если мы соберемся все вместе, как мы привыкли это делать».
Про страх и риск заразиться
— Вопрос, который оставил нам читатель в Facebook. «Добрый день, отец Антоний, интересно, когда вы сами стали серьезно относиться к эпидемии, все-таки все довольно быстро менялось, буквально в течение двух недель, все начали жить и работать из дома? Как быстро получилось ввести в повседневную жизнь прихода противовирусные меры?» Да, это очень интересный вопрос: а когда вы стали серьезно относиться? Ведь произошла все-таки трансформация отношения духовенства и вообще всех нас к этому вирусу и к этой ситуации.
— У меня не было несерьезного отношения с самого начала, но не было и страха, поскольку я 14 лет езжу в туберкулезную больницу, которая находится недалеко от храма, и знаком с основными правилами пребывания в таких учреждениях, где есть повышенная инфекционная опасность. Поэтому с самого начала я стал с прихожанами проводить такой ликбез, говорить то, что мне говорили фтизиатры: как себя вести, как соблюдать простые, но важные правила гигиены.
Второй совет докторов, который я пытаюсь исполнять, тем более, евангельский. Мне с самого начала сказали: «Батюшка, не надо бояться. Делайте то, что должно, и не бойтесь, потому что страх тоже повреждает иммунитет». 14 лет я уже пользуюсь этими советами и, слава Богу, не болею. Не болеют и мои близкие, в моей семье нет случаев заболевания туберкулезом. Среди наших прихожан нет таких случаев.
Наверное, медицинская сторона взаимодействия, в моем случае, не самая активная, поскольку у нас давно уже с больницами налажены отношения, годами ничего не меняется, в хорошем смысле этого слова. Есть изменения в трезвенной работе, поскольку я еще являюсь членом епархиального отдела по утверждению трезвости и духовником семейного клуба трезвости города Фрязино.
Слава Богу, никто, с кем я контактирую, не болеет. Я надеюсь, что не являюсь переносчиком заболевания таким образом, поскольку исполняю все предписанные меры и стараюсь не бояться, и других этому учить.
— Как вы относитесь к протиранию лжицы? Мнение православных разделилось, возникло даже так называемое «стояние за лжицу». Что вы думаете? Может быть, нам тогда не бояться и продолжать причащаться как раньше?
— Здесь вообще очень все просто, нам приходится причащать людей с открытой формой туберкулеза, и мы уже аккуратно научились это делать: не касаемся лжицей ни языка, ни губ. Как-то лет 10 назад один из моих собратьев-священников подарил мне лжицу и сказал: «Вот, смотри, отец Антоний, будешь причащать». Я еще посмотрел и думаю: «Какая неудобная, она почти плоская». Положил в дальний ящик и забыл. А когда мы стали думать с отцом Евгением, как лучше нам наладить техническую сторону причащения, вдруг вспомнилось: вот эта лжица лучше всего, потому что частичка с нее очень легко попадает причастнику в рот, при этом мы не касаемся лжицей ни языка, ни губ. Если кто-то лжицу вдруг облизнул, конечно, мы ее по рекомендации опускаем в спиртовой раствор нужной консистенции, под рукой всегда у меня этот раствор находится.
Так что новая практика не вызвала у меня эмоций, я к ней привык, в больнице находясь. Прихожане тоже спокойно отнеслись. Я просто вышел и объяснил, почему так делается, перед самим причастием, и делал так два воскресенья. И все, очень спокойно, никаких битв за лжицу у нас не было.
— Вообще, мы в православных рядах видим большую нестройность, к сожалению, мы все на разной волне, как я говорила в самом начале. Например, кто-то считает, что в причастии сгорает любой вирус и заразиться невозможно. Кто-то считает, что заразиться очень даже можно. Кто-то считает, что вирус там есть, но если Бог не попустит, то ты не заболеешь. Какое мнение у вас?
— Валерия, помните все-таки, что я — сельский священник. Вопросы богословские, наверное, не мне комментировать. Я думаю, что на этот вопрос еще нужно будет поискать ответ, потому что эти первые такие эмоционально окрашенные реакции, в которых не всегда слышны даже аргументы — эмоций много, а аргументов как-то не ощущается.
Мне кажется, когда соберутся богословы, священники, в обстановке мирного и спокойного диалога все-таки скажут, может ли таинство быть переносчиком. Мне кажется, что нет, конечно, потому что мы лжицей не касаемся губ и языка. На губах и на языке могут быть частички слюны, в которых содержатся микроорганизмы, в том числе патогенные. Естественно, через лжицу капелька слюны может передаться. Не само таинство может быть переносчиком инфекции, но предметы, с помощью которых таинство нам передается, я бы так сказал.
— Если бы к вам прихожанин подошел с таким вопросом, вы бы ответили примерно так?
— Я так и отвечаю. Во всяком случае, я слышал, как другие священники об этом размышляют, близкая мне точка зрения.
Про молитвы вне храма
— Многие возмущаются: храмы закрывают, а продуктовые магазины открыты. Что вы об этом думаете?
— Я сам хожу в продуктовый магазин. Если бы закрыты были продуктовые магазины, думаю, возмущений было бы гораздо больше. Мне кажется, сравнивать здесь неуместно, поскольку, с точки зрения значения в нашей жизни, храмы и продуктовые магазины — это совсем разный уровень и восприятия, и потребности.
Храмы не закрыты, храмы открыты. У нас храм, если соблюсти все социальные нормы, может вместить порядка 42–45 человек, не считая тех, кто в алтаре, и тех, кто за свечным ящиком — такой небольшой храм. В обычный воскресный день бывает порядка 90 причастников, естественно, еще есть кто-то, кто не причащается. Если люди соберутся, это 100 человек вместо 50, и 1,5–2 часа могут простоять достаточно близко друг от друга. В этой ситуации мы сейчас прорабатываем проект вентиляции храма, чтобы было легче дышать. Когда люди так близко и долго стоят вместе, вероятность того, что, будучи заболевшим, кто-то один заразит людей, велика.
— Я не могу, отец Антоний, согласиться с тем, что храмы не закрыты, они же фактически закрыты, потому что могут прийти 90 человек и непонятно, что делать — пускать 50, а 40 оставлять за дверью? Насколько я понимаю, они закрыты, службы идут за закрытыми дверями.
— Есть разные практики, зависит опять же от настоятеля. Я знаю храмы, где запускают определенное количество людей, позволяют соблюсти социальную дистанцию, но служат две службы, раннюю и позднюю. Конечно, это не удовлетворяет всех желающих, но это какой-то выход. Можно распределить по неделям, в таком случае, тех же самых прихожан попросить прийти в этот воскресный день, кого-то — в следующий. Это организовать возможно.
— Разве нет распоряжения службы совершать за закрытыми дверями с 29 апреля?
— Есть.
— Это значит — храмы закрыты. А люди, которые возмущаются, говорят: «Для нас храм — это так же важно, как продуктовый магазин. А вы, неверующие, этого не понимаете. Нам, верующим, храм очень важен. Я в магазин не пойду продуктовый, а в храм я обязательно пойду». Есть же такие люди.
— Согласен, есть такие люди. Действительно есть такой интересный момент. Давайте попробуем в евангельском поле поразмышлять. Действительно мы очень привязаны к храму, это естественно, потому что нужны были такие точки привязки, где человек мог бы чувствовать и переживать некое единение с другими людьми, с другими человеческими сообществами, так и здесь тоже — некое пространство веры. Храм дарит возможность объединиться для молитвы, для совершения таинств. Но если мы откроем с вами Евангелие, то мы увидим, что там такой привязки нет.
И мы можем задаться вопросом: есть ли какое-то полезное значение нынешних событий? Может быть, Бог нас хочет чему-то научить. Часто бывает: в храме я один, тут и благочестие, тут и особые формы одежды, даже речь меняется, а вышел из храма, и ты уже совсем другой человек.
Если посмотреть таким образом на наше такое отношение к самим себе, к вере, то сейчас появилась возможность везде ходить перед Богом, где бы я ни был.
Не только в храме быть православным христианином, но и дома, быть, прежде всего, христианином в отношениях со своими близкими людьми, с соседями, с тем небольшим количеством людей, с которыми мы общаемся в самоизоляции.
Вот человек говорит: «Я лишился храма, я обделен». Но мы с вами можем вспомнить замечательные строки апостола Павла: «Вы — народ, избранный на царственное священство». Оказывается, мы, христиане, можем быть святыми. Апостол Павел так и обращается, он передает приветы именно всем христианам, называет святыми, плюс к этому призывает жить в своих семьях чисто, вести себя свято, правильно. Это ни в коем случае не является нарушением благочестия христианского, наоборот, мы можем как нечто цельное перед Богом предстать.
Если мы обратимся к Священному Писанию, то увидим, что и у ветхозаветных праведников, и в истории Нового Завета богообщение происходило как раз часто дома. Лот принимал ангелов дома, Авраам принимал Святую Троицу дома. Дух Святой сошел на апостолов, когда они находились в горнице тоже в чьем-то доме. Тайная вечеря совершалась в большой комнате тоже у кого-то дома. У нас такая уникальная возможность появилась тоже в чем-то соприкоснуться с Евангелием уже у себя дома, не только выходя в иную реальность, в храмовое пространство, но здесь и сейчас, где бы вы ни находились. Мне кажется, это очень интересный опыт, который тоже потребует своего осмысления.
Про жизнь в самоизоляции
— Это главное открытие, которое вам пришло во время пандемии, или были другие, может быть, личные?
— Я увидел сейчас, совершая такие выезды к тем, кто просит, другие стороны людей. Неожиданно для себя я открыл удивительное терпение, которым наполнены многие люди, находясь в таких тяжелейших обстоятельствах. Как-то понимаешь, что переживать за себя, который более благополучен, совсем уже неудобно.
Появляется интересный опыт взаимодействия, как люди ищут такой общности через интернет любыми способами, как находят и утешаются. Потом говорят: «Мне было важно узнать, важно увидеть даже тех людей, с которыми мы привыкли встречаться в воскресный день в храме». Когда мы все встретимся, когда все будет пережито, потому что сейчас очень трудно бывает оценить — много эмоций, а когда немножко волна уляжется эмоциональная и это проговорится, тогда мы сможем сделать очень интересные выводы и, на мой взгляд, очень полезные.
Я увидел, как люди друг другу помогают. Наши прихожане помоложе стали интересоваться пожилыми. Они и раньше интересовались, а сейчас четко наладили заботу о некоторых пожилых прихожанах. Буквально каждый день стараются позвонить, узнать, что нужно, как состояние их здоровья, какое настроение. Мне было настолько тепло и приятно, что это помимо меня проходит. Я не являюсь какой-то скрепой в этих отношениях, а это сами прихожане так себя проявили, значит, у них возникла евангельская потребность позаботиться о ком-то еще.
— Для вас в житейском смысле что-то поменялось? Когда вы становились священником, вряд ли вы предполагали же, что когда-то придется служить за закрытыми дверями. А что поменялось за этот месяц у вас в семье, в быту?
— Тут даже вопрос, я смотрю в чате: как решили стать священником?
— Можно с него и начать.
— Хорошо. Честно сказать, я в какой-то момент не хотел стать священником. Когда я стал дьяконом и увидел, какая колоссальная нагрузка ложится на плечи священника, я стал притормаживать свое рвение, вполне нормальное, неофитское, хотя я уже был лет десять на клиросе. А потом благочинный позвонил и сказал: «Быть тогда-то там-то, тебя рукополагают завтра». Все. Так и стало.
Что изменилось за время нашей самоизоляции? Пять школьников в семье. Чтобы организовать всех, потребовались дополнительные мощности. Нам помогли — гимназия дала ноутбук, прихожане дали ноутбук. Кто-то со смартфона занимается из ребят. Пришлось отлаживать все взаимодействия, установить ретранслятор на wi-fi.
Отец Антоний с семьей
Потом, мне кажется, появилась какая-то усталость у ребят от учебы, хотя мы в привилегированном положении — живем в своем доме, хоть и недостроенном, ребята могут выйти на улицу погулять, побегать, что-то поделать. И все равно усталость. Школа давала возможность переключиться. Ребенок ушел в школу, потом пришел обратно — и ой, как здорово, тут дома что-то изменилось. Был момент переключения из ученика в семейное состояние, а здесь его нет — ты вроде ученик, в то же время у тебя семейные обязанности, тут и дети другие бегают, что-то им нужно, отвлекают, кричат.
Да, мы тут и ссорились, и обижались. Я вчера вечером очень обиделся, неожиданный сюрприз получил от одного из детей. Прямо сегодня просил прощения за несколько резких слов обидных. Наверное, в каждой семье всплывают те ситуации во взаимоотношениях, которые были скрыты. Теперь, хочешь не хочешь, мы все время друг с дружкой рядом и никуда не денешься друг от друга. Появляется какое-то другое взаимодействие, понимаешь, что иногда надо помолчать, а тут, похоже, кроме молитвы, ничего не поможет, потому что сил нет.
Здесь можно о Евангелии поговорить, а здесь можно просто послушать, что тебе скажут. Недавно у нас отключили электричество, мы достали одну гитару, вторую, просто потихонечку пели песни. У нас не работало отопление, но, тем не менее, общее пространство, которое получилось, всех обогрело, и дети не боялись темноты.
Про любовь и опору в трудные времена
— Я даже у одного священника сегодня прочитала, как прихожанин пришел и рассказал, что был с женой на грани развода, а во время изоляции увидел ее по-другому и влюбился заново. Это вообще уникальный случай, в основном все пишут, мол, глаза бы мои вас не видели, и приклеивают детей скотчем к полу на фотографиях. А здесь человек увидел жену заново и говорит, что она прекрасна. Тем не менее, снаружи один человек для другого теперь — источник опасности. Мы отпрыгиваем от людей, и люди отпрыгивают от нас. Что вы об этом думаете, как нам не разобщиться в реальном мире, в офлайне?
— Ох, какой непростой вопрос! Мне кажется, что надо вспомнить, что мы все являемся носителями разных инфекций и всяких непростых состояний. Это всегда было. Мы никогда не знали, с кем рядом мы находимся в транспорте, мы никогда не знаем, кто рядом с нами совершает покупку в магазине. Всегда это было, и всегда инфекции передавались от человека к человеку. Это не что-то новое, что сейчас происходит, просто пришел новый вирус, один из семейства вирусов, которые живут с нами.
Первый из коронавирусов был найден еще в 1965 году. Это совершенно не уникальная ситуация, просто многие люди об этом не знали. Да, мы передаем друг другу наше эмоциональное состояние, мы делимся мыслями и сомнениями так же точно, как делимся микробами, но не всегда это для нас губительно, не всегда это так опасно, потому что у нас есть иммунитет.
Для меня было удивлением узнать, что с начала 90-х годов XX века медицинское сообщество ведет дискуссию на тему, что же является пусковым моментом заболевания человека — наличие инфекции или слабость иммунитета? Готового ответа нет. Есть люди, разделяющие первую точку зрения, есть также аргументированно подтверждающие вторую точку зрения. Согласия нет. Что уж говорить нам здесь?
Мне кажется, это тоже некий подвиг любви — принять опасность от человека, особенно от близких людей, самого человека принять по-христиански.
Да, я принимаю опасность, которая может исходить от человека. Эта опасность в любви наиболее высока, потому что когда мы открываемся другому человеку, своему любимому, каждое его неосторожное слово, равно как и мое неосторожное слово в его открытости, может в самую глубину сердца поразить, ранить. Это такая негарантированность, что ли, наших взаимоотношений. Нет гарантии ни в каких отношениях, даже если подписан договор, даже если все санкции прописаны, не может быть гарантии, что все будет хорошо.
Поэтому здесь, принимая человека, мы немножко рискуем. Так же точно, отвергая человека, мы очень сильно рискуем, что мы можем отвергнуть, отказаться, оттолкнуть, но это будет гибельно и для нас в первую очередь, если по-христиански подходить. Разумная осторожность, да, нужна. Но в то же время какая-то грань мужества, евангельского мужества, может помочь остаться нам людьми, просто людьми. Тут не надо пытаться что-то сверхчеловеческое учить, просто людьми остаться.
— То есть, когда я подхожу к подъезду и дрожащей рукой берусь за ручку двери, я должна себе сказать: «Гарантии нет, не бойся»?
— Да. Я приду домой и с мылом под проточной водой хорошо помою руки после этого, и все, этого достаточно. Как правило, этого достаточно. Это говорят врачи, я так делаю, приходя из больницы — хорошо мою руки.
У меня мама была врачом. Я, вообще, в больнице вырос. Мама так делала всегда, это у нее было в привычке — она после каждого пациента, естественно, хорошо промывала руки. У нас в семье было заведено мыть руки часто с простым детским мылом.
— По поводу дискуссий — у нас вообще ситуация довольно неопределенная: дискутируют врачи, дискутируют священники, чиновники часто не знают, что делать. Что делать христианину в этом случае, на что он может опереться?
— Христианину, естественно, опираться на Христа, хотя эта опора тоже не дает никаких гарантий.
Смотрите, очень часто приходят молодые родители. Родился ребеночек. Они, в таком умилительном состоянии пребываючи, говорят: «Батюшка, у нас такая радость, у нас ребенок родился, — особенно когда это первенец, — давайте покрестим». Вредный батюшка, каким я являюсь, задает им вопросы противные, говорит: «Дорогие мои, зачем вы хотите крестить?» — «Как же? Чтобы не болел, чтобы у него был ангел-хранитель, чтобы Бог его оберегал».
Иногда бывает очень тяжело сказать: «Дорогие родители, посмотрите, ведь Сын Человеческий и Сын Божий, мы Его изображаем не только воскресшим, но мы Его изображаем и распятым. Как человек Он столько претерпел до самой смерти! Мы крестим во Христа человека. Понимаете, нет никаких гарантий, что ваш ребенок будет жить без печали, что он не будет болеть. Мои дети тоже болеют, хотя я священник. Нет никаких привилегий, которые давало бы крещение, а есть, наоборот, некая трудность даже, потому что мы приносим обеты крещения, мы уже говорим: «Господи, я обязуюсь жить не абы как, а по заповедям любви». Это как бы дополнительная нагрузка в жизни получается на ум и на сердце, и на все дела наши». Очень иногда бывает трудно беседовать с родителями, чтобы донести это до них.
Так же и здесь, христианину на кого опираться? На Христа, который не дает никаких гарантий, что ты болеть не будешь, если станешь ежедневно причащаться. Нет. Он не дает гарантий, что мы будем состоятельны, что мы будем почитаемы или убережемся от каких-то несчастных случаев, техногенных катастроф, нет. Но внутренняя опора, Христос, нам показывает, как можно пройти эти испытания, что можно пройти их не с потерями, а с приобретениями, что ты можешь для себя что-то приобрести как личность, как человек. Ты можешь получить какой-то опыт через принятие этих трудностей, но может и помощь прийти, когда ты молишься и говоришь: «Господи, помоги мне! У меня ни сил нет, ни понимания нет, я не знаю, кого слушать, потому что этот врач говорит одно, а этот говорит другое». Ты можешь спросить: «Господи, мне-то как быть, мне, человеку здесь и сейчас?»
Если человек спрашивает от всего сердца, он получает этот ответ. Пути, правда, разные, у каждого может быть свой какой-то путь, но обязательно получает. В этих даже ситуациях, когда паника, когда шатания, когда, кажется, нет опоры, может быть вполне, внутренняя опора появится. Такая помощь Божия — она приходит туда, где тяжело, где действительно человеку нужно эту помощь получить.
Про язык богослужения
— Провокационный вопрос задам. Какие, по-вашему, проблемы Церкви и общества вскрыл этот вирус?
— Миленькие мои, что же вы делаете? Я же сельский священник, у меня очень невысокая колокольня на храме, я с нее вижу очень мало, даже ближайший город к селу Трубино я практически не вижу. А уж тем более проблемы всей Церкви Вселенской или поместной как я могу видеть?
Здесь, в селе, в городе, где я бываю чаще других — в наукограде Фрязино, все проблемы, мне кажется, просто обострились, но они были и до этого. Недоверие, неслышание Бога, может быть, и малый опыт чтения и понимания Евангелия. Я два года преподавал на библейских и богословских курсах Новый Завет, это было очень непросто и тогда. Сейчас мы беседуем о Евангелии, все равно это тоже непросто.
Да, я читаю Facebook, я смотрю мнения разных священников. Прежде всего, мне интересно, как организовать богослужение, чтобы оно стало понятнее и ближе, чтобы те переживания, которые мы сейчас испытываем, тоже были включены в богослужение, чтобы немножко стал понятнее язык, какие-то части богослужения стали более открыты для слушающих.
Потому что очень много вопросов задается именно про богослужение, его восприятие, поскольку это большая трудность и языковая. Когда мы вечерние молитвы совершаем утром, а утренние вечером, это большая трудность, как понять, как объяснить человеку, что у нас такая традиция. Мне бы хотелось, чтобы эти вопросы тоже были в обсуждении, в хорошем диалоге проговорены и вынесен какой-то полезный опыт, который мог бы облегчить людям вхождение в богослужение и в пространство восприятия Евангелия.
— Как раз вы частично ответили на вопрос нашего читателя «Правмира», он звучал вот так: «Думаю, уже всем понятно, что серьезные изменения в жизни Церкви в связи с нынешними событиями неизбежны. Какие изменения лично вы хотели бы, чтобы произошли в первую очередь?» Более понятное богослужение, так?
— Да, более понятное богослужение и Священное Писание, возможность его изучения и комментарии более современные, нежели какие-то уже привычные для нас, чтобы возможно было соотнести евангельские заповеди с нашей реальной жизнью и понимать, как применять практически ту же Нагорную проповедь и заповеди о любви. Более конкретики хочется.
— Я еще задам один вопрос, который пользователь сети «ВКонтакте» отставил на странице «Правмира»: «Отец Антоний, у нас паломническая служба приглашает в поездки на майские праздники в ближние села, я отказываюсь, ссылаясь на позицию Патриарха молиться дома. Ранее я часто ездила. Вопрос возникает: как относиться к таким приглашениям? То ли это глас Господа, то ли искушение? Сейчас многие храмы транслируют онлайн службы, и требы можно заказать и оплатить онлайн».
— Все-таки голос Божий для нас, прежде всего, слышен в Евангелии, в Новом Завете, в Ветхом Завете и в преданиях, то есть в других источниках. Мы можем услышать призыв к праведности, призыв к чистоте, призыв оказать любовь к ближнему, проявить любовь к Господу. Каким образом мы будем это делать, это оставляется нам для нашего свободного выбора.
Само по себе паломничество в другое время, конечно, неплохо. Я дружу с некоторыми своими собратьями-священниками, и когда есть такая возможность, мы стараемся собраться вместе и совершить богослужение, посидеть за трапезой, пообщаться, и даже иногда побегать с детьми, поиграть в футбол. Это уникальное бывает общение, очень важное и нужное. Какие формы изберет для себя человек в каждой ситуации, оставляется на свободу самому человеку.
Та женщина, которая задала вопрос, уже сказала, что у нее есть основание сомневаться, нужно ли ей ехать. Есть благословение Патриарха пока отложить поездки, и не будет никаким грехом, если поездка не сейчас совершится, а в более удобное и более безопасное время. Потому что есть опасения, особенно за тех, кто постарше. Они, отягченные хроническими болезнями, могут тяжело перенести или не перенести этот вирус, и мы тогда окажемся в очень, мягко говоря, неловком положении.
Поэтому голос Божий здесь — это, прежде всего, Евангелие, а потом все остальное в рамках Предания. Паломничества как такового в рамках Предания нет, это, скорее, наша традиция, хорошо, когда она связана с долгом и христианским общением.
— Вопрос от тех, кто нас смотрит: «Все мусульмане уверенно говорят, что Библию переписали несколько раз. Что можно им ответить? Часто дискутирую с ними, и это их утверждение ставит меня в тупик». И тут еще не спрашивают про евангелистов, у которых расходятся, в общем-то, тексты, но действительно, что же отвечать?
— Здесь хорошо знать историю Ветхого и Нового Завета, историю самого Писания. Коротко на этот вопрос ответить просто невозможно. Вопрос богодухновенности Священного Писания очень остро обсуждается и богословами, и библеистами. Поэтому лучше не сельского священника спросить, а все-таки специалиста.
От себя могу дать только такое понимание, которым сам руководствуюсь в беседах: хорошо, покажите обоснованно, тем более если это мусульмане, где есть заповеди выше евангельских заповедей о любви, где есть такие нравственные императивы, которые бы так человека наполняли внутренне, так бы тревожили и ум, и сердце, и совесть, покажите. Покажите такие примеры, где человек мог тоже руководствоваться какими-то заповедями, чтобы был явный пример деятельного выражения любви. Я думаю, что здесь будет очень сложно в других религиозных системах найти примеры эти — они есть, но другие.
— Вы предлагаете кинуть шар на их сторону?
— Дело в том, что когда нас спрашивают, ждут не того, что мы с вами расскажем о Серафиме Саровском или преподобном Сергии Радонежском. Ждут ответа лично от нас, нашего личного свидетельства, проявления нашей личной веры. Как апостол Павел говорит каждому: «Будьте готовы дать ответ о вашем уповании». Хотя в нашей христианской традиции есть некая скромность, что лучше сказать, знаете, у нас есть иже во святых отец такой-то, его пример действительно хорош. Он и правда хорош, но ждут-то от нас. В какой части мы этот пример разделяем? Как мы лично в своей жизни применить можем Евангелие?
Бывает, честный ответ о себе или о ком-то из общих знакомых стоит дорогого и убеждает больше, нежели 10 житий святых.
— Еще пожелание от зрителя, не столько вопрос: «Батюшка, так нужны организации и собрания для молодежи, но очень хорошо и широко организованные, чтобы больше знакомить, привлекать, а то “свидетели Иеговы” ходят, хорошо бы и нам так ходить». Как вы думаете, хорошо нам так ходить или нет? Нужны нам такие собрания и зачем?
— Это вопрос не ко мне, это вопрос к молодежи. Нужно ли и кого они готовы слушать? Какие у них вопросы? Есть ли у нас на них ответы? Я от такой организации только могу устраниться, если нет этой инициативы у тех, кто наполнен жизненной энергией, силами, что я могу предложить, если нет вопросов? Будут вопросы, мы будем думать, тогда дадим ответ.
Про обещания, данные самому себе
— Есть такой вопрос, написал нам читатель «Правмира» на Facebook: «Батюшка, когда я обещаю что-то себе — встать пораньше, не есть на ночь, гулять перед сном — мне эти обещания очень сложно выполнить. Я могу делать это день, два, три, потом находятся какие-то причины и неотложные дела. Если я даю обещание другим, то в доску расшибусь, но сделаю. Почему так происходит? Как выполнять обещания перед собой, данные самому себе, как научиться этому?» Наверное, это очень глобальный вопрос.
— Да, действительно, очень мощный вопрос. Я сейчас сижу, и вспоминается мне изречение: «На миру и смерть красна». Бывает так, что мы как-то несерьезно к себе относимся. Другие люди нам помогают проявить себя. Мы чувствуем отдачу, другие люди нам возвращают какое-то уважение, благодарность, нам тогда действительно легче, у нас мотив появляется что-то сделать для другого человека.
Если мы опять обратимся к Евангелию, ведь заповедь какая интересная: возлюби ближнего, как самого себя. К себе тоже надо с любовью относиться и научиться этому — и себя слышать, и понимать себя, какие потребности, какие мотивы у меня. Получить некий опыт жизни с самим собой, труда с самим собой — тогда, может быть, изменится и этот первоначальный посыл.
Я даю какое-то задание себе, это само по себе неплохо, важно держать себя в каких-то рамках, тренировать себя. Но всегда ли эти задания адекватны? Я сейчас задам себе цель подпрыгнуть на какую-то высоту и не подпрыгну. Есть вещи, которые действительно важны, есть — не очень.
Понять, что для меня важно, что для меня нужно, что действительно меня наполняет — это целая большая тема. Наверное, хорошо с психологом об этом пообщаться. Главное, не смущаться этим, хорошо, что вы себе задания даете и что-то делаете. Это тоже опыт, тоже труд, не обесценивайте его. Поберегите саму эту возможность трудиться.
— От того же человека вопрос. «Мне часто люди рассказывают о своих проблемах, и я все время норовлю дать совет. Как перестать быть жилеткой, в которую плачут, и не советовать, когда не спрашивают?»
— Буквально сегодня мы говорили с одним телесно ориентированным психотерапевтом. Обсуждали, как действительно не стать жилеткой, как помочь человеку, но при этом не погрузиться в те состояния, которые он принес с собой и отдает тебе? Это не просто бывает, потому что, с одной стороны, человек ждет от нас сопереживания и сочувствия. С другой — мы можем к этому быть не готовы просто, или у нас могут быть другие переживания не менее мощные, не менее важные. Это искусство.
Но помогает, бывает, очень простая мысль — сказать себе: то, что происходит с этим человеком, это лично ему дано. Опять если мы возьмем Евангелие: «Волос с головы человека не упадет без воли Божией». Почему-то Отец Небесный поставил этого человека в эту ситуацию, которая для него в первую очередь важна.
Я не знаю, почему, могу не понимать, я не призван решить эту ситуацию, но я могу посочувствовать и честно выслушать. Честно сказать: «Я не могу, наверное, тебе помочь. Я то, что мог, сделал — выслушал тебя». Можно еще, как замечательно говорит мой знакомый, «пустить стрелу вверх», помолиться, сказать: «Господи, Ты видишь, я ничего не понимаю в этом, не знаю, как помочь. У меня внутри все перемешалось от того, что он говорит. Но Ты ему помоги, видишь, как он мучается, дай ему какое-то научение, как только Ты можешь». Это тоже будет огромная помощь и себе, потому что мы таким образом тоже перед Богом встанем и о своем состоянии Ему расскажем, и тому человеку, который перед нами.
— Задам последний вопрос от зрителей. «Вы задумывались о том, как можно привлечь молодых, которые и в семье одиноки, и в обществе потеряны?»
— Давайте опять, я — сельский священник. У меня растут дети, старшему сыну 17 лет, за ним еще двое мальчишек, уже юношей — 15 и 14 лет. У них много друзей, у них большой круг общения. На приходе подрастают дети, которых я крестил. Там, где я сейчас еще немножко тружусь, тоже бывают дети и подростки, и семьи — это центр культуры и досуга «Факел» города Фрязино.
Привлечь молодых, как-то намеренно что-то делая, практически, мне кажется, нереально. Вот они видят, что что-то в тебе есть, что-то такое ты можешь сказать, сделать, что им важно и нужно. Ты можешь что-то им рассказать такое, что для них тоже сейчас жизненно важно. И на своем языке говоришь о тех же предметах, которые их волнуют. Потому что если мы придем и начнем говорить: «Знаете, есть Типикон, есть Устав, есть церковная жизнь, есть традиции Церкви, есть большой исторический опыт», — они посмотрят и уйдут, потому что они не знают, как это применить и нужно ли это им здесь и сейчас.
Но можно сказать: «Мы можем поговорить с вами о переживаниях, о том, как в разных ситуациях поступают разные люди. Не обязательно эти люди были из тех, кого мы как Церковь на щит нашей веры поднимаем». Может быть, это люди, которые тоже в церковной ограде, но не очень заметны или не очень известны.
Один из таких людей — Александр Владимирович Жиркевич, с наследием которого я немного соприкоснулся. Это был уникальный человек, который постоянно цитирует Евангелие в своих дневниках, обращается к нему в своих размышлениях, и настолько живо Евангелие в его поступках проявляется, что этим человеком невозможно как-то не очароваться или, во всяком случае, не взять его как некий нравственный ориентир, компас.
Мы часто приводим в пример священников, это неплохо. Но человек, особенно молодой, скажет: «Я не священник, я не знаю, как применить это в моей жизни». Когда человек из мира, такой же, как простые прихожане, что-то делает, мы говорим: «Посмотри, можно так делать. Ты можешь этот опыт применить, смотри, человек, оказывается, задавался теми же вопросами, которыми ты задаешься». Это реальный опыт тех людей, которые, еще раз повторюсь, не видны, их наследие еще не изучено, хотя тот же Александр Владимирович общался с виднейшими деятелями искусства и мысли, и общественной жизни своего времени.
Там 20 лет дружбы с Ильей Репиным, общение с Верещагиным и Айвазовским, переписка огромная с Львом Николаевичем Толстым, с Лесковым. Есть большая переписка с Анатолием Федоровичем Кони, с Победоносцевым и Столыпиным. Казалось бы, мы не знаем об этом человеке практически ничего, а за ним целый мир, который отражен в его творческом наследии и в его дневниках, которые сейчас частично изданы, а частично расшифровываются и готовятся к изданию. На таких платформах, мне кажется, легче общаться и дальше смотреть. Опять я как сельский священник говорю, это мои размышления, вы можете с ними не соглашаться.
— Отец Антоний, мы завершаем наш разговор. Может быть, у вас остались какие-то мысли, которые вы хотели донести и подытожить наше общение.
— Во-первых, я хочу поблагодарить всех тех, кто с нами был сегодня. Мне кажется, это настоящий подвиг, поскольку такая погода сегодня замечательная и те, у кого есть возможность выйти на улицу, наверняка сегодня погрелись на весеннем солнышке, подышали всей грудью весенним воздухом, которым надышаться просто невозможно.
А те, кто не смог… Я думаю, что скоро и это пройдет. Мы все-таки в этом испытании можем не только видеть какие-то отрицательные стороны. Я желаю, чтобы каждый из нас увидел в этом испытании что-то положительное. Проходя через эти трудности, через страх, панику, непонимание, через внутреннее смущение и несогласие с тем, что происходит, проходя через все это, хорошо бы мы получили добрый урок доверия к Богу, возможность богообщения здесь и сейчас, возможность как-то по-новому, как Валерия рассказывала о супружеской паре, увидеть тех людей, кто рядом с нами находится, и влюбиться, и что-то доброе сделать тем, кто рядом. Выйти из этого испытания обновленными. Желаю помощи Божией в этом непростом испытании. Всем радостное пасхальное приветствие адресую: «Христос Воскресе!»
— Воистину Воскресе! Я напоминаю нашим зрителям, что с нами был настоятель Сергиевского храма села Трубино Щелковского района отец Антоний Сенько. Смотрите наши прямые эфиры, оставайтесь с «Правмиром». Спасибо всем. До свидания.
— Спасибо.