Экзистенциальный психолог Вита Холмогорова с 1996 года работает с людьми, пережившими катастрофы, теракты, трагедии. Она объяснила, что именно с нами происходит и как в этой новой жизни бороться со стрессом.
— Я все время смотрю на сводки с количеством заболевших. Это как будто свидетельство, что мы не напрасно жертвуем своей свободой и образом жизни, ситуация действительно тяжелая. То есть, получается, чем хуже, тем лучше. Как говорится — доктор, что со мной не так? Или это только со мной?
Вита Холмогорова
— Все наши негативные эмоции — это на самом деле ответ на разрыв между ожиданиями и реальностью. Мы абсолютно не понимаем, к чему готовиться. Одно дело посидеть дома недельку, ну две, ну три. Никто не предполагал, что, возможно, сидеть придется гораздо дольше.
Какие-то люди в феврале катались на лыжах, приехали и сели в карантин, когда еще никто про него и не слышал. Первые две недели они выдержали, а потом начали психологически сыпаться. У кого-то депрессия, у кого-то агрессия, у кого-то усталость. Если бы мы заранее знали, что два месяца — и я выйду, то можно было бы как-то иначе распределить ресурсы.
Здесь очень важно сразу опереться на правильные внутренние установки, сказать себе: «Ок, по каким-то обстоятельствам у меня возникло два месяца свободной жизни. Что бы я хотел с ними сделать?» Ведь свобода — это не только выйти из дома и пойти куда хочешь. У нас еще есть свобода внутреннего выбора, свобода решать, как я хочу провести эти два месяца. Этого у нас никто не отнял.
— Какая свобода у большой семьи с маленькими детьми в двухкомнатной квартире? Все раздражаются, прыгают друг у друга на голове. Как им быть?
— Я вижу по некоторым своим клиентам, что они очень быстро приспособились к новой ситуации, приняли ее как данность. А есть другие, которые с ней борются и зря тратят свой ресурс.
Допустим, человек потерял кошелек. Тут есть две модели поведения. Один будет себя грызть — да как я мог, почему я положил все деньги в одно место и так далее. Другой расстроится, но через пять минут станет прикидывать, на чем сэкономить до следующей зарплаты. Он не тратит энергию на внутреннюю борьбу с ситуацией, а начинает из нее исходить.
Возьмем женщину, которой то ли месяц, то ли больше каждый день надо заниматься с детьми, да еще самой что-то делать на удаленке. Она может сесть и сказать себе: «Это сегодня моя жизнь. Двое детей разного возраста с разными школьными программами. Это моя реальность ближайшего времени. Как я могу распорядиться ею, чтобы прожить максимально комфортно, максимально хорошо?» И это опять задача, а задача всегда дает силы. Ты видишь цель — и к ней идешь. Как ни странно, наибольшего мужества требуют те ситуации, в которых мы можем что-то сделать, а не те, когда мы не можем сделать уже ничего.
Попытайтесь нащупать дно. Там ваша точка опоры
— У людей в одночасье рушатся бизнесы, сбиваются все прицелы, выпускники непонятно как будут сдавать ЕГЭ, учителя и ученики в стрессе от дистанционки. Просто сказать им всем: «Мыслите конструктивно» — нет, этого недостаточно. Раньше это работало, но сейчас мы все попали в какую-то абсолютно новую ситуацию неопределенности.
— Это самый стрессовый фактор для всех нас — неопределенность.
Что делать? Здесь есть несколько моментов. Первый. Наш мозг эволюционно так устроен, что он легче сосредотачивается на негативе. Он хочет знать, где опасность, чтобы лучше защищать нашу жизнь. Поэтому в момент неопределенности мы рисуем себе апокалиптические сценарии. То есть эту защитную функцию мозга мы постоянно оборачиваем против себя.
Поэтому в ситуации неопределенности очень важно найти себе точку опоры. Когда человек падает в колодец, он не знает, сколько ему лететь, погибнет он или нет.
— Вы предлагаете ему с максимальным комфортом лететь и не думать, что там будет на дне?
— Наоборот. Для того чтобы психика могла как-то выжить, нам надо это дно ей дать.
У одного моего клиента в период финансового кризиса 2008 года была фирма по организации праздников, которая вот-вот должна была обанкротиться. У человека паника, его трясет. Я ему говорю: «Что ты еще умеешь делать?» Стали перебирать и пришли к тому, что он классно мог бы торговать чем-то простым: водкой, водой, гречкой — он хорошо умеет проводить короткие коммуникации.
Да, он творческий, артистичный человек, и торговля водкой — это совсем не то, о чем он мечтал. Но зато мы поняли, что в самом худшем случае он не пропадет и в этой новой реальности даже будут какие-то плюсы. Например, появится больше свободного времени на семью и друзей.
Когда мы опускаемся на дно, в этом нет ничего хорошего, кроме одного: появляется опора.
Это интересный психологический феномен. Человеку ведь свойственно избегать страха. Он мучается: «Что же будет? Ой-ой-ой, лучше об этом не думать». Но иногда правильнее не отбрасывать черные мысли, а дать им ход. «Допустим, я не смогу какое-то время заниматься своей профессией. А что я еще могу сделать, если будет совсем плохо?» Когда я это представляю себе, у меня появляются силы. Потому что паника — это реакция на максимальную неопределенность.
— А если ты не знаешь, где твое дно? Вроде дальше опускаться некуда — и тут снизу постучали.
— Приведите мне пример, ведь такого не бывает. Я много работала с человеческим горем — когда была война в Чечне, были теракты, люди теряли детей. И я могу сказать: пока вы живы и относительно здоровы, всегда есть дно. Не все сразу смогут оттолкнуться от него и начать выплывать, но мы сможем хотя бы зафиксироваться и понять, что такова новая реальность. Самое гадкое в страхе — он лишает нас возможности реалистично мыслить. Поэтому очень важно понять тот минимум, который никто не может отнять.
«Все будет хорошо» и «все будет плохо» — помогут оба варианта
— Как работать с людьми на абсолютном дне, где нечем дышать? Что может сказать психолог человеку, потерявшему ребенка?
— В психотерапии есть очень много разных школ, направлений, порой совершенно противоречащих друг другу. Но, когда речь идет о горе и потере, все сходятся в одном: просто будьте рядом. Человеку очень важно пройти через переживание, а не заблокировать его, а мы как профессионалы должны просто быть с ним и ему помогать.
— Взять за руку и сказать: «Плачь»?
— Здесь нет общих рекомендаций: одному человеку в горе хорошо, чтобы с ним молчали, другому — чтобы с ним говорили. Надо чувствовать и поддерживать. Для разных людей эта поддержка будет разная.
То же самое и сейчас. Есть люди, у которых психологическая защита в условиях стресса — это отсечь негатив, сказать: «Все будет хорошо». Когда они сталкиваются с какой-то тревожной информацией, им становится очень тяжело, рушится их защита. Чтобы таких людей поддержать, им надо говорить: «Прорвемся, где наша не пропадала!»
А другим наоборот, надо приготовиться к худшему, купить 20 килограммов гречки, столько же туалетной бумаги, договориться с работодателем о самых пессимистичных сценариях — словом, сделать много действий, исходя из наихудших прогнозов. Таким людям важен вопрос: «Что еще мы можем в этой ситуации, все ли мы предусмотрели?» Для них чем больше конструктивной, пусть и негативной информации, тем лучше.
— Стало ли у вас в связи с самоизоляцией больше клиентов? Что вообще изменилось в вашей работе?
— Самый поразительный для меня феномен — это то, что многие люди с паническими атаками, которые должны были бы посыпаться первыми, плюс-минус держатся. Словно их неадекватная для нормальной жизни тревожность получила легализацию. Внешнее давление сравнялось с внутренним, уровень напряженности вдруг совпал с реальностью, и они успокоились.
— А другие?
— У других — повышение фоновой тревоги актуализировало все те проблемы, которые и так им были свойственны. Как говорят на Востоке: как бы далеко ты ни ушел, ты всегда там, где твои слабости. Мы обнаруживаем в себе некие особенности, идем к психологу, прорабатываем их, они теряют остроту. Но как только наступает стресс, болезнь и так далее, мы оказываемся в той же точке (ну почти), из которой мы отправлялись. К счастью, человек, который хорошо поработал с психологом, обладает техниками, которые позволяют ему справляться.
Смысл освободившегося времени – перезагрузка
— Как известно, лучший объект для заинтересованного наблюдения — это ты сам. Лично я всегда спасалась от неприятностей во сне. А сейчас я чувствую, что по утрам просто незачем вставать.
— Это следующая тема, про смысл. И тут мне приходит в голову очень неожиданная аналогия: Виктор Франкл. Который, вообще-то, существовал в контексте, предельно далеком от нашего — он был узником концлагеря. Не будем гневить Бога, мы не в такой ситуации, но с психологической точки зрения есть некоторое сходство: отсутствие цели.
Франкл говорил, что психологически выжили только те, у кого сохранилась категория смысла. И мы сейчас должны попытаться понять смысл этого периода. Для кого-то это запросто может быть отдых. Я пахал последние 10 лет, вставал в шесть утра, а теперь есть время выспаться. Чем не смысл? А для кого-то это возможность пообщаться с детьми, которых он не видел годами. Кто-то разберет старые фотографии, сделает генеральную уборку или испечет торт.
Я просто не знаю человека, который не сказал бы мне когда-нибудь: «Эх, подтянуть бы иностранный язык, да времени нет». У любого из нас были задачи, до которых никогда не доходили руки. Это история про перезагрузку. Люди, которые умудрятся прожить это время осознанно, окажутся в выигрыше.
— Но здесь есть оборотная сторона. Люди считают, что должны использовать этот период как возможность для личностного и профессионального роста. Многие жалуются, что день идет за днем, а сил нет.
— Да, я вижу это даже по моей ленте фейсбука. Человек «лежит головой» в сторону поставленной задачи, но еще ни на шаг к ней не продвинулся. Нет мотивации, зато есть чувство вины. Здесь очень важно снизить требования к себе.
Мы оказались в ситуации, выходящей за рамки нашего опыта. Прежние нейронные связи оказались «нерабочими», а для создания новых нужно время.
Этот процесс интенсивной перестройки нейронных связей субъективно переживается как чувство растерянности и опустошенности. Если в этом состоянии заниматься саморазвитием, то можно себя добить, вогнать в депрессию. Важно прожить данный период осмысленно, но не переходя границ своих возможностей.
Чтобы не сожрать друг друга взаперти, будьте вежливы
— Мы все о высоких материях, а у иной многодетной семьи задача одна: не поубивать друг друга. Или, наоборот, молодая пара страдает в разлуке. Слишком тесное общение, как и слишком долгая разлука, не всегда идут на пользу отношениям.
— Этот кризис здорово санирует нашу жизнь. Уберет ненужное, а то, что нужно, сделает гораздо ярче и четче. На моих глазах совершенно неожиданным образом создаются союзы. Люди жили, встречались без далеко идущих планов и вдруг — бах! — вынужденно съезжаются и очень счастливы. Есть семьи и пары, которые, наоборот, оказались разделены.
Эти вещи тяжелее всего воспринимаются молодыми. Они не самодостаточны, у них нет опыта жизни, терпения и умения приспосабливаться к обстоятельствам. У таких пар будет много проблем, но будут и какие-то неожиданно здоровые решения.
Длительные семейные отношения тоже будут сильно меняться. Ведь у нас вообще нет навыка их выстраивать.
Нам с детства твердили, что над отношениями надо работать, но немножко забыли рассказать, как это делать.
Но сейчас мы вынуждены учиться, иначе друг друга сожрем.
— Как их выстраивать?
— Когда мы влюблены, мы ориентированы на другого, сфокусированы на его желаниях, комфорте. Мы еще по-настоящему не встретились с любимым человеком, поэтому живем с тем образом, который сами создали. Потом наступает разрыв между ожиданиями и реальностью. Начинаются обиды, претензии, и из позиции адвоката, в которой мы изначально находились по отношению к нашему партнеру, мы незаметно переходим в позицию обвинителя.
Соответственно, чтобы сохранить отношения, нам нужно хоть ненадолго, хоть иногда, возвращаться на позицию адвоката. То есть на позицию сострадания и сопереживания.
У ортодоксальных евреев есть пронзительное определение любви: «Любящий всегда знает, что у другого болит». Это очень важно. Условно говоря, муж должен прийти с работы, жена ему картошечку, селедочку, все приготовила, накрыла, сидит довольная и его ждет. Он открывает дверь — и с порога начинает орать. Что она чувствует? Конечно, огромную обиду, и это нормально. Но вдруг у него что-то случилось? Может быть, проект сорвался, он не знает, чем завтра кормить семью? То есть ему очень тяжело, но, чтобы донести до жены это свое состояние, он выбрал, мягко говоря, не самую правильную форму.
— И что, я теперь должна его пожалеть? Я тогда в этой самоизоляции не выживу.
— Конечно, нельзя превращаться в безответную жертву. Я только о том, чтобы не поддаваться исключительно эмоциям. Когда у меня меньше эмоций и больше понимания, я могу что-то сделать, чтобы защитить себя в нормальной, цивилизованной форме, а не начинать вот это «а ты сам-то, а на себя посмотри…».
Мой дедушка всю жизнь говорил: в семейных отношениях главное — вежливость. Я всегда смеялась над этим, а зря. Люди гораздо болезненней реагируют на форму, чем на содержание. И вы вполне можете сказать мужу: «Знаешь, дорогой, я понимаю, что тебе плохо. Но давай ты не будешь срываться на меня и кричать».
Когда люди заперты на своей небольшой жилплощади, вежливость, этикет, даже некоторая церемонность очень важны. В семье мы меньше всего это умеем. На работе еще держимся, а пришли домой, ногой открыли дверь — и пошло.
Что такое гармоничные, на мой взгляд, семейные отношения? Очень просто: это когда он думает о ней, а она думает о нем. Сейчас самое время этому научиться.
Режим дня, медитация, спорт
— Ну вот мы использовали наш шанс, с толком время провели и даже сохранили семью. Выходим из бункера — а там разруха, руины. Тут-то нас и накроет.
— Точно, и нам придется эти обломки разгребать. Поэтому сейчас надо аккумулировать ресурсы, а не транжирить их на борьбу с тем, что не можем изменить. Копить силы и направлять на что-то конструктивное — тот же отдых.
Но, чтобы отдых не превратился в апатию, ему необходима структура. Первое — режим важен как никогда. Он нас ограничивает, но при этом он дает опору, ставит рамки. Второе — это, конечно, спорт.
— Многие мои знакомые купили или взяли напрокат беговые дорожки.
— Очень умно! Мы все стали просто меньше двигаться, меньше получать внешних стимулов. Одна поездка в метро — это столько впечатлений, столько меняющихся картинок, а сейчас перед глазами одно и то же. Внутреннее напряжение растет, а переключиться невозможно.
Вы замечали, что человек, когда он напряжен, делает какие-то стереотипные движения — бегает из угла в угол, трясет ногой, качается на стуле? Это дает ему разгрузку. Когда мы физически делаем что-то, что совпадает с текущим состоянием нашего мозга, напряжение падает. Неслучайно ведь человеку, у которого нарастает состояние агрессии, говорят: «Иди в спортивный зал, бей грушу или хотя бы побегай».
— То есть спорт нам нужен сейчас не столько даже, чтобы быть в форме (находясь дома, мы по 20 раз на дню открываем холодильник), сколько для сенсорной разгрузки?
— Сейчас спорт — вопрос психологического выживания. Нам всем нужно выделять под это от 20 минут до часа. Двое детей на шее? Это не оправдание. Значит, занимайся вместе с ними, используя те возможности, которые есть.
И еще очень важно уметь расслабляться, отвлекаться от внешнего мира и входить во внутреннее состояние абсолютного покоя, когда в голове мало мыслей, а дыхание глубокое. Ты словно на дне океана: что бы ни происходило на поверхности, на глубине — полная тишина. Эта точка покоя есть в каждом из нас, и ничто не может отнять ее, даже болезнь. В интернете достаточно инструкций по медитации (это ведь она и есть).
Таким образом, даже в состоянии полной расслабленности у вас есть три вещи: режим, спорт и попытка медитации.
Если вы проживете так пару недель, то у вас появятся силы.
Мне часто говорят: что нам делать, когда ничего нельзя сделать? На самом деле возможностей масса, их надо просто увидеть. А великие дела сейчас и не нужны.
Живите чувствами, здесь и сейчас
— С одной стороны, отдых, с другой — режим. С одной стороны, открывать новые возможности, с другой — не ставить себе великих целей. Как не спутать эти две вещи — прыжок выше головы и саморазвитие?
— Нам вечно объясняют, что развитие начинается там, где кончается зона комфорта. Но я бы была с этим поосторожнее. Кого-то тренинг личностного роста приведет к невероятным достижениям, а кто-то после них впадет в депрессию. Надо определить для себя границы возможного.
Что для вас хуже — встать в 8 утра и не выспаться или проспать до 10, а потом себя ругать? Какой дискомфорт мучительнее? Я считаю, что у каждого на время этого режима самоизоляции должна быть программа-минимум и программа-максимум. Чтобы мы не рассыпались от вынужденного сидения дома, но и не истязали себя завышенными требованиями.
Мы сейчас все находимся в сложной ситуации, но зато у каждого из нас появился шанс лучше себя услышать, научиться жить здесь и теперь. Это то, о чем нам говорят писатели, психологи, философы — да кто угодно. Но мы так не умеем.
— Почему? Это вроде как раз несложно. Планировать и думать о будущем гораздо сложнее.
— Потому что жизнь здесь и теперь требует гораздо большей опоры на чувства, чем мы привыкли. У мозга есть функция мышления, а есть функция восприятия. Чем больше у нас задействовано мышление, тем менее актуализировано восприятие. Чем больше мы думаем, тем меньше мы чувствуем. У современного человека перекачана мышца мышления и абсолютно не развита мышца чувств. Это и значит, что мы не умеем жить здесь и сейчас.
Каждый из нас ходит на работу одной и той же дорогой, 10 минут от метро. Но один идет и думает, что он сейчас должен сделать, когда придет в офис. Другой смотрит по сторонам. Первого спросишь: «Что ты видел, идя от метро?» Он и не вспомнит. А другой поделится наблюдениями и столько всего интересного расскажет. Он за 10 минут прожил целую жизнь.
Этот кризис ставит нам невероятные ограничения и влечет за собой большие риски. Но, с другой стороны, ребята, это какой же шанс для нас заново научиться жить!