Обижаются только дети?
— Мы привыкли думать, что с обидами в себе надо бороться. А надо ли?
— Не надо с ними бороться. Представьте себе болото или зыбучие пески. Чем больше человек делает движений, чем больше суетится, тем быстрее он там погибает. Но в реальном болоте не всегда есть за что зацепиться, а здесь, если остановиться, принять свое положение, присмотреться, то всегда можно увидеть протянутую руку Бога.
Обида, то есть энергия недовольства на другого человека или на ситуацию, всегда направлена внутрь нас. Это эмоция, которая в психологии называется аутоагрессия, то есть эмоция саморазрушения.
— В психологии есть точка зрения, что взрослый человек не обижается — обижаются дети. Взрослый злится. Насколько она вам близка?
— Я разделяю обиду как нормальную реакцию на несправедливость, мы способны ее анализировать и направлять в другое русло, и обидчивость как состояние ребенка, когда ты настолько погружен в ненависть, что больше ничего не видишь и не можешь справиться со своим гневом.
Психоанализ будет искать корни такой обидчивости в детских травмах, у когнитивистов или гештальт-терапевтов будет другая теория. В любом случае надо разбираться, потому что в конце концов можно дойти до того, что останусь один маленький, огорченный я, а вокруг все будут виноваты — Бог, начальник, родители, жена, муж, дети. И тогда без психолога очень трудно.
Я служу в соборе, где на выходных 400-500 причастников, еще больше исповедников.
Каждая вторая женщина не просто обижена — она травмирована, и ей никто не помог и не подсказал, как выбраться.
Иногда понимаешь, что уже поздно. Человек настолько закоренел в своих взглядах, предубеждениях, что остается только епитрахиль на голову опустить: он почувствует дофаминовый всплеск, порадуется одно воскресенье, позвонит своим близким, скажет, что их любит, а с понедельника начнет опять обижаться и всех ненавидеть. Так будет еще пять дней, пока он в субботу не придет на исповедь. И получается вроде как не таинство, а такая еженедельная эмоциональная чистка. Поэтому я за то, чтобы на каком-то этапе жизни человек обязательно разобрался в себе.
— Как понять: я сейчас в состоянии ребенка, скатился в травму или это моя нормальная реакция?
— Взрослый человек об этом рассуждает: «У меня есть проблема. Я не могу простить, мне больно и тяжело». Это адекватно.
Когда ты долго варишься внутри себя, начинаются все эти бесконечные мысли о мести, о том, как забиться в дальний угол и ни с кем не разговаривать, проматывание одной и той же истории. Это запускает разрушительные процессы в психике — и так вы причиняете вред себе, а не обидчику.
«Почему это произошло? Как я теперь отношусь к этому человеку? Что мне делать дальше?» — если вы сами себе можете ответить на эти простые вопросы, хорошо. Если нет, нужен взгляд со стороны, терапия.
Я не считаю, что всех надо отправлять к психологу. Друзья и священники тоже могут помочь. И даже просто молитва — ведь это разговор с Богом. Когда вы рассказываете Ему про свою обиду вслух, это тоже своего рода терапия. Поговорили — и что-то для себя поняли.
Не обижаюсь, чтобы заслужить спасение
— Обида — грех и болезнь, говорят священники.
— Прихожу к мысли, что да, и с этим надо работать. Но почему я должен не обижаться? Частый ответ — чтобы на меня Бог не обижался, иначе буду в аду гореть.
— Торгуемся как бы?
— Да, снимаем с себя ответственность за свои чувства и перекладываем на Бога. Это детское поведение. Мы делаем вид, что не обижаемся, договариваясь с душой: «Давай оставим в покое эту историю, а нам за это будет спасение. Все хорошо, забыли, Бог нас помилует».
Еще мы часто разбрасываемся фразой «Бог простит». Бог-то простит, а я? Могу и не прощать? И если мы как бы прощаем, потому что должны, чтобы и нас Бог простил, тогда опять получается торг.
— А злость? Злиться в ответ на подлость — это же естественно.
— Злость, ярость рождаются в мозге, это животные чувства. Все мы люди, и у нас есть инстинкты, это нормально.
Если кто-то говорит, что надо запретить себе злиться, то он идет против человеческой природы.
Злость мотивирует нас защищаться, это оборонительная реакция, вместе с которой, кстати, вырабатывается и чувство страха.
Способность сдерживать злость нужна, чтобы жить в обществе. Но перестать испытывать ее на физиологическом, биохимическом уровне невозможно. И зачем?
— Что получается, когда мы гнев подавляем?
— Мы деформируем его, и тогда он превращается в пассивную агрессию, высокомерную жалость или презрение.
Пассивную агрессию можно видеть в том числе в церковной среде, когда гневаться запретили и люди за спиной начинают кого-то обсуждать, обвинять.
Высокомерная жалость — когда человек говорит, что борется с грехом, что грех ему чужд, и на остальных смотрит свысока: «Ну это грешный народ, что с них взять?»
Презрение тоже вырастает из подавленного гнева. Мы не можем, допустим, начальнику высказать, кто он и что он, и начинаем над ним подшучивать в рабочем кругу.
— Как гневаться «экологично»?
— Сначала разрешаем себе гнев, а потом исследуем его причину. Если будем запрещать, мы даже не сумеем понять, что с нами происходит. Например, нас кто-то обидит, мы сдержимся, а потом придем домой и накричим на детей.
Вся проработка — внутри: «Да, я чувствую себя униженным, но давайте разберемся. Что мне не нравится? Почему так?» Не бывает гнева на общую ситуацию. Мы злимся всегда на кого-то конкретного, и часто этот человек даже не виноват, а просто раздражает вашу психику.
— Это хорошо рассуждать, когда мы сидим по разным углам. А в конфликте?
— Честно поговорить о том, что именно задело ваши чувства. Если такой возможности нет, то проработать все внутри и удалить человека от себя. Но не так, что «ты мне безразличен и я тебе руки не подам», а отстраниться, как от раздражителя.
И еще важно понять, почему человек так с вами поступает. Никто не может сотворить зло, не будучи сам уязвлен этим злом. Может быть, это ненависть или зависть? Может, в его детстве родители применяли насилие? Может, над ним издевались в школе? Может, это выработанная реакция и он не умеет по-другому?
Человек — это образ Божий, и есть грех, которым он обрастает.
Христианину надо очень четко отделять грех от грешника: гневаться на сам грех, а не на человека.
Об этом в своей проповеди о любви хорошо говорит Антоний Сурожский. Любите друг друга, как Я вас возлюбил, говорит Христос. А мы умеем так любить? Даже если человек отвратителен, попытайся видеть в нем лицо Христа, советует владыка Антоний. Пускай распятого, изуродованного — но Христа. Когда я первый раз это услышал, я был поражен.
Обиды в сундуке
— «Ну раз они с тобой так поступают — значит, Господь тебя смиряет». Надо ли воспринимать как урок, когда тебе причиняют боль, предают, изменяют тебе?
— Из всего мы делаем выводы. Человек причинил тебе боль. Как это получилось? Ты в следующий раз будешь с ним общаться? Что ты предпримешь? Это анализ.
Но не надо такие «уроки» повторять и забывать о своем достоинстве. Оправдывать зло тем, что «меня так Господь смиряет», нельзя. Когда мы привязываемся к выдуманной воле Бога и говорим, что «я плыву по течению, Бог создал такие условия, а я должен все принимать», это даосизм.
Христианство говорит, что у нас есть свободная воля и право делать четкий выбор. Мы можем не позволять, чтобы с нами из раза в раз так поступали.
— Расхожее мнение, что первый и главный способ избавиться от обиды — исповедь. Так ли это? И нести ли на исповедь то, что раскопал с психологом?
— Карл Густав Юнг в своих ранних статьях пишет, что исповедь была первой психотерапией до психоанализа. Но что такое исповедь? Это покаяние, метанойя, изменение ума и своего сознания. Если мы рассказываем священнику, что поговорили с психологом, то это никакое не изменение ума. Это попытка дальше работать с эмоциями.
А люди приходят на исповедь и начинают рассказывать, кто в чем виноват. Но вы приходите не к священнику, а к Богу. Исповедь — это таинство. Господи, я изменил свой взгляд, я больше так не хочу, помоги. И священник просто фиксирует твое желание.
Если у человека проблема, ему надо идти не на исповедь, а отдельно поговорить со священником — это будет попытка разобраться. На исповеди вы свидетельствуете, что избавились от обиды, а не занимаетесь терапией.
— Знаю историю женщины, которая обратилась к психологу, но ей стало стыдно: «Психолог все спрашивала про обиды, пришлось вспоминать и рассказывать. Вместо облегчения вышла с тягостным чувством. Было ощущение, что вынесла сор из избы, осудила своих родных в присутствии чужого человека. Правильно сказал батюшка, надо закрыть в сундук свои обиды, пусть моль съест!»
— Когда у человека что-то болит или, например, обнаруживают рак, приходится делать операцию. Человек потом страдает, ему больно. Но почему ему больно? Потому что врач плохой? Нет, потому что заживает всегда через боль.
Так и в психологии.
Не получится, что вы один раз придете к психологу и он волшебной палочкой наколдует вам хорошее настроение. Это очень болезненный, трудный путь.
И чем глубже ваши травмы и переживания, тем будет болезненнее. Иногда это невыносимо — и всегда есть салфетки, пожалуйста, плачьте.
Проговаривание и боль — они должны быть, это очень хорошее начало терапии. А если все «закрыть в сундук», начнутся пассивная агрессия и другие психические расстройства.
— «Так ты сто лет будешь вспоминать, кто что в детстве тебе сказал, а психолог все деньги выкачает». Где критерий, что я действительно разобрался со своей обидой?
— Нет никаких критериев, кроме собственного самочувствия. Очень часто люди, особенно в стрессе, в горе, попадаются на удочку к недобросовестным специалистам. Но это уже не психология, а шарлатанство. Потом приходят на исповедь: «Я была у психолога, мы карты Таро раскладывали».
Если у вас не самые сложные проблемы в жизни, неладное легко заприметить. Когда человек лучше себя чувствует, он понимает, что разобрался с проблемой, и уходит.
«Прощение — это выбор»
— Как вы для себя понимаете, что такое прощение и почему оно так важно в христианстве?
— Христос пришел на землю, чтобы искупить грехи человечества. «Прости им, Боже, они не ведают, что творят», — Он прощает своих убийц и, оправдывая, заступается за них перед Богом.
Мне нравится определение, которое дал американский психолог, профессор Роберт Энрайт: «Прощение — это готовность отказаться от права на обиду, преодолеть осуждение и безразличие по отношению к тому, кто несправедливо причинил нам вред, одновременно развивая к нему незаслуженное сострадание, щедрость, великодушие и даже любовь».
У человека есть свобода воли, он вправе выбирать, в том числе прощать или нет. Это прослеживается и у святых отцов: Иоанн Кассиан Римлянин, Иоанн Лествичник, авва Дорофей — все они говорят о выборе.
Прощение, как и обида, тоже внутренний процесс. Другому человеку может быть все равно, простил ты его или нет. Это в первую очередь нужно тебе.
Но простить — не значит склеить разбитую вазу или оправдать зло. Простить — принять в самом себе, что человек сделал такой выбор и его поступок имеет последствия. Это не тождественно попустительству.
Мы не говорим: «Я тебя прощаю за измену, можешь мне дальше изменять». Нет, я прощаю, я готов отказаться от права на обиду, преодолеть свое осуждение, презрение, может быть, готов сострадать тебе, но это не значит, что я могу попустить это еще раз. Более того, это не значит, что мы будем с тобой продолжать общаться.
— Говорят, что прощение — это дар Божий и у нас должны быть те же чувства, что во Христе. Но все мы люди. Достижимо ли настоящее прощение?
— От нас и не требуется быть идеально похожими на Христа. Но чем человек более осознан, чем больше исследует себя и свою душу, общается с Богом, тем больше в нем любви и тем больше он подражает Христу.
Христа обижали, ругали, называли сатаной, но обида к Нему просто не прилеплялась, потому что прилепляется то, что потенциально может в тебе быть.
И да, Христос — это пример, но не у всех получается ему следовать, даже в силу характера и моделей поведения, которые мы приобретаем.
— Как молиться за того, кто причинил боль? Если не можешь. И не хочешь.
— Молитва — это разговор с Богом. Если мы механически будем читать акафисты о здравии или упокоении своего обидчика, это не молитва. Лучше попросить своими словами: «Господи, есть такой человек, он так со мной поступил. Есть ли в этом моя вина? Есть ли его вина? Помоги мне увидеть, почему он это сделал».
Такая молитва трезвит, дает осознанность и понимание проблемы. Часто люди приходят и говорят: «Вот, я молюсь». — «Как вы молитесь?» — «Молитвослов читаю». Что вы там найдете? Молитвослов — это пример, шаблон. Поговорите просто с Богом, как Феофан Затворник советовал. Сколько времени вы можете уделить? Встаньте и 15 минут постойте перед Ним. Стояние перед Богом — одна из лучших молитв. И расскажите, что у вас случилось.
Сложнее всего увидеть в обидчике человека, который ранен собственным злом. Я иногда спрашиваю: «Господи, неужели я попаду в Царствие Небесное, увижу этого человека и скажу, что ему здесь места нет — выгони его, а я достоин Твоей любви?» Самый большой труд — не просто простить человека или принять, а представить, что я вместе с ним могу сорадоваться Богу. Для меня это и есть молитва.
Можно не хотеть читать акафист за обидчика. Но мы так или иначе все равно думаем об этом человеке: «Вот, он такой-сякой, как он мог…» Пустите Бога в этот монолог. «Господи, а давай вместе об этом подумаем?»
«Давайте простим мужа?»
— Как простить, если человек умер, а ты до сих пор на него обижен, вы не успели помириться и даже просто поговорить об этом?
— Недавно у меня была история… Пришла пожилая женщина и говорит: «Мой муж умер 10 лет назад. И первые несколько лет я очень скучала по нему, переживала, а потом с каждым годом все больше и больше стала его ненавидеть. Теперь я даже знать его не хочу, не то что молиться о нем. Этот человек просто испортил всю мою жизнь».
А что случилось? Она начала понимать, что он и пил, и бил ее, и детей неправильно воспитывал. Они прожили вместе 40-50 лет! И только через 10 лет после его смерти эта женщина стала отходить от созависимости. Она поняла, что муж ее бил не потому, что любил. Кричал на детей не потому, что хотел их воспитать, а потому, что он просто срывал на них свою злость…
Я был ошеломлен, на самом деле. Чем я могу ей помочь? Начать убеждать, что нет, не все так плохо, давайте простим мужа? Наверное, один из вариантов — вспомнить какие-то светлые моменты. Но в конечном итоге человек сделал зло и ушел из жизни, а ей надо как-то жить.
И мы опять возвращаемся к вопросу, что все внутри.
Умер человек или жив, за 100 километров от тебя или за соседней дверью, обида — это только ваша проблема, ничья другая.
И даже если бы он был жив, что вы ожидаете? Что он попросил бы прощения? Но обида от этого не пройдет. Пока вы не попытаетесь разобраться, ничего не изменится.
— Да, если все живы и ты выходишь из тяжелых отношений, из абьюза, как человека простить?
— Если вышли оттуда — это очень важный момент.
Чаще всего здоровая личность сразу распознает абьюзера и перестает с ним общаться. Условно, девушка познакомилась с молодым человеком, а он говорит: «Кто тебе пишет? Дай сюда телефон. А какой у тебя пароль?» И если у девушки все в порядке с границами, она поймет, что ей такие отношения не нужны.
Если вы были в этих отношениях, надо признать, что вы были созависимы. И если вы вышли оттуда, то стоит вопрос не о прощении, а о психотерапии, причем для каждого, и надо разбираться, как вы в такие отношения попали.
А если я не иду разбираться и просто обижаюсь, всем вокруг рассказываю, какой он подлец и как я его ненавижу, я по-прежнему в созависимости. Более того, есть вероятность, что мы опять сойдемся и будем гулять под руку, а потом все начнется по новой.
— Еще история, когда человек не просит прощения: «Прощаешь чисто для своей души. И что? Если он и придет, то только чтобы еще раз доказать, как он был страшно обижен и что именно я виновата. Принять и обнять его?»
— Если это общение вас разрушает, лучше оттуда просто выйти. Ну не попросил, и ладно. А если всю жизнь не попросит?
Представьте, что вас человек испачкал, облил кофе. Это пятно и есть обида. Что вы будете делать? Бывает, что человек приходит домой: «Смотрите, у меня пятно». Снимет эту рубашечку, повесит, посмотрит: «Какое ужасное пятно!» Придет на следующий день на работу, найдет обидчика: «Видишь, это пятно до сих пор на мне, ты виноват». И так будет ее держать в шкафу много лет и повторять: «А помните?»
Но рубашку можно поменять, а душу нет. И обида мешает жить, потому что она разрушает вас изнутри, это только ваше состояние. Вы будете через призму своей ненависти смотреть на мир, он будет для вас искажен, а вы даже этого не заметите.
«Христос посреди нас»
— Что делать, если не получается простить себя?
— Мы несовершенны. Если мы это поймем, нам будет легче себя принять и простить. Все истории, когда какой-нибудь святой чувствовал себя самым последним грешником и испытывал благодать — они как раз про это.
У святых отцов есть такое понятие — радостопечалие, когда ты сожалеешь о собственных грехах, но у тебя это вызывает чувство радости.
Потому что, если человек принимает себя без идеализирования, без накручивания («я должен быть таким», «муж меня хочет видеть такой»), а настоящим, то в конечном итоге придет и печаль, что ты греховен, и радость — что я наконец-то встретился с собой настоящим.
Тогда и начнутся изменения. Поэтому простить себя — означает признать собственную греховность, вот такой вот парадокс.
— В некоторых приходах есть традиция кланяться перед исповедью: «Простите меня». Но если тебе неловко и вроде как не за что просить прощения у этих людей, ты с ними не общаешься даже?
— Мы культивировали эту традицию из нормального поведения людей в деревне. Есть маленький храм, человек разворачивается перед исповедью и говорит: «Братья, я в пятницу вечером буянил, в понедельник того-то оскорбил, простите меня. Я сейчас покаюсь в этих грехах перед Богом, но в первую очередь хочу покаяться перед вами». Потому что в пятой главе от Матфея сказано: прежде чем принесешь жертву Богу, сначала примирись со своим братом.
У нас получается странно. Ты приходишь в храм, иногда ты вообще никого там не знаешь. Разворачиваешься, скрещиваешь руки и так, в позе архангела Селафиила, делаешь смирительный поклон. Кому? Что ты хочешь показать всем? Что ты такой покаянный?
Понимаю, когда это в своем приходе, где все друг друга знают. Или как это происходит в алтаре, когда все священники, которые служат, в отдельных моментах службы просят друг у друга прощения и говорят: «Христос посреди нас». А другой священник отвечает: «Есть и будет».
Когда у меня есть возможность, я выхожу к людям и тоже говорю, что Христос посреди нас. Знаю, что в некоторых приходах тоже так делают. И народ отвечает: «Есть и будет». Тогда я со спокойной душой иду служить, зная, что среди нас нет никакой обиды и гнева.
Фото: из личного архива священника Антония Бондарева