«Один мирянин весьма благочестивой жизни пришел к авве Пимену. У старца случились и другие братия, желавшие послушать беседы его. Старец сказал благочестивому мирянину:
— Скажи братиям что-нибудь в наставление.
Мирянин отказывался и говорил:
— Прости мне, авва! Я сам пришел учиться.
Но старец принудил, и он начал говорить:
— Я человек мирской, продаю овощи: развязываю пуки зелени, делаю из них небольшие связки — покупаю дешево и продаю дорого. Не умею говорить от Писания, а скажу вам притчу…»
Позвольте тут прервать рассказ древнего Патерика и порассуждать, что же произошло. Мирянин пришел не просто в монастырь, а к великому авве Пимену (который и носит полторы тысячи лет это прозвание — Пимен Великий) и его ученикам, — людям, которые посвятили всю свою жизнь движению к Богу и «познанию самого себя».
Развитие христианской антропологии происходило именно в этих лабораториях Духа — монашеских кельях. Что есть человек, какие силы в нем действуют, как пролегает путь из противоестественного греховного состояния к вышеестественному состоянию обожения — святости, являющейся назначением человека, откуда возникают и как действуют в человеке страсти и как им противоборствовать, — это было содержанием мысли и жизни монахов древности, соцерцания — теории и деяния — праксиса (эти два термина, два столпа научного познания, пришли к нам именно от монахов древности, и относились они именно к познанию человека перед Богом).
И вот великий старец предлагает этому мирянину сказать что-либо «в наставление братии» — все равно как школьнику бы предложили сказать что-нибудь полезное академикам.
А мирянин — по послушанию и, думаю, по молитве старца, — соглашается и рассказывает притчу, похожую на загадку:
— Один человек сказал своему другу: «Я желаю видеть царя, пойдем со мной». Друг отвечал ему: «Пройду с тобой половину дороги». Сказал он и другому своему другу: «Пойди проводи меня к царю». Он отвечал: «Доведу тебя до царского дворца». Он сказал и третьему другу: «Пойдем со мной к царю».— «Пойдем,— отвечал третий друг,— я доведу тебя до дворца, введу в него, скажу о тебе царю и представлю тебя ему».
И снова остановимся — хотя бы потому, что в этом была цель рассказчика. Рассуждая, для чего Христос говорил притчами, блаж. Фефилакт Болгарский замечает: «Мы, люди, обыкновенно более занимаемся прикровенными речами, и на ясные мало обращаем внимания». Он, собственно, развивает мысль Иоанна Златоуста: «Притча отличает слушателя достойного от недостойного; достойный старается узнать смысл сказанного, а недостойный оставляет его без внимания. Прикровенная речь вообще может сильно побуждать к исследованию». Остановиться, задуматься, удивиться… а в данном случае не найти «правильного ответа», даже понимая общую символику повествования.
«Братия спросили мирянина:
— Что значит эта притча?
Он отвечал:
— Первый друг есть подвижничество, которое доводит до истинного пути; второй — чистота, которая достигает до небес; третий друг — милостыня, которая с дерзновением приводит к Самому Царю Богу.
Таким образом братия получили назидание и разошлись».
Этот эпизод и эту притчу донесли до нас через полтора с лишним тысячелетия несколько сборников повествований о подвижниках египетской пустыни. В этих сборниках много притч и притчевых подобий, благодаря которым мог быть передан духовный опыт, не выразимый в полноте обычными средствами.
Святитель Николай Сербский, автор множества притч, глубоко подметил: «В необыкновенных и редких происшествиях — например, в падении звезд, землетрясениях, больших войнах и т.п. — и обычные люди ищут некое духовное значение. Но только необыкновенные люди ищут и находят духовный смысл и в обычных, часто происходящих, ежедневных событиях. Самый Необыкновенный среди всех необыкновенных, когда-либо ходивших по земле, Господь наш Иисус Христос, как нарочно выбирает из мира сего самые заурядные вещи, чтобы открыть людям тайну вечной жизни»…
Отцы-пустынники выбирают для своих притчевых поучений самые простые, житейские подобия:
«Авва Иоанн Колов сказал:
— Невозможно выстроить здания, начиная строить с крыши и продолжая постройку к низу; но должно строить, начиная с основания и подымаясь к верху.
Его спросили, что должно разуметь здесь под основанием? Он отвечал:
— Основание — ближний, когда пользуем и приобретаем его, — потому что на нем основаны все заповеди Христовы».
«Брат попросил наставления у аввы Пимена. Старец сказал ему:
— Доколе котел разогрет горящим под ним огнем, дотоле не дерзает прикасаться к нему ни муха, ни какое другое насекомое. Когда же котел остынет, — тогда свободно садятся на него все гады. Подобное этому совершается и с иноком. Доколе инок пребывает в духовном делании, — дотоле враг не находит возможности победить его».
«Один воин спросил старца, принимает ли Бог раскаяние. Старец говорит ему:
— Скажи мне, возлюбленный, если у тебя разорвется плащ, то выбросишь ли его вон?
Воин отвечал:
— Нет! Но я зашью его и опять буду носить.
Старец говорит ему:
— Если ты так щадишь свою одежду, то тем паче Бог разве не пощадит Он Свое творение?
И воин отошел с радостью в свою страну».
Льва Толстого в свое время глубоко поразила «геометрическая» притча аввы Дорофея, своего рода математическое доказательство двуединой заповеди о любви:
«Предложу вам сравнение, преданное от отцов. Представьте себе круг, начертанный на земле, средина которого называет центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Предположите, что круг сей есть мир, а самый центр круга — Бог; радиусы же, т.е. прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой. Итак, на сколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, на столько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются ко внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: на сколько мы находимся вне и не любим Бога, на столько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом».
Реальные истории из жизни, рассказанные с целью иллюстрации духовных законов, для вхождения в духовные истины, также превращались в притчи.
«Один из отцов рассказывал:
— Когда я был в городе Оксиринхе, пришли туда в субботу вечером нищие за милостыней. Когда они легли спать, у одного из них была одна только рогожка: половина ее была под ним, а другая половина — над ним. Был же сильный мороз. Я слышал, как он, дрожа от холода, утешал себя: «Благодарю Тебя, Господи! Сколько теперь находится в темнице богатых, отягченных железом, а у других и ноги забиты в дерево, так что они не могут и мочиться. А я, как царь, могу вытянуть ноги, могу пойти, куда мне угодно». Я стоял и слушал, когда он произносил это. Я рассказал это братиям. Слышавшие получили пользу».
А порой умудренный монах прибегал к притчевому поведению, создавая из себя или ученика своего рода живую притчу, в которой посредством материального выявлялось духовное.
«Один брат в Скиту пал в грех. Братья собрались и послали за аввой Моисеем, но он не хотел идти.
Пресвитер опять послал звать его таким образом:
— Иди, тебя ожидает собрание.
Авва Моисей встал и пошел. Взяв корзину с дырами и наполнив песком, он нес ее с собой. Братья, вышедшие к нему навстречу, спрашивают его:
— Что это такое, отец?.
Старец отвечал им:
— Это грехи мои сыплются позади меня, но я не смотрю на них, а пришел теперь судить чужие грехи.
Братья, услышав это, ничего не стали говорить согрешившему брату, но простили его».
«Брат пришел к авве Пимену и говорит ему: у меня много помыслов, я в опасности от них. Старец выводит его на воздух и говорит ему:
— Раскрой свою пазуху и не впускай ветра!
— Не могу этого сделать, — отвечал брат.
— Если сего не можешь сделать, — сказал старец, — то не можешь воспрепятствовать и помыслам, приходящим к тебе, но твое дело — противостоять им».
…Я рассказала сейчас о малой части того, что вошло лишь в один раздел составленной мной книги «Притчи Православия». В книге, конечно же, есть и Господни притчи Евангелия, есть и древнерусские притчи, и притчи старцев 18-20 веков, и произведения русской классической литературы. Обо всем этом можно будет рассказать отдельно, а сейчас мне хочется привести последнюю притчу из древних патериков — ту, что больше всех, пожалуй, помогала мне в жизни и еще, надеюсь, поможет, — и добавить к ней кое-что, не вошедшее в книгу…
Один брат, впав в искушение, от скорби оставил монашеское правило. Он желал положить новое начало, но скорбь препятствовала ему, и он говорил сам в себе: «Когда же я возвращусь к тому состоянию, в котором был прежде?» Унывая, он не находил в себе сил, чтоб начать монашеский подвиг. Пошел он к одному старцу и открыл ему свою нужду. Старец, выслушав скорбь брата, сказал ему следующую притчу:
«Один человек имел поле, которое от беспечности его запустело и заросло негодной травою и тернием.
После возымел он намерение возделать поле и сказал своему сыну:
— Пойди очисти принадлежащее нам поле.
Сын пошел. Когда он обозрел поле, то увидел, что оно поросло множеством плевелов и тернием. Упав духом, он сказал сам себе:
— Когда же искореню весь этот сор и очищу землю?
С этими словами он лег на землю и предался сну. Так поступал он в течение многих дней.
Наконец пришел к нему отец посмотреть, посмотреть, что сделано, и увидел, что ничего.
— Почему ты до сих пор ничего не сделал? — спросил он сына.
Юноша отвечал:
— Я пришел было на работу, но, увидев, как тут всё заросло, так огорчился, что только и оставалось мне упасть на землю и спать.
Тогда сказал ему отец:
— Сын! Возделывай каждый день такое пространство земли, какое занимаешь, лежа на ней, и таким образом подвигай свое дело вперед и не унывай.
Услышав это, юноша поступил по наставлению отца, и в короткое время поле было очищено и обработано.
Так и ты, брат, трудись понемногу и не унывай,— и Бог Своею благодатью восстановит тебя в прежнее состояние».
Услышав это, брат ушел и, терпеливо пребывая в келии, поступал так, как научен был старцем. Обретя душевный мир, он преуспевал о Господе Иисусе Христе.
А добавление вот какое. Замечательный (я считаю — даже великий) русский писатель XX века Борис Викторович Шергин имел уникальный дар — предлагать истории святоотеческого предания на «мирской» материал так, что они не теряли при этом своего духовного смысла. Это заслуживает отдельного разговора и даже исследования, уже о творчестве Шергина, — но, так или иначе, Борис Викторович и эту притчу патерика переложил, переделал так, что раскрылась еще одна смысловая грань.
В рассказе «Собирай по ягодке — наберешь кузовок» (в серии «пословичных» рассказов о мудрой бабушке) художник-краснодеревщик Митя получил важный и срочный заказ от Академии наук — сделать высокохудожественную наборную столешницу. Почетная творческая задача так ошеломила Митю, что половину отведенного срока он просто пребывал в восторге и мечтах, а за работу и не брался…
«…В субботу вечером Митя вдруг устал веселиться. Снял газету, которою была прикрыта доска, и смутился, и испугался. Прекрасно сделанный узор одиноко красовался, как цветок на фоне голой земли.
Митя всплеснул ладонями:
— Что я наделал! Сроку осталась одна неделя. Я не успею ничего…
Часом позже мастер, проходя двором, увидел, что на крылечке сидит Митя.
— Митька, ты плачешь?
— Мастер, я обманул ваше доверие.
— Иди покажи мне твою работу.
Зашли в Митину комнату. Взглянув на столешницу, мастер сказал:
— То, что ты сделал, сделано отменно и прекрасно.
— Мастер, милый, какие же участки надо отхватывать мне каждый день, чтобы поспеть к сроку? Работа будет тяп-ляп, а я привык красовито и тщательно.
— Слушай меня, Митя. Я твой начальник и даю тебе норму работы: каждый день выклеивай и отделывай на доске столько, сколько покроет твоя ладонь. Ни меньше ни больше. И дело будет подвигаться, и отделку будешь производить не спеша, в твоем вкусе.
Митя прилежно, как ученик, начал выполнять урок, данный мастером.
Митя сначала не верил, что при такой малой норме успеет кончить работу в срок. Пригоняет пластинки одну к другой тщательно — комар носа не подточит. Но окинет глазами, сколько еще пустого места остается, и испугается. Однако глаза страшатся, а руки делают.
А руки у Мити были золотые.
Тихо подвигалась ладонь по доске, и вслед за движением художной руки доска превращалась в цветущий сад.
За сутки раньше срока Митя закончил работу».
Образ распростертого спящего тела заменился на образ движущейся художной руки — и стало ясно, почему огромное поле работы ли, или всей жизни, как бы ни страшились глаза, может быть освоено, Богу содействующу…
О книге:
Притчи Православия. [авт.-сост. Е. Тростникова] — М. : Эксмо, 2011. — 320 с. — (Православная библиотека)
Разделы:
- Притчи Христовы
- Мудрость отцов-пустынников
- Притчи Древней Руси
- Притчи русского старчества
- Притчи святителя Николая Сербского
- Притчи старца Паисия Святогорца
- Притчи в русской литературе