Предлагаем вашему вниманию рассказ нашего читателя Дениса. Он делится случаем из своего собственного опыта.
К тому моменту я уже около двух лет жил не дома, снимал жилье сначала в одном городе, а потом переехал ближе к месту рождения. Вроде бы вернулся. Но душа еще была не на месте. Еще не определился – где жить и как. Жизнь самостоятельная – она другая. Сложно понять, как распорядиться своим свободным выбором, когда тебе чуть за двадцать. Нужно решать полностью самому, откуда уходить безвозвратно, а что не оставлять никогда.
А на дворе было лето, начало августа, была работа по сменам, была комната в квартире с пьющими соседями. Были друзья, и не было времени на остановки для затяжных депрессий или чего-то такого. Но были и вставшие комом в горле отношения с родителями. И появившаяся циничность и жесткость в душевных суждениях. Свобода была в самом цвете. Произошло тогда вот что.
Однажды, в один из моих таких редких выходных, друг-художник позвал отпраздновать день рождения его девушки. Собралась скромная компания девчонок и парней, поехали за город на дачу. Вернемся – завтра.
На электричке 15 минут, потом закупка пива и снеди в сельском магазине, и пешком через лес на дачу. Идти беззаботно с компанией творческих друзей (таких же, как я) и двух-трех гитар через пахнущий нагретой хвоей лес — легко и приятно. Не все ребята в компании хорошо знакомы, но это-то и добавляет интереса в общении и нахождении вместе. Загадка добавляет соли.
Дорога шла избитая, асфальтовая. Потом уже просто узкая тропинка. Километров семь идти до места. Вокруг плотной стеной лес, с бабочками, напористыми (не так-то легко пробиться через толщу!) лучами солнца и переливающимися через край трелями птиц. Один раз только слева от тропинки появился высокий дощатый забор, тут же раздался из-за него гулкий и яростный многоголосый лай. В таких случаях инстинктивно отшагиваешь от источника предполагаемой опасности. Вся наша компания замолчала на секунду, отшатнулась от забора. Проследив через подзаборную щель за дюжиной больших грязных лающих лап, мы, продолжая шутить (кто позволит себе показать намек на страх в компании?) двинулись дальше, миновав плотно закрытые ворота в заборе, а над ними полуистлевшую табличку «Садоводческое общество Заря» — или что-то в таком духе.
За все это время ни одного прохожего мы не встретили, лес был пуст, как город в дачный сезон… Еще час ходьбы, и мы, вдыхая пряный запах августовского сада, распластались на пахнувшей баней древесине скамеек. На таком отдыхе давно никто не был, двухэтажный дом – не коттедж, строившийся, видимо, долго, еще на зарплату советского инженера, беседка, функционально — все удобства тоже есть. Никакого гламура, к счастью.
Ребята тоже замечательные, красивые девушки и парни. Творческие души. Ищущие, находящие и теряющие. Но в душу не заглянешь, поэтому каждый имеет право скрывать что-то потаенное. Тяжкое и не очень. С виду не определишь, что с человеком. Про себя сказал бы, что из всех ребят, возможно, только у меня было что-то на душе гнетущее, но так, что вроде живешь и ничего.
В церкви давно не был, с Пасхи. Из-за резких перемен в жизни осознавал, что-то изменилось внутри меня, не ясно, в какую сторону. Но вроде, солнце светит, лето на улице, свобода, деньги есть в кармане. Чувствуешь себя никому ничего не должным. Но какая-то жесткость в душе, как ненужная растущая слабая тревога около сердца, дает о себе знать в минуты редкой тишины вокруг. А в минуты молитвы – нет искренности, из-за этого еще большая тяжесть.
Вроде бы, хочется мира душевного, идти верной тропою. А жизнь куда-то перетягивает поперек дыхания и пения птиц. Как же поступать? Ответы давались с таким же успехом, как если на скорости выглядывать из окна электрички и пробовать прочитать номера «Жигулей» на переезде под тревожный перезвон светофора. Поэтому, кажется, что проще — сесть и ехать «спокойно» дальше, авось куда-нибудь привезет этот вагон…
И вот сейчас была отличная дружеская ночь под открытым небом. Мы смеялись, кричали, пели, пили (без этого почему-то не представлялась вечеринка), рождались громкие и не очень споры о насущном и иногда небанальном. Звезды светили также красиво, как и всегда. Костер догорал, кто-то решил пойти искупаться в ночном прудике…
На следующий день спали до обеда, вставали уже вяло, с помятыми улыбками пили чай. Мне в этот вечер нужно было на ночную смену. Я засобирался, чтобы поспеть на автобус. Меня не отговаривали, работа есть работа. Хотя прощаться было жалко, хотелось бы вместе со всеми досидеть, доцедить посиделки…
Я перекинул чехол с гитарой за спину и двинулся быстрым уверенным шагом к лесу. Идти было вновь легко, несмотря на насыщенную ночь. Но в теле явно было больше энергии, чем я мог потратить в тот момент. Поэтому возраставшая самоуверенность добавляла какого-то еще плохо осознаваемого азарта к новой жизни с ее дерзостями и вольностями.
И казалось, что, вроде бы, я не так уж и плох. Преступлений я не совершал, все кажется нормальным, но на душе все равно была какая-то тревога, какое-то чувство потери. И в противовес этому возрастало полудикое желание своеволия, из мотива: «а что мне еще делать, раз мира в душе меньше становится? Надо же как-то жить дальше, работать, что-то и как-то!»
Но колкость рядом с сердцем, затихнув, вновь давала о себе знать. Наверное, глупое сравнение, но это, правда, ближе всего к ощущениям…
Так шел я бодрым шагом по тропинке, в голове были фразы: «а что нам, горе-не-беда! А что мне? Как-нибудь разберусь сам, если я один в мире, значит, мне и разбираться, САМ себе хозяин!»
Сейчас мне понятно, что я переживал оставленность меня Кем-то, но на этом фоне была сокрытая от себя самого обида на кого-то и на что-то очень важное. За этой рефлексией и мыслями об объективном и не очень я вдруг, еще не понимая увиденного, остановился.
Справа от меня начинался дощатый забор, метров через двадцать — ворота в садоводческое общество «Заря» (или как-то там еще). Но самое главное было в том, что ворота были открыты настежь, перед ними на тропинке стояли пять или шесть больших, в колтунах собак — они сами были, как колтуны. Шерсть у них, изначально имевшая белый окрас, сейчас была серой и местами желтой. Из-за одичания – они, видимо, жили у садового сторожа в качестве сторожевых и были предоставлены сами себе — были они очень неопрятны и агрессивны, их агрессия была явно за гранью страха перед человеком. Что-то беспринципное было в них – и лес вокруг.
Они были похожи на волкодавов, про каких в детстве мне рассказывал отец. Ростом — в половину моего роста, около метра. Их надзиратель, сторож, вышел в лес — это он открыл им выход на волю. Сам он виднелся вдалеке на полянке, через деревья видно было человека с мешком из большой белой простыни за спиной, в который он собирал траву, скорее всего, для кроликов. Но этот сторож с простыней совсем не был в курсе, что происходит здесь перед воротами.
Я остановился окончательно — все знают, что нельзя двигаться в таких случаях. Я просто замер на месте.
Собаки, кажется, поначалу дернулись в мою сторону, но тоже замерли, гулко рыча на меня. Кровь остановилась, воздух тоже как будто кто-то откачивал из меня. (Мне было лет шесть, когда на меня во дворе дома набросилась овчарка. Успела укусить один раз в ногу, не сильно, но особенное отношение к собакам у меня осталось на всю жизнь. Я их, тем не менее, люблю, но кошки нравятся больше).
И вот, стоя здесь в эти секунды, ставшие тягучими, как патока, я, только что строивший планы как все мне теперь подвластно и доступно, тот, который только что слова «Я» и «САМ» считал мгновение назад главными, теперь стоял перед какими-то собаками, и мне было просто страшно.
Страх был холоден и пронзителен. Я не мог пошевелить ногой или рукой. Последствия возможного развития ситуации виделись банально – искусают, раздерут, прибежит сторож и отгонит, возможно, не сразу. Перевяжет, может быть, своей белой простыней. Скорая приедет через час-полтора…
Но это было не важно на тот момент. На тот момент было просто страшно. При том как-то абстрагировано. Было еще ощущение, что я нырнул и не могу вынырнуть. Все это промелькнуло за секунды, скорее всего, или за одну секунду. Что делать?!
Но вдруг, в голове возникло действие, по-другому не сказать. Утопленников ведь за волосы вытаскивают.Сейчас кто-то нажал стоп-кран у меня в голове. Поправил ремень от чехла с гитарой на груди, сложил руки крест на крест на груди. Голос внутри меня сказал «Иди!» Стал читать Иисусову молитву, медленно, почти по слогам. В такт небольшим шагам навстречу собакам. Они само собою громче зарычали.
Подумалось вдруг просто: «Если со мной Христос, кого да убоюся?»
Было странное ощущение. Страх вроде бы заглушал все, но откуда-то было решение идти. За страхом была еще не осознаваемая радость причастия к истине. Просто и трудно. Пошел. Назад не уйдешь, могут и догнать.Опять же — на работу не приду, уволят, ведь устроился недавно. Но это все мелочи, все уже случилось, как должно было. Поэтому я шел мелкими, странными шагами.
Запомнился момент, когда собачьи морды на уровне моих локтей начали драть меня за полы куртки. Рыча обиженно: в редкий момент вот повстречали человека, можно бы, казалось, его загнать куда-то, в кои-то веки без цепей на шее, а вот что-то им помешало сделать это.
Помню еще, кричал этому мужику с простыней: «уберите собак!», но он меня не слышал. Да он бы и не успел их оттащить, если бы они кинулись кусаться. Миновал это место. Шел, как механический человек, шаги, как у заведенного. Что говорить — напугался. Но я шел и повторял: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!»
Когда отошел подальше, остановился передохнуть, осознать произошедшее. Плохо удавалось, до сих пор «высказать не смею». Осмотрел куртку, оказалось, нет даже следов от укусов, только мокрые отметины от собачьей слюны. Кто-то им запретил кусаться по-настоящему, мне это совершенно очевидно. Не знал, что так бывает. Догадывался только. Долго прокручивал в голове «видео» всего произошедшего. Казалось бы, с кем не может такого случиться? Но было вмешательство в мою жизнь. Того, кому я дороже всех. Был настоящий диалог.
…Отдаляясь от места, где все произошло, оглянулся, ища взглядом что-то необычное, вдруг это какое-то особенное место? Может быть, там знак опасности с черепом и костями висел, да я не заметил? Но все было очень прозаично, обычный лес, моль какая-то летает, солнце садится. Я опять пошел по дорожке. Точнее, это была узкая тропинка, на которую я вновь зашел.