Шесть лет назад довелось мне возглавлять жюри международной прессы на документальном кинофестивале в Чикаго. В официальном названии этого кинофорума отсутствовало слово «фильм». На мой недоуменный вопрос основатель фестиваля дивный поляк Кристофер Камышев (в Чикаго, как известно, живет несколько миллионов поляков) ответил, что это – принципиально. В давнем споре о том, что такое документализм, этот фестиваль придерживается точки зрения, согласно которой главное – документирование реальности. Всяческие кинематографические изыски и прочее Большое Искусство не являются для чикагцев существенными.
Обложка DVD-диска фильма "Экклесиа (собрание призванных)"
В новой своей картине «Экклесиа» Дмитрий Таланкин, вроде бы, придерживается такой же позиции. В ленте существуют удивительные кадры, снятые на месте бывших казахстанских концлагерей, в которых содержались церковные великомученики. Немногие уцелевшие люди рассказывают жуткие истории о своем там пребывании. В третьей части фильма нам сообщают такие новости о длительной и, увы, успешной борьбе ГПУ за подчинение себе Русской Церкви, которые для подавляющего большинства нецерковных зрителей станут откровением.
Внимая всему этому, мы всецело пребываем во власти документа. Мы не думаем про то, КАК это снято. Нам это не нужно. Мы хотим узнать и узнаем то, что было от нас скрыто долгие десятилетия, и, в этом смысле, режиссер одержал абсолютную победу, доказал, что в известном словосочетании «документальный фильм» первое слово значит неизмеримо больше…
Однако, не будем торопиться.
Вспомним дивный пейзаж в тумане из второй части ленты.
Вспомним замечательного священника, смешно рассказывающего уморительные байки во вкусе Василия Теркина, а по окончании разговора с молодежью, запрыгивающего в моторку и быстро отбывающего вдаль, подобно Фантомасу в конце первой серии любимого фильма советского народа.
Вспомним, наконец, жутковатую казахстанскую башню с современным подобием Золотого Тельца на ее верхнем этаже. Вглядимся в удивительное лицо священника, который только что, на фоне этой башни, точно и глубоко говорил нам о том, что есть искусство. Он поднимается в лифте наверх, и на лице его – страдание. Потому, что чувствует человек — этот путь ведет вниз.
Декан факультета Церковных художеств ПСТГУ, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах протоиерей Александр Салтыков
Вспомним и о том, что слово это – «вниз» — режиссер дает нам крупным планом, чтобы ни у кого не осталось сомнения в том, зачем он показывает нам весь этот эпизод с башней.
То есть, говорить о том, что Таланкин представляет нам чистый документ, полностью отстраняясь от его художественного комментирования, не приходится. Так что же, режиссер лукавит, заявляя о приверженности чистому документированию?
Думаю, что нет.
Зав. кафедрой Информатики ПСТГУ, доктор ф.-м. н., Николай Евгеньевич Емельянов, + 2010
Просто существует кинематографическая природа, которой свойственно выражать мысли не только и не столько в словах, сколько с помощью визуальных образов. И, главное, существует природа дарования постановщика, которая неизменно проявляется во всем, что он делает.
Помню, как в 1982 году, защищая во ВГИКе диплом, устами одного из персонажей своей ленты «Спит ребенок, он не виноват», юный режиссер Таланкин обстоятельно разъяснял, откуда пошло на нашей земле слово «товарищ». Быть может, это было не так уж и важно в той серьезной драме. Но, по прошествии тридцати лет, когда вспоминаешь о начале диминого творческого пути, всплывают в памяти рассказы про древних разбойников, после убийства купцов, кричавших подельникам: «Товар ищи!»
Работа над мозаикой в алтаре храма в честь Живоначальной Троицы в Вишняковском переулке
И во всех своих последующих картинах – как в снятых совместно со знаменитым отцом, так и в самостоятельных – Дмитрий Таланкин дает нам, с одной стороны, картины страшных бед и страданий человеческих, а с другой — настоятельно демонстрирует причины этих бед. Потому, что знает и, что, наверное, еще важнее – чувствует – лишь познав истинные причины своих страданий, человек узнает, что ему надобно делать.
Дмитрий Таланкин – добрый человек. И это чувствуется во всех проявлениях его таланта. В фильмах, стихах, в музыке, которую он пишет… И поэтому именно ему удалась эта документальная история про неизъяснимые беды Церкви и Народа. Нигде нет кинематографического любования страданием. А ведь оно весьма кинематографично, и очень многие режиссеры и документального, и игрового кино становятся знамениты как раз потому, что в их картинах страдания живописуются. В «Экклесие» рассказ старушки о встрече освобожденного зека с тем, кто написал на него донос, потрясает едва ли не больше, чем рассказы о пытках и расстрелах. В этой истории есть ситуация преображения грешника, и явлена она тихо, спокойно и как-то даже обыденно. Может, потому и потрясает.
Заместитель председателя Учебного комитета при Священном Синоде, ректор ПСТГУ, настоятель Николо-Кузнецкого храма протоиерей Владимир Воробьёв
В этом фильме много тьмы. Но свет, исходящий от доброго человека, рассказывающего нам про темноту, не позволяет ей окутать нас и замутить наше, и без того, недостаточно проясненное сознание. Таланкин говорит о страшном для того, чтобы вывести зрителей на свет.
И опять-таки, этому утверждению можно найти буквальное подтверждение.
Cъёмка
Финал четырехсерийной ленты. Двое мужчин выходят из железнодорожного туннеля в Чимкенте. Звучит рассказ о том, сколько заключенных погибло при строительстве этой дороги, сколько костей и как долго здесь находили. Под этот текст люди выходят из туннеля на свет. И мы хотим верить, что больше таких дорог не будет. Что все кости будет преданы земле. Что люди не станут спускаться вниз, думая, что поднимаются вверх.