С праздником, дорогие братья и сестры. С праздником, который снова дает нам возможность и необходимость говорить о торжестве православия. Атмосфера встречи Спасителя во граде Иерусалимстем, и все, что предшествовало этому сретению Господа, входящего в Иерусалим на «жребяте осле» со всенародным ликованием, все знамения, которыми промыслительно был обставлен этот великий вход, последний вход Господа в Иерусалим, — все наполнено великолепным торжеством. И теперь те, кто Его встречают в полноте веры в Иерусалиме Небеснем, в Иерусалиме Новом, удостаиваются быть гражданами этого Нового Иерусалима.
Удостаивается стать гражданином небесного Иерусалима всякий человек, с одним только условием: если он действительно его алчет и жаждет. Может быть, к этому, более чем к чему бы то ни было, относятся слова евангельские: «ищущий обретает». Ищущий Небесного Иерусалима — находит его, не ищущий — не находит. Серьезность искания и его напряженность свидетельствуется всей земной жизнью человека. Тот, кто живет здесь земными предпочтениями, Небесного Иерусали ма и не ищет. И дороги туда не знает, и ни у кого не спрашивает: «Как пройти в Небесный Иерусалим?» А тот, кто ищет, тот и спрашивает, и находит, и дорога его ведет туда. И становится он его гражданином.
День последнего входа Господа в Иерусалим есть день великого торжества. Что же это за торжество, обнимающее собою все прежние торжества недель Великого Поста? Что за торжество, по которому Иисус награждается такой величайшей встречей, когда со всех сторон слышны крики: «Осанна! Спасение! Благословен грядущий во имя Господне!» Что это за торжество, куда идет Спаситель, что за путь держит? Это начало пути на Голгофу, и встречают Его как Царя, как Спасителя и Освободителя, который идет в царство, открываемое Голгофой, царство, которого Он был и Царем, и Служителем всегда, а сейчас, здесь, при этом входе — особенно.
Таким образом, все торжество православного переживания жизни, наконец, концентрируется в двух словах: торжество служения. Если говорить о Христе — это торжество Царского служения, но заметим, что так можно сказать не только о Христе, потому что апостол Петр, говоря обо всех, уверовавших во Христа, утверждает, что все (и мы, значит, тоже) входят в состав царского священства. Каждый христианин — царь и священник. Все мы совершаем служение царского священства, если хоть сколько-нибудь «царское священство» не становится для нас просто великолепным, но отвлеченным образом.
Подлинный смысл слова «служение» теперь почти не улавливается. Это слово в своем первоначальном значении содержит в себе не только унизительный оттенок, но и унижающую сущность. Кто такой служащий, слуга? Это социально низший работник, который вынужден служить высшим. Слуга в доме — это тот, кто исполняет повеления своих господ. И никакого другого значения это слово прежде никогда не имело.
Но здесь мы входим в тайну особого торжества, торжества православного переживания служения. Это слово — «служение», сказанное в Евангелии, разносится по всему христианскому миру. Заметим, что в жизни католиков и протестантов, как у отдельных людей, так и в жизни общин, и даже в жизни целых Церквей гораздо больше, чем у нас, можно найти то содержание, что внешне квалифицируется словом «служение». И все же мы утверждаем, что это слово — прежде всего слово подлинного православного переживания, а к их служению гораздо больше подходит название «деятельность». Люди западного мира гораздо более деятельны, чем мы, потому что мы, если мы, православные, и деятельны, то в основном у себя, в своих мелких участках быта, в квартирах и огородах, а не ради Царствия Божия. Их деятельность гораздо более развита, более того, они часто деятельны даже и в тех проявлениях, которые и на самом деле подходят под название «служение». Они, например, гораздо больше, чем православные, ходят и по больницам, и повсюду, где требуется помощь и соболезнование. Они гораздо больше находят способов заботы о других — ближних и дальних (чаще — дальних), и потому, кстати говоря, некоторое число людей постоянно отсеивается от православного мира и переходит туда. Они занимаются всякого рода положительной, благотворительной деятельностью, включая и дела, о которых мы могли бы сказать: богоугодные дела.
И вместе с тем мы смеем утверждать, что наша слабая, ничтожная деятельность (если иметь в виду деятельность ради Неба, ради Бога, ради своего спасения, ради ближних), пожалуй, Слава Богу, мало заслуживает названия деятельности. Потому что тому небольшому, что есть у нас, все же лучше подходит название «служение». А в идеальных случаях — и говорить не приходится: мы хоть и плохо, но равняемся именно па высшие идеалы, часто даже этого и не понимая.
В 1991 году в нашем подмосковном храме Казанской иконы Божией Матери (в селе Пучково, недалеко от города Троицка) был освящен престол в честь Новомучеников Российских. Мы сознательно решились на это, прежде всего потому, что пусть даже и не всегда до конца осознанно, глубоко и полно, но видели в них самое дорогое для наших жизней и для нашего сознания: именно то, что они прошли путь высочайшего служения. Служения вере, служения Церкви, служения ближним, служения даже до крови.
В числе этих мучеников одно из ярчайших первых мест занимает прославленный Церковью наш Государь и Царственный мученик Николай Второй со своим семейством, расстрелянным вместе с ним. И это для нас, может быть, дороже всего, потому что когда служат слуги, то есть те, кто стоит на низших постах и выполняет дело, которое им приказывают высшие, — этот вид служения не вызывает ни одобрения, ни неодобрения. Это просто нормальные обычные дела человеческих и производственных отношений, выполняемые более или менее ответственно. Но когда служит тот, кто по своему положению среди своего народа занимает первое место; тот, кого среди простого народа, не испорченного интеллигентскими разглагольствованиями, иначе, как Царь-батюшка, и не называют; когда он сознательно проходит весь свой жизненный путь, как путь служения своему народу, что с особенной силой выразилось в последних месяцах его жертвенного служения, закончившегося для Царственных мучеников Голгофой — расстрелом в Ипатьевском доме, и это была последняя жертва его царского служения; когда мы видим, что тот, о котором естественно бы сказать, что ему должны служить, а служит он, — тогда мы понимаем, что Россия была именно его государством, была тем народом, той страной, где совершался тот нравственный принцип, который первым осуществил сам Господь Иисус Христос, сказав, что Он пришел в мир не для того, чтобы Ему тут, на земле, послужили, но для того, чтобы Он послужил для спасения всех, и Его жизнь была служением, не деятельностью, а служением.
И каждый, кто хоть сколько-то стремится быть подобным Христу, должен проходить свою жизнь не как деятельность, а как служение. В России удивительным образом, при всех наших немощах, при всех наших безобразиях, при всех недостатках ума и образования, этот принцип и осуществлялся многими людьми, которые даже не всегда вполне понимали, что и во имя чего они делают. Конечно, гораздо лучше, когда люди понимают, и умом, и сердцем. Русский человек понимал этот принцип сердцем, поэтому в хороших российских семьях в прошлые времена так и осуществлялась жизнь, что каждый служил всем и каждому. Это была жизнь как служение. Отчасти этот принцип сохраняется и сейчас, но в основном у людей, отживающих свой век, и больше всего — у матерей семейств. Но помаленьку верная нравственная ситуация начинает, Слава Богу, восстанавливаться в русской православной действительности. И вновь пришедшие в Церковь люди начинают для себя обретать те же самые смыслы, те же нравственные устройства, при которых жизнь рассматривается как служение.
Служение прежде всего выражается в готовности к самопожертвованию, к смиренному отказу от амбициозности, от «первых мест», куда так хочет себя поставить собственное тщеславие. Служение — это готовность быть всем для всех. Служение — это неискание ничего для себя, не только почета или каких-либо выгод, но даже и благодарности. Служение — это жизнь, в которой всегда есть готовность к спокойному и добровольному перенесению всяких обид, потому что это норма падшей жизни: те, кто служат, как раз и подвергаются обидам и поношениям. Служение — это есть та жизнь, в результате которой человек получает достоинство царского священства, потому что в служении он становится подобен Иисусу Христу, Который послужил, будучи и Царем, и Первосвященником.
И это наше торжество, трудное и трудно понимаемое сердцем; это служение, к которому трудно идут ноги, потому что сами поворачиваются обратно. Служение трудно, потому что заставляет делать то, что не хочется, и потому в служении преодолеваешь себя, но в служении есть также и торжество нравственной мысли, потому что на деле выше оказывается не тот, кто себя не преодолевает, а плывет, так сказать, по течению своих похотей, желаний и ощущений, а тот, кто как раз себя преодолевает, свои похоти, стремления, даже свои умозаключения, и, преодолевая, идет навстречу самоотверженному делу своей жизни. И потому в служении есть подлинное торжество. Наконец, служение и потому так высокоценно, что если и говорить о нем как о деятельности, то деятельность эта всегда окрашена глубочайшим смирением. Служение смиренно по своей природе, смирение — это та платформа, с которой начинается правда Божия и победа Божия в человеческом мире. Смирение есть нравственная оболочка торжества.
Сегодня Господь идет в последний путь Своего служения. Он проходит по улицам града Иерусалимского, и на улицах этого града Его ждет дом, в котором Он совершит последнюю тайную вечерю со своими учениками. Тайную, ибо на ней Он предложит Свое тайное и таинственное учение о Своем Теле и Крови. Но здесь, в этой горнице, совершается также таинственное предательство бывшего ученика. Втайне, под покровом ночи, этот ученик пробирается к тем, кто хочет предать Его на смерть и тем самым позволить Ему промыслительно довершить Его подвиг служения.
Наше дело — не только рассматривать благодарными очами сердца этот подвиг, но и сопоставлять наши жизни с жизнью Иисуса и с подвигом наших святых. Сопоставлять, конечно, не просто для того, чтобы махнуть на себя рукой в своем ложном смирении: «А, куда нам! Что мы можем? Он Бог, они святые, а мы что?!» Сопоставлять нужно для того, чтобы решить и решиться: «Вот путь, который предназначен и мне. Вот путь, подобный которому должен совершить и я, слабый, немощный, мало на что пригодный». И правда, почти каждый из нас не способен на полноценную общественную деятельность. Мы, православные люди, недеятельны. Но почти каждый из нас способен на тихое служение, которое начинается в сердце. И торжественно входя в Иерусалим, Спаситель завершает Голгофский путь, великий путь Своего служения. И нас, верующих в Него, Господь ждет и призывает совершить в смирении и простоте великий подвиг, который является Торжеством Православия и должен стать делом нашей жизни.