«В течение нескольких десятков лет нам вряд ли удастся сохранить жизнеспособность всех малых и средних городов», — заявила министр экономического развития Эльвира Набиуллина. Число таких городов – будет сокращаться. Что значит это для нашей страны? Есть ли возможность исправить положение?
Ситуацию комментирует директор института продвижения инноваций Общественной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой управления территориальным развитием Академии народного хозяйства при правительстве РФ, Вячеслав Леонидович Глазычев.
— Вячеслав Леонидович, насколько необходимо сворачивание малых и моногородов для социально-экономического развития страны?
— Дело не в том, необходимо это или нет. Многие из этих малых городов или бывших поселков городского типа, которые перекрестили в городские поселения, уже просто невозможно удержать. Потому, что из них уходят остатки молодежи: нет работы. И они остаются своего рода «домами престарелых», где люди будут доживать отпущенное им время.
Это происходит не из-за того, что города кто-то закрывает или уничтожает: они исчезают сами по себе. Когда речь идет о неэффективности городов, имеются в виду те места, где сохранились остатки устарелой советской промышленности – по большей части оборонной, либо при леспромхозах, которые выбрали весь лес поблизости от себя, или при приисках… Содержать их нет никакой возможности. Поэтому они обречены на превращение в увядающие поселки пенсионеров. Таких населенных пунктов – много. По крайней мере – несколько сотен.
— Переориентация на мегаполисы – это разве выход?
— Во-первых, не всё переориентируется на мегаполисы. Тем более мегаполисов у нас всего два: Москва и Санкт-Петербург. Еще девять крупных городов – миллионников. Существуют и средние города – университетские, например, Воронеж, Тула, Рязань, Калуга, Томск. Они если и не все процветают, то – интересно развиваются. Концентрация жизнедеятельности идет в них и вокруг них. Если населенный пункт, в котором уже нет никакого производства, находится в 50 километрах от такого города, где есть выбор рабочих мест, то люди в нем остаются и ежедневно ездят на работу.
У нас есть достаточно крепкие города с населением в 150-200 тысяч человек, даже если их можно отнести к монопрофильным. Например, Череповец. Ничего с ним дурного не предвидится.
Термин «моногорода» — слишком сильное обобщение. Среди них есть и, условно говоря, «нефтяные» города, или города «Росатома», которые, по понятным причинам живут вполне прилично. Есть военные городки.
Чрезмерные обобщения опасны: ситуации индивидуальны, многое зависит от команды, от наличия инициативных людей, которые либо есть, либо их нет, от достаточной развитости социальной жизни вокруг.
Иногда в городке есть деятельные люди, имеющие гигантский авторитет, и они дают шанс на выживание: начинает развиваться малый местный бизнес, работать творческая мысль. Но таких энергичных и знающих людей в подобных населенных пунктах осталось очень мало: в основном они уехали. Вот в чем драма.
— В Гусь-Хрустальном – закрылся градообразующий завод….
— На самом деле это связано с бездарностью руководства предприятия. Завод растащили по кусочкам, по домам. А продукция завода и не пользовалась особым успехом, там не было ничего уникального уже в 1970-е годы.
Я бывал там. Маленькие партии хорошего зеленого стекла делались по спецзаказу. В основном они производили вздор, который пылился на полках в советских квартирах, пока была мода на хрусталь. Сейчас эта мода прошла. А для того, чтобы меняться, делать новые вещи, нужно было приглашать творческих людей, давать им интересные возможности. А их наоборот – выталкивали, не впускали.
То же самое, кстати, происходило и на текстильных предприятиях. Считали, что сами с усами и незачем развиваться. Не могли вовремя сориентироваться на смену рынка. Результат – не сразу, но сказался. И достаточно резко.
Жаль, конечно, жаль, что так происходит. Но Гусь-Хрустальный, кстати, и будет производить стекло, только не художественное, а техническое. Что он сейчас уже и делает. На другом предприятии, отпочковавшемся в свое время от главного.
Знаменитые Мальцевские заводы сами по себе могли быть частью туристического кольца по старой Российской промышленности. Но разработка этого — сложное недешевое дело. На это часто не хватает сил и просто квалификации. Больше того, попытки изменить ситуацию в эту сторону часто наталкиваются на сопротивление.
— Но какие-то города сумели сориентироваться в новой ситуации и выжить?
— Да, но их – мало. Сейчас мой друг – Глеб Тюрин пытается «раскрутить», вернуть к жизни Пикалёво, ситуация с которым широко освещалась в СМИ. Там проблема была не в том, что предприятие должно было бы закрыться, а в неостроумно проведенной приватизации, когда единый комплекс разделили на три разных, руководство которых не могло договориться. Это человеческий фактор. А он плохо регулируется государством.
Мне доводилось в свое время помогать выйти из забвения маленькому Мышкину. Сейчас городок — известное и любимое туристами место. Но это удалось сделать только потому, что там есть удивительный человек – Владимир Александрович Гречухин, директор местного Народного музея. С ним вместе мы придумали раскрутить название городка. Пошла сувенирная продукция. Сначала ее стали делать дети, к детям присоединились родители, рядом оказались интересные люди, приехавшие из Самарканда, которые открыли гончарную мастерскую, наладили выпуск скульптурных сувенирчиков. В Мышкине стали останавливаться туристические теплоходы.
— Поможет ли государственная поддержка погибающих городов?
— Это означает, что мы с вами должны оплачивать попытку развивать то, что развиваться уже не может. Вернуть туда людей можно очень большими деньгами, да еще дать массу денег на приведение в чувства их хозяйства. На это в сегодняшней структуре нашей экономики средств не хватает.
— Возможен ли контроль государством того, как на еще сохранившихся предприятиях в моногородах расходуются средства, как идет модернизация, чтобы сохранить их?
— Невозможен. Это – приватизированные предприятия. И раз уж пошли на приватизацию, нельзя отнять то, что принадлежит людям по закону. Если их предприятие неэффективно – пока докажешь это, останутся одни пеньки от завода. Так происходило в девяностые, так происходит и сейчас.
У центральной власти не получается вести подобную работу. Значит, важна роль и власти региональной, от ее ума, от возможностей многое зависит. Но пока у них и возможностей маловато. Потому что все деньги забирает себе центр, часть их раздавая потом обратно. Источник бед лежит в самой системе межбюджетных отношений и кадровой политики Федерального центра. Урегулирование здесь возможно. Но чиновничество очень часто безразлично к людским проблемам.
— Что такое моногорода в прошлом?
— Очень часто они были центрами эффективной коммерческой купеческой деятельности. Она была уничтожена революцией. Также они были центрами сельской округи, сервис-центрами, говоря на современном языке. Сельская округа повымерла в Центральной России.
Отсюда – постепенное угасание. Правда, в советское время жизнедеятельность таких городков поддерживалась искусственно. В советской системе это можно было делать, потому, что хозяйство имелось, а законы экономики не работали. Сейчас пока и эти законы плохо работают, и старого хозяйства нет.
Но я много езжу по России, и могу сказать, что ситуация – не безнадежная. Немалое число маленьких городков находят в себе силу существовать. Например, в республиках Поволжья: там в значительной степени сохранилось сельское население, за малыми городами сохранилась роль центров обслуживания. А есть места, вроде Псковской губернии или Тверской, где разве что удастся спасти один–два из городков на туристическом бизнесе.
Но и это непростое дело, у людей другая психика должна быть, им нужно научиться с улыбкой обслуживать клиентов… А многие местные жители говорят: «что я – обезьяна, чтобы на меня смотреть»? Сам таких встречал на берегах Белого моря…. Это все длинный, тяжелый процесс. Никаких чудес, панацей не видно.
— Что повлечет за собой исчезновение «проблемных» моногородов?
— Да ничего, просто там люди перестанут жить.
— Процесс слияния малых городов с большими в агломерации – реальность сегодняшнего дня. Лиссабон, к примеру, административно не увеличивается, все присоединяемые к нему пригороды остаются юридически и административно вне города, присоединяются прежде всего физически — за счет застройки пространств между ними, транспортно. Насколько такое объединение – физическое, на основе каких-то общих соглашений оптимально для нашей страны?
— Такой путь – совершенно естественен. Но пока все идет очень сложно… Потому, что агломерации – это определенный тип союза муниципалитетов, которые заключают договорённости по предметам общего интереса. Нет у нас навыка такого — договариваться. Я пытаюсь реализовать эту задачу с начала 90-х. И пока ни одной успешной договорной схемы не имеем. Кое-где еще городок с районом – это бывает, но таких случаев тоже мало, чаще воюют.
Вот сейчас с коллегами в Башкирии мы пытаемся решить подобный вопрос: там есть живая, настоящая физическая агломерация: рядом друг с другом три промышленных города. И надо бы им вместе выработать политику строительства нового жилья, общую экологическую стратегию. Но настолько велика подозрительность друг к другу и эгоизм отдельных муниципальных властей, что даже при поддержке региональной власти получается тяжелая серьезная работа.
К необходимости агломерации придут и у нас, но гораздо позднее, чем хотелось бы. Только чтобы не сильные пожирали слабых, а возникало реальное, взаимовыгодное сотрудничество — кооперация.
— Возможен ли путь административного слияния?
— Он бессмысленный. Поскольку приводит только к усложнению системы управления и дополнительному снижению эффективности. Могут быть приятные исключения, но редко.
Читайте также:
Мезень: чем хуже? Илья Забежинский Есть такая притча. Про доброго самаритянина. Этим самым добрым самаритянином чуть более месяца назад я предлагал стать очередному потенциальному инвестору, который в очередной раз отказался инвестировать в Мезенский Деревообрабатывающий Завод. — Ну, видите ли, все-таки есть достаточно много на свете мест, кроме Мезени, где вложения будут более оптимальны и менее рискованны. |