«Вы выписываетесь завтра, потому что без документов»
– «Благотворительная больница» звучит в духе XIX века: меценаты, дворянское собрание, патронаж царской семьи. Благотворительная больница в Петербурге в XXI веке что из себя представляет?
– На самом деле это все так. Все медицинские здравоохранительные заведения, которые существуют сегодня в Петербурге – изначально бывшие больницы для бедных.
Идея следующая: конечно, работая в системе, замечаешь неравномерное распределение помощи в России между разными категориями граждан. Мы, сотрудники государственных медицинских учреждений, видим, что есть определенные бюрократические преграды, переступив через которые мы, с одной стороны, можем оказать медицинскую помощь, а с другой – потерять свою работу и получить много проблем, когда к нам обращаются люди, которые не имеют юридического права получить медицинскую услугу.
– Что это за люди такие?
– Люди без документов, без полиса ОМС, без гражданства. Бездомные, мигранты, члены их семей. Все они живут в Петербурге и не могут воспользоваться общедоступной бесплатной медицинской помощью. Они имеют право обратиться в платные учреждения здравоохранения, частные клиники, стоматологические кабинеты и прочее, но порой у них нет на это средств. Это все очень дорого.
– И вы решили им помогать?
– Да. Начали думать, что можно сделать для взрослого населения Питера, которое не имеет доступа к медицинской помощи. Это бездомные люди, некоторые из них без документов или могут иметь документы, но, например, боятся идти в государственное учреждение – туда, где они уже ощутили на себе дискриминационный гнет, презрение, недоброжелательность. Кто-то был сильно асоциален, кто-то плохо пах, кто-то просто не понравился.
Сергей Иевков c пациентом. Фото: Благотворительная больница / VK
В общем, они могут не получить то, что могли бы иметь, если бы были социальными, домашними и с документами. Это проблема ранних выписок из стационаров на «долечивание» на улице, в заброшенных подвалах. Это проблема амбулаторной помощи в отличие от экстренной, которая оказывается бесплатно и абсолютно всем без исключения.
– Что относится к экстренной помощи?
– Ситуации, угрожающие жизни: потеря сознания, сердечные приступы, удушье, травмы, кровотечения, ДТП. Там, где порой человек может быть без сознания, и не до документов. Приезжает скорая, если есть показания, они забирают человека и везут в больницу. Ему оказывают помощь в отделениях реанимации, где борются за жизнь. Опять же, там не до формальностей.
А потом происходит самая ужасная ситуация: когда человек приходит в себя, подлечивается и уже не требует интенсивной терапии, переходит из разряда реанимационных пациентов в обычные палаты отделений больниц. И встает вопрос: а что, собственно, с ним делать?
Бывают случаи, когда человек без документов задерживается на достаточно длительный срок. И это остается незамеченным до самой выписки. Например, со сложным переломом человек после операции месяц лежит в стационаре города без документов.
– Юридически он не имеет на это права?
– Не то чтобы он не имел права: за него кто-то должен платить. Если бы у него был полис, за него бы платила страховая компания. А так он лежит в стационаре, и за него платит больница из своего кармана. Она не получит компенсацию за эти расходы. Финансирование здравоохранения многокомпонентное, но, в общем и целом, кратко так.
А бывает так, что пройдет какой-нибудь профессорский обход раз в неделю, увидят этого пациента и зададут ему вопрос. Я недавно стал свидетелем случая, когда уважаемый профессор, пройдя по хирургическому отделению, увидел бездомного, который на долечивании лежал.
Если бы он был обычным домашним пациентом, он бы еще две недели лежал, швы бы сняли аккуратно и выписали с рекомендациями, а тут было сказано: «Вы выписываетесь завтра, потому что без документов. Мы не можем вас держать. Нам это не оплатят».
А он после операции, со швами, с риском инфекции. Непонятно, где он будет проходить перевязки. Вот так люди выписываются. И это вариант экстренной помощи, когда человек попал в больницу, выписался и может проскочить какие-то проблемы со здоровьем, вернуться на улицы города, в приюты, ночлежки, в сквоты и как-то жить дальше.
Но бывает огромное количество проблем со здоровьем, которые не требуют госпитализации. Обычные болезни, которыми болеют домашние люди: хронические заболевания сердца, легких, сахарный диабет, незначительные травмы, растяжения, простуды, инфекции, которые лечатся в поликлиниках и амбулаторно. Человек приходит, получает талон, сидит в очереди, проходит к врачу, ему дают направление, рецепты. Он идет, лечится. Через 3-10 дней приходит опять. И так его наблюдают: терапевт, кардиолог, эндокринолог, и либо лечат болезнь, либо стойкую ремиссию вызывают, и все разрешается.
Это самая большая, глобальная проблема, то, чего как раз и лишены люди без документов, без страховки. Они мучаются от хронических заболеваний, у них, например, случается повышение артериального давления, но они не могут получить эту консультацию кардиолога.
И человек просто в один прекрасный момент, идя по улице, переживает инсульт, падает – и вот здесь работает экстренная медицинская помощь. То есть надо дойти до предела, чтобы получить помощь. Хотя от момента заболевания до осложнения проходит период, в который можно помочь человеку, чтобы этого не случилось.
Врачи и волонтеры делают это в свободное время: ночью, днем, в выходные дни
– Что и как благотворительная больница решает? Вообще что это такое? Это здание, движение, проект?
– Это жесткий оксюморон, потому что это «больница без стен», мобильная больница, она не существует физически. Это группа людей: волонтеров, врачей разных специальностей, медсестер, фельдшеров, медбратьев, студентов-медиков, которые на разных площадках в городе оказывают медицинскую и консультационную помощь.
Волонтеры. Фото: Благотворительная больница / VK
– На площадках, в смысле – в поликлиниках?
– Нет, эти площадки как раз не поликлиники. Это приюты для бездомных, это улица. Когда группа волонтеров выезжает в места обитания бездомных людей, не нарушая их привычный уклад, не обвиняя, не осуждая, а исключительно оказывая документарную, социальную консультацию, элементарную медицинскую помощь, раздачу лекарств, проведение перевязок и корригирование терапии.
– Это делают врачи в свое свободное от работы время в качестве волонтеров?
– Да.
– Они не получают зарплату?
– Нет, не получают. Они делают это в свободное время. В ночное время, в дневное время, в выходные дни.
Например, проект «Другая медицина» Жени Косовских, которому весной исполнился год. На арендованном УАЗике волонтеры-медики раз в неделю проводят выезды в места обитания бездомных, в условленные точки. И в любое время года раз в неделю, в том числе и зимой, в теплом, отапливаемом салоне автомобиля проводится медицинское консультирование, перевязки, раздача лекарств.
Второй по значимости, по известности – это, конечно, наши московские коллеги. К сожалению, погибла Елизавета Глинка – известный врач-меценат, благотворитель, организатор. У нее был проект, когда раз в неделю на Площадь трех вокзалов приезжала «газель» с медикаментами, они оказывали медицинскую помощь бездомным. Сейчас ее друзья и последователи организовали фонд «Дом друзей», у которого тоже есть проект по уличной медицине: волонтеры выезжают и оказывают помощь в определенные дни и часы бездомным людям на улицах Москвы.
Ну и Петербург тоже пытается не отставать от общероссийских и мировых тенденций в уличной медицине.
Фото: Благотворительная больница / VK
– А в западном мире уличная медицина что из себя представляет? Этим занимаются благотворительные организации или государство?
– Конечно, там это развито очень сильно. Это может быть небольшая локальная группа, движение, возникшее в небольшом городе. Либо крупная организация, например, Институт уличной медицины в Пенсильвании, где имеются образовательные программы, в том числе для студентов вузов, чтобы они знали, что есть такая проблема, изучали болезни, которые есть на улицах, знали психологию бездомных и учились теоретически и практически этому.
Это целые организации, которые занимаются аутрич-работой; у них есть государственное финансирование в том числе. И они считаются все-таки некоммерческими организациями с лицензией и достаточно большим спектром медицинских услуг. В частности, в США медики, волонтеры и студенты-медики, для которых это является престижным методом практики, выезжают в районы города, в заброшенные здания, под мосты и даже вакцинируют людей на месте от опасных инфекций: брюшного тифа, гепатита А, возникающего из-за потребления некачественной воды, из-за отсутствия доступа к питьевой воде.
У бездомных это большая проблема во всем мире. И на уровне государства, в частности, в Соединенных Штатах признается, что экономически выгодно помогать проектам по уличной медицине, потому что там серьезная врачебная помощь оказывается на месте и это сильно экономит бюджетные деньги в сфере здравоохранения в отношении бездомных.
Мы понимаем, конечно, что Россия и западный мир – это несколько разные вещи, но с точки зрения отношения к медицинской помощи на улице это действительно колоссальная разница.
Нет проблемы с пациентами, есть проблемы с лекарствами
– Как у вас это на практике происходит? Вы узнаете про то, что где-то есть сквот (самовольное поселение, коммуна – прим. ред.), приезжаете и говорите: «Здравствуйте, мы пришли вас обследовать»?
– Контакт происходит по-разному. Иногда это просто наш совместный выход: несколько человек с рюкзаками, медикаментами, листовками, какими-то материалами, которые могут помочь не только с медицинскими проблемами справиться, выдвигаются в район предполагаемой жизни бездомных людей. И в этом есть определенные риски, риски неудачи, что мы можем никого не встретить, когда туда придем.
Из последнего, мы посещали заброшенные садоводческие домики, на первый взгляд неприметные, но обжитые бездомными людьми, которые готовятся там зимовать. Хотя это домики, просто сколоченные из досок, полиэтилена, клеенок, рубероида, баннеров и прочего. Но люди там живут. И мы, приходя к ним, здороваемся, представляемся и после приветствия и предложения зайти на их территорию начинаем общаться, спрашивать, разговаривать. Если они начинают доверять нам в течение разговора и им нужна какая-то медицинская помощь: измерение давления, диагностика заболеваний, перевязка, мы проводим необходимые медицинские манипуляции.
В заброшенном доме. Фото: Благотворительная больница / VK
Иногда у нас есть более закрытые схемы, когда просто так попасть на территорию заброшенного здания невозможно. Нужно знать определенные ходы, которых мы, безусловно, не знаем, потайные «нычки», подземелья; двери, которые кажутся закрытыми, а на самом деле под определенным углом откроются.
Или, например, есть заброшенная пятиэтажка, но обжит только определенный этаж и в определенной стороне. Конечно, не зная заранее таких нюансов, найти бездомных крайне сложно и можно потерять очень много времени.
Поэтому мы пытаемся входить в контакт, брать телефоны, договариваться о встрече заранее, чтобы «связной» человек – бездомный, который может жить там, – был готов провести нас.
Эта выездная работа как раз направлена на тех людей, которые не в силу даже юридических моментов не могут получить медицинскую помощь, они просто физически не могут добраться до места, где им могут эту помощь оказать. Это люди с нарушениями движения, лежачие пациенты, те, кто в тяжелом состоянии.
Приходя туда, мы можем встретить человека в агонии или в терминальном состоянии, которому нужна экстренная медицинская помощь.
Бывают варианты приютских жителей. Есть несколько организаций в Петербурге, которые занимаются размещением бездомных людей.
– «Ночлежка»?
– «Ночлежка», Мальтийская служба помощи, пункты обогрева, где в зимнее время люди имеют крышу над головой и теплое место. Угол в палатке предоставляется только на ночное время, но туда люди приходят регулярно. У них тоже есть проблемы со здоровьем, и у них опять же могут быть бюрократические преграды для получения государственной медицинской поддержки.
Запросы у людей, которые пришли в приют, тоже могут быть разными. Если в высокопороговом приюте «Ночлежки» это реабилитация, восстановление документов, юридические сложные дела, мошеннические сделки с недвижимостью и прочее, то низкопороговый пункт обогрева – это просто ночлег и тарелка супа. Придя туда, мы можем увидеть, что есть еще медицинская проблема и нужно бы ее решить.
Нет проблемы найти пациентов. Есть проблема с лекарствами, чтобы они были в достаточном количестве. Есть проблема со временем: работая на основной работе, имея семью, детей, основные свои обязанности, быть волонтером и оказать медицинскую помощь на выезде, куда-то поехать, вернуться. Это просто проблема с кадрами: не все готовы, а кто готов, их, конечно же, на весь город не хватает. В городе у нас в среднем 60 тысяч бездомных, и, безусловно, в каждом районе города, абсолютно в каждом есть бездомные люди, и в том числе с проблемами со здоровьем.
Фото: Благотворительная больница / VK
Люди не верят в то, что кто-то благородный бесплатно окажет им помощь
– Когда речь заходит об уличном бездомном, сразу рождается букет стереотипов: он болеет туберкулезом, является носителем ВИЧ-инфекции, у него есть вши. И еще плюс к этому он может быть агрессивным. Насколько это соотносится с реальностью?
– Все бездомные – разные люди. Бывают люди, совершенно отчаявшиеся в своей ситуации, потерявшие связь с внешним миром. Это феномен исключения, глубокая психологическая проблема. По российским данным, с момента попадания на улицу в среднем 6 месяцев проходит, и человек опускается на то самое дно, из которого ему без посторонней помощи не выбраться.
Это могут быть не столько агрессивные, сколько замкнутые в себе люди, действительно отрицающие любую помощь, уходящие от контакта. С ними сложнее всего, потому что доверие к человеку извне у этих людей крайне низкое. Они повидали на своем пути взаимодействие с правоохранительными органами, с органами здравоохранения, с учреждениями, с обычными гражданами.
Конечно же, люди, потерявшие всякую надежду, не верят в то, что кто-то благородный бесплатно окажет им помощь. Поэтому, чтобы войти в контакт, хотя бы просто побеседовать, не говоря уже о каких-то медицинских вещах, порой приходится несколько раз встречаться, чтобы человек узнавал тебя, ты узнавал его. Такие бездомные бывают достаточно сложными подопечными. Они ожидают негативных эмоций, стремятся не попадаться на глаза лишний раз. Привыкают быть незаметными и понимают, что это их охранительная стратегия.
В то же время среди бездомных очень много достаточно образованных людей. И абсолютно нормальных, социальных, ориентирующихся в пространстве. Людей, которые по какой-то чудовищной причине оказались на улице.
Они еще не потеряли веру в то, что все будет хорошо, они смогут выбраться. И они наиболее открыты для помощи. Следят за собой, за своим внешним видом, стараются быть опрятными, вежливыми в разговоре. С такими людьми приятно разговаривать, и никогда не подумаешь, что этот человек бездомный. Он может выглядеть абсолютно нормально. С ним можно встретиться в метро, на улице, и только в разговоре или по каким-то признакам мы поймем, что человек ищет себе пристанище на ночь, просит помощи.
И в плане заболеваний, опять же, абсолютно нет никакой серьезной разницы.
– Но процент ведь выше, например, болеющих туберкулезом?
– Опять же, процент – это статистика, а статистика – это цифры. Цифр нет, и мы не можем так говорить. Мы можем только предполагать, и это все теория, которая не подтверждена практикой, что бездомные люди больше болеют, чем обычные домашние люди, включая, например, туберкулез или ВИЧ-инфекцию.
Есть статистика по ВИЧ-инфекциям среди домашних людей. И там совершенно удивительные случаи заражения ВИЧ-инфекцией: это случается с людьми пожилого возраста, с абсолютно успешными людьми, семейными парами, с детьми. Это случается по разным причинам: нелепая случайность, медицинская процедура, переливание крови. Считается, что ВИЧ-инфекция – это исключительно наркопотребитель, но это не так. Это эпидемиологическая проблема. Люди заражаются везде и все по разным причинам. И сказать, что бездомных больше среди них – нельзя.
– Туберкулез, педикулез?
– Ну, туберкулез – отдельная проблема. Во-первых, в России заболеваемость туберкулезом достаточно высока. Эта статистика существует. Она охватывает именно тех людей, которым поставили диагноз. Чтобы поставить диагноз взрослому человеку, нужно делать флюорографию. Опять же, бездомные люди, которым различные социальные службы, благотворительные или государственные организации помогают в восстановлении документов, с жильем, устраивают их в приюты, – все эти бездомные люди проходят в обязательном порядке флюорографию. И входят в эту статистику.
Да, существует такое мнение, что бездомные болеют больше. Но опять же, болеть туберкулезом может и обычный человек. Много случаев, когда успешная девушка, работающая в офисе, имеющая квартиру, машину и хороший достаток, ни в чем себе не отказывающая, делая флюорографию ежегодно, в одном из снимков видит изменение, и ей ставят диагноз – туберкулез. Где она заразилась? Когда она это сделала? Это уже неизвестно, но такое бывает. И тут сложно найти концы. Любой человек, неважно, где он, имеет риск заболеть туберкулезом. Просто есть факторы, действительно усиливающие заболевание. Первое – что не делают вовремя флюорографию.
– Но это не фактор риска заболеть.
– Да, но это фактор риска, не зная об этом, ходить и заражать других. Не сделали флюорографию – не знаем, ходим, сами болеем и можем заразить других. Мы спускаемся каждый день в метро и каждый день встречаемся с больными туберкулезом, просто не знаем. У них на лбу не написано. Они могут даже об этом не знать, но мы можем контактировать с ними. Просто кто-то заболеет, а кто-то не заболеет. И это заранее сказать невозможно.
Есть фактор риска – стресс, недоедание, хронические заболевания, курение, тесный длительный контакт. Последней строчкой идет миграция и социальный статус, но это не самое важное. До этого еще причин очень много.
– Педикулез?
– Педикулез – достаточно заразное заболевание, но опять же, чтобы у нас появилась живность в волосах, нужно иметь тесный контакт с человеком, носителем. Обменяться шапкой с больным человеком, поносить его шапку, расчесать волосы и обменяться расческой. Вши не перепрыгивают с головы на голову. Они есть и есть.
– Получается, вам не страшно?
– Ну, скажем так, заразиться – нет. Когда мы работаем с бездомным человеком, общаемся, контактируем, мы используем средства индивидуальной защиты. Когда мы делаем перевязки, используем перчатки. Когда видим сильно кашляющего человека, надеваем маски. Используем спецодежду: цветные куртки и даже одноразовые медицинские халаты. И, в принципе, этого достаточно, чтобы как-то себя обезопасить.
Фото: Благотворительная больница / VK
Наступить на чужую картонку – как наступить на личное пространство
– Вы сказали, что заразиться не страшно. А что страшно?
– Основные страхи для меня – страхи, исходящие от человека. Человек может быть непредсказуем, и здесь действительно есть определенная доля осторожности, потому что не боится только безумец. Страх – это защитная реакция, это нормально.
Когда мы вступаем на чужую территорию, мы понимаем, что если сейчас наступить на чужую картонку, на которой только что лежал или лежит бездомный человек и не может встать, мы можем накликать на себя достаточно серьезные проблемы, потому что тронули чужое. Немного по-другому ценности у бездомного человека сориентированы. Нам кажется, что эта картонка – мусор, макулатура и прочее, а для него это может быть вообще самым дорогим, что сейчас у него есть.
– Его пространство.
– Его пространство, да. И мы должны всегда держаться на определенном расстоянии. И только с позволения садиться. Недавно в садоводстве мне предложили сесть, и я сел. Сел на сильно шатающийся стул, металлический каркас, на который просто положили что-то. Я понимал, что не должен подавать вида, что мне это не нравится. На самом-то деле, это достаточно почетно: на нем сидят их друзья, их соседи, такие же бездомные. И вот меня тоже туда посадили. И мы сидели на равных, разговаривая.
– Были у вас ситуации конфликта? Острого психологического напряжения?
– Безусловно, да, были. Для нашей эффективной работы нужен порядок: порядок обращения, очередность. Если мы пришли на стоянку «Ночного автобуса» (проект организации «Ночлежка», в котором волонтеры в будние дни раздают горячую еду на стоянках города – прим. ред.), там 20 человек и им что-то нужно от медика-волонтера, бывало так, что они обступали человека и каждый одновременно что-то говорил. И наши призывы к порядку воспринимались не всеми адекватно. Люди могли обижаться, агрессивно себя вести.
Но здесь работает принцип отношения с большим уважением к этому человеку. Он имеет определенные причины так расстраиваться, ругаться, злиться, и нужно это понять. В таких ситуациях мы просто пропускали его раньше. Мы стараемся обращаться по имени и отчеству, если кто-то согласен нам сказать свое отчество. Или наоборот, кто-то просто представляется «Леха», хотя мы знаем отчество человека, но вот он хочет, чтобы мы его звали Леха.
Фото: Благотворительная больница / VK
И когда идем иногда навстречу, мы объясняем, что в следующий раз мы все-таки будем придерживаться очереди. Но человек понимает, потому что мы к нему отнеслись с уважением, с почтением. Я знаю случаи, когда этот же человек, поскандалив один день, на следующий пришел и извинился за прошлый свой поступок, за такое поведение. И это было показательно. Они такие же люди, как и мы. Они испытывают такие же чувства и ничем не отличаются.
Недавно я шел на работу и встретил человека, лицо которого показалось знакомым. И этот человек тоже меня узнал. Я в свое время бинтовал его разломанный гипс. Он жил в приюте у Мальтийской службы помощи. И я еженедельно выдавал ему бинт или сам привязывал лангету, говорил, что не надо снимать гипс, потому что срастется неправильно, и кто потом будет ему «чинить» ногу в травмпункте. У бездомных большая проблема: у них все чешется, и мешает этот гипс, они быстро его снимают, ломают, выкидывают, потом мучаются от этих неправильно сросшихся переломов.
Но здесь я, зная об этой особенности, постоянно наблюдал этого человека, пациента, говорил с ним, убеждал, бинтовал. Потом ему сняли гипс. Все хорошо срослось. В какой-то момент я потерял его из виду.
Он выписался, вышел из приюта с документами, и я встретил его абсолютно нормальным человеком. Он был одет прилично, в хорошую одежду. Обычный гражданин идет по улице в выходной день, в сознании, трезвый. Работает на стройке, строит дома, живет в бытовке. И вот он раз 5 меня приобнял, ударил так в грудь: «Ах ты, вспомнил! А я-то думал, не вспомнишь».
Такие случаи, конечно, греют душу: что все, что мы делаем, не зря.
Вроде раздаем бинтики и не оказываем высокотехнологичную помощь, не протезируем, никакие операции не делаем, а просто раздаем какие-то лекарства и общаемся с людьми. Но это настолько для них важно. Тарелка супа – это да, а когда у них еще что-то болит, а потом раз – и не болит.
Ты приходишь к ним и понимаешь, что надо вот так себя вести, какую-то маленькую весточку им дать, даже просто внимание. И потом прощаешься с ними, как друг. Они каждый день спрашивают про меня. И это не какая-то популярность, я просто делаю, как надо бы делать. И это работает.