Вышел фильм «Голод». О чем это кино, рассказывает Александр Архангельский
— В истории Советской России было четыре голода. Голод 1921–1923 годов, который все называют голодом в Поволжье, на самом деле был гораздо шире — от Украины до Дагестана, от Поволжья до Южного Урала, и Кубань, казачьи края. Но ядро, конечно, Поволжье и Урал.
Второй голод — это голод 1930–1931 годов, казахский. Страшный голод, унесший 40% населения. Заметьте, я не сказал, что все эти люди погибли. 40% населения исчезло. Часть умерла, а часть ушла в Китай, часть переселилась на другие земли.
Третий голод — это 1932–1933 годы, о котором благодаря украинской диаспоре знает весь мир.
И четвертый голод — 1946–1947 год, послевоенный, о котором мы вообще забыли. И не понимаем, почему так оскорбительно выглядели кадры «Кубанских казаков», снимавшихся в 1948-м, на следующий год после завершения страшного голода.
Отдельный важнейший сюжет — Блокада.
Голод в ХIХ веке — это когда крестьянин продавал средства производства — лошадь, корову, плуг или соху. И уходил. Иногда бывали смерти голодные. Но это редко.
А голод 1920-х годов, о котором наш фильм, захватил миллионы людей. Погибло 5,5 миллионов человек, 11 миллионов спасли западные благотворительные организации. И этот голод впервые в истории был документирован видео- и фотодокументами.
История, которую мы рассказываем — о том, как мир переступил через границы идеологии ради человека.
Да, у всех были свои интересы. Ленин прекрасно понимал, что если он не пустит западных благотворителей — конец его режиму. Западные благотворители понимали, что можно попытаться показать пример филантропии, и может быть, советские люди увидят, насколько она эффективна.
Фритьоф Нансен как практический романтик хотел просто помочь людям (норвежский полярный исследователь, филантроп, лауреат Нобелевской премии мира за 1922 год. — Примеч. ред.). Левые организации, такие, как рабочие Германии, надеялись помочь большевизму. Папа Римский помогал атеистическому государству.
Но все в той или иной мере переступили через свои идеологические ограничения. Не важно, по каким причинам. Важно, что в центре оказался конкретный человек. Не человек с партбилетом, не человек, антисоветски настроенный, а человек как таковой. Прежде всего дети.
Это тоже был переворот, потому что крестьянская парадигма оказания помощи — «спасаем кормильца и жертвуем детьми». Западная, американская помощь — это помощь детям: «спасаем молодых, имеющих шанс прожить наибольшее количество лет».
Голод в Поволжье, очередь за едой
Конфликт был примирен. Американцы поступились — начали подкармливать взрослых. И крестьяне поняли, что по-другому не выйдет, придется слабых спасать. И это сдвиг, столкновение деревенской и городской культур. Это история про то, как все поступились принципами — а я сторонник того, чтобы мы поступались принципами, когда дело касается отдельно взятого человека.
Фильм «Голод» мы снимали с Максимом Курниковым и Татьяной Сорокиной в течение трех лет. Почти год собирали средства. И с самого начала приняли решение, что съемки не финансируют ни государство, ни западные фонды. Почти 2 тысячи человек пожертвовали нам на этот фильм. Мы собрали 5,5 миллионов рублей. Это не колоссальные, но приличные деньги для съемок документального кино. Можно себе позволить долго работать.
Когда фильм вышел, у нас было много встреч со зрителями. Бывает, что люди в ступоре. Хотя мы снимали фильм, стараясь оставлять пространство надежды, воздуха. Мы все время подчеркиваем: да, погибло 5,5 миллионов человек, это ужасно, мы рассказываем, как это случилось. Но 10,5–11 миллионов были спасены. Там разные данные, но я называю порядок цифр. И давайте помнить о том, что люди были спасены.
Да, это ужасный опыт, но это опыт солидарности поверх границ.
Иногда люди впадают в ступор, потому что мы же не можем не показывать эти страшные кадры. Мы не акцентируем на них внимание, не выжимаем слезу, но показываем. И людоедов показываем, и останки показываем, и трупы заброшенные у могил, в гору сложенные, как в кадрах немецких военных хроник. Самые страшные кадры мы старались не включать, и самые страшные документы пересказывать, а не цитировать.
А иногда люди все-таки говорят, что да, страшно, но надежда остается.