Из диалога между Альбертом Шпеером, рейхсминистром вооружения гитлеровской Германии, приговорён нюренбергским трибуналом к 20 годам тюрьмы, c собеседником:
Собеседник: — Как по вашему, господин Шпеер, что позволяет человеку достичь высот в жизни и карьере?
Шпеер: — Личная харизма, вне всякого сомнения.
Валентина, наша давнишняя прихожанка, взволнованная, с руками, нервно сжимающими носовой платок, кажется ещё мгновение и она заплачет.
— Батюшка, я так согрешила, так согрешила. Даже не знаю, что теперь делать.
Этой весной одни люди здесь же в деревне, продали нам небольшой дачный участок. Причём уступили по очень сходной цене, а деньги разрешили отдавать по частям. Участок хороший, ухоженный, с маленьким, но очень уютным домиком. Бывшие владельцы — пожилая супружеская пара. Однажды хозяин, как обычно, шёл к себе на дачу, но оступился и упал. Упал и сломал ногу, вот здесь – и она показала на себе, где именно.
Человек долго лечился, и работать, как и прежде, уже не мог. Потом вдобавок с ним ещё и инсульт приключился, так его и вовсе парализовало. Сейчас без помощи жены он и повернуться не в состоянии. А ещё и лекарства потребовались дорогостоящие.
Вот хозяйка и решила продавать дачу, пока та смотрелась вполне прилично. Предложили нам с мужем, сын ходил смотреть, ему понравилось, мы её у них и приобрели. Была я дома у прежней хозяйки и там познакомилась с её больным супругом. Такой хороший человек, а как страдает. Вот из чувства жалости к болящему и благодарности, что недорого уступили нам свою дачу, я и подала в алтарь заздравный сорокоуст по тяжкоболящему Николаю.
Проходит, наверное с месяц, и та женщина звонит мне домой рано-рано утром и я слышу в трубке её тревожный голос:
— Валя, прости, что беспокою. Звоню тебе как человеку верующему. Других-то я никого не знаю. Спросить хочу, что мне с моим делать? Представляешь, сегодня ночью, наверно часа в три утра, он начинает сползать с постели. Это мой-то парализованный, и пытается на ноги встать. Я ему кричу: «Отец, куда собрался»?! А он в ответ: «Мать, в церковь пойдём».
Фото: Evgeniy Kolotuschenko, photosight.ru
Валь, какая ему церковь? Он же совсем неверующий, их и мамка в детстве никого не крестила. О Боге за всю жизнь ни разу не заговорил. Сколько лет мимо храма на дачу ходили, так он хоть бы раз в его сторону глянул. А тут такое. Чего делать -то, Валь? Ты там у себя в церковь вхожа, поспрашивай попа-то.
— Батюшка, — снова глаза Валентины готовы разрыдаться, — я как услыхала, что старик не крещёный, так за голову и схватилась. Ведь за него, некрещёного, целый месяц в алтаре частицу вынимали. Вот как я вас подвела. И как мне сейчас со всем этим быть?
— Как быть? Звони им. Раз у человека появилось желание в храм идти, а, тем более при таких делах, его крестить нужно, и без всякого промедления.
Тем же вечером мы договорились о крещении. А через три дня после крещения старик умер. Отпевали его в воскресенье по окончании литургии.
Я отпевал и поражался всему этому стечению обстоятельств. Кто-то кому-то сделал добро. Благодарный человек, не зная, что тот другой не крещён, подаёт его имя для поминовения в алтаре. А у него в нашем церковном понимании даже имени нет. Оно даётся при наречении перед оглашением и дальнейшим крещением. Священник молится, всякий раз вынимая из просфоры частичку за члена церкви с конкретным именем, в конце литургии погружая её в чашу с Кровью Христовой.
А здесь о ком молились? Но вот результат – после нескольких отслуженных литургий парализованное человеческое тело, обретая в себе остаток сил, пытается ночью подняться с одра и отправиться в церковь. Мы успели его покрестить, причастили и через несколько дней отпевали в храме. Не чудо ли?
Так и этого мало. Оказалось, ближайшие родственники усопшего тоже некрещеные. Сегодня крестилась вся его семья. Точно как в те давние евангельские времена.
Не устаю поражаться удивительной силе священнической молитвы. Вот сколько раз бывало, никак не могут близкие уговорить умирающего родственника пригласить батюшку на дом. Нет, и всё тут. Начинаем молиться, оканчивается сорокоуст, и, как правило, соглашается. Ещё замечаю, поминаешь кого-нибудь, порой месяцами, а он в храме даже не появляется. Думаешь, ладно. И прекращаешь о нём молиться. Неделя пройдёт, другая – глядишь, он тут как тут. Человек словно чувствует, что остался без молитвенного покрова.
У каждого священника немало таких примеров. Бывает, после службы подаёшь кому-нибудь просфору, а он в ответ благодарит и сообщает, что сегодня у него как раз именины или юбилей. И потом думает, что наш батюшка прозорливец.
А священник вовсе не прозорливец, просто на нём благодать такая. И сообщается она во время совершения таинства священства. Она им не заработана, не выстрадана, как у подвижника веры, но вручается специально для служения, как молоток тому же плотнику. И особо явственно проявляется эта благодать во время литургии и произнесении проповеди. Проповедь – это не просто слова, и уж тем более не искусство. Она больше напоминает пророчество. Знаю по собственному опыту, хоть и готовишься заранее к воскресному слову, а выйдешь на амвон и скажешь то, что от себя и не ожидаешь. Потом слышишь, как говорит кто-нибудь после службы: «Шёл в церковь и всё думал над таким-то вопросом. А батюшка в проповеди дал на всё ответ».
Кто-то может подумать, мол, случайность это. Но так может говорить только тот, кто совсем не представляет, что такое литургия, и не понимает, что служится она не одним только священником, но и всем собранием верных. «Вы – род избранный, царственное священство…» — апостол Пётр имеет ввиду всех христиан, а не только пресвитеров. Литургия – означает «общее дело». В этом таинстве мы соединяемся единым духом в единое церковное тело, и священником в одиночку оно не совершается.
Недавно, после воскресной службы, когда я давал крест, последней подошла незнакомая женщина лет пятидесяти.
— Батюшка, ты бы обо мне помолился. Больно уж я стала строптивой.
И в двух словах рассказала о своих бедах, и об одиночестве, извечной проблеме русских женщин, и о мужиках, которым неинтересна её душа. «Им только тело подавай».
— Матушка, по поводу души давай я с тобой поговорю. Ты что-нибудь о Евангелии слышала?
— И слышала, и читала. И не только Евангелие, но и ещё множество разных церковных книжек, мне их наш батюшка давал. Только, знаете, нигде в ваших книжках не написано, как стать счастливой. Так что разочаровалась, больше ничего не читаю, а только злюсь, уже до ненависти дошла.
— А Евангелие?
А что «Евангелие»? Надоело, батюшка, быть кругом положительной. Ну Его, этого Христа. Мне о тебе хорошо отзывались, так что я тебя прошу — помолись, чтобы я маленько угомонилась. Сама себя порой ненавижу.
Никогда ещё за годы, проведённые в Церкви, мне не приходилось слышать что-либо подобное. Человек совершенно не представляет, зачем и к Кому идёт в храм. Неужто только к священнику? Но без Христа я пуст, и самое большее, что могу — посочувствовать, но никак не помочь. Мы же не экстрасенсы. Без веры и упования на Него в церкви делать нечего. И не только в церкви.
Знаю одного чиновника, он к нам в деревню к тёще своей приезжает. А тёща та – наша постоянная прихожанка, и, конечно же, активный миссионер. Как человек грамотный и облечённый властью, зять к тёщиной пропаганде относится с пониманием и лёгким сарказмом. Единственно, в чём бабушка преуспела, так в том, что убедила любимого зятя носить с собой в портмоне маленькую иконку с текстом девяностого псалма на обороте.
Как-то ему срочно понадобилось решить одно важное дело, и для этого нужно было немедленно попасть на приём к министру. Вопрос требовал безотлагательного решения, а на приём он заранее не записывался. Попросил секретаря доложить о себе и принялся ждать.
Проходит полчаса, час, нет ответа. Вдруг видит, выходит министр из кабинета и быстрым шагом направляется к выходу:
— Сегодня меня уже не будет, — бросает секретарю и убегает.
Что делать?! В этот момент он почему-то вспоминает о тёщиной иконке с молитвой. В отчаянии достаёт ее из портмоне и начинает читать незнакомый ему текст. Секретарь наблюдает за странными манипуляциями чиновника:
— Что это вы делаете?
— Сейчас-сейчас, — останавливает тот секретаря, — и дочитывает текст до конца. Прячет иконку в бумажник, и в этот момент всё тем же быстрым шагом возвращается министр:
— Хорошо вспомнил, а то уже чуть было не уехал. Нам же с Ивановым, — показывает в сторону нашего чиновника, — нужно переговорить. И делая приглашающий жест рукой, указывает на двери кабинета:
— Заходи.
Что это, случайность, или проявление благодатной помощи в ответ на, пускай и неумелую, но искреннюю просьбу о помощи?
Один из монахов, побывавших на Афоне, рассказывал, как недавно к ним приезжал один наш очень высокопоставленный деятель. Перед его приездом братия всё задавалась вопросом, где его размещать и какими деликатесами потчевать? Не каждый день такие люди к ним наведываются. А тот через помощников, в свою очередь, спрашивает отцов монахов, во что ему одеваться и как себя вести, чтобы никого не смущать. Келью просил выделить самую обычную и трапезу разрешить ему вместе с братией.
Обычно те, кто бывает на Святой горе, не ограничиваются пребыванием в одном монастыре, а стараются побывать и в других местах. Вот и этот высокопоставленный паломник отправился поклониться известным святыням.
Наш монах, что рассказывал об этом посещении, вскоре после него ехал с тем же шофёром, что возил гостя по святым афонским местам.
— Только мы отъехали, а он уже просит, — говорит шофёр, — дай я порулю. Вообще, он хорошо водит. Проехали ещё немного, и на тебе, откуда ни возьмись появляется осёл и перегораживает нам дорогу. Никогда раньше такого не было. Откуда он взялся? Выходим, пытаемся его прогнать, осёл ни в какую. Наконец, общими усилиями, вместе со всеми нас сопровождающими, отогнали настырное животное и поехали дальше.
И вот уже вечером возвращаемся к нам в монастырь, а на том же самом месте снова стоит тот давешний осёл. Вспомню, как мы опять его отгоняли, о-о-ой, и смех, и грех.
На общей трапезе с монахами гость молча ел и слушал чтение жития дневного святого. Потом спросил сопровождавшего его монаха:
— Это вы что же, специально для меня читали?
— Нет, что вы, за трапезой читается житие святого, память которого приходится на сегодняшний день.
— Надо же, случайность, а попали в точку.
Вот и думай, случайно вышел осёл на дорогу перед большим человеком или нет? Может это и не простой осёл, а та «Валаамова ослица», но только мужского рода? Кто знает, в одном уверен, люди такого уровня не могут, без присущей им харизмы, править народами. Вопрос в другом – из какого источника она проистекает?
Харизма, или благодать, это и есть проявление в человеке присутствия божественных энергий. И даётся она на конкретное делание — служение Богу и людям. Благодатью священники совершают служение у престола, благодатью испрашивается исцеление болящих, мудрость царям и дерзновение пророкам. Вся наша жизнь освящается спасительной благодатью.
Но, как известно, свято место пусто не бывает. Стоит только, отказавшись от высшего призвания, начать выстраивать собственную систему мироздания, в центре которой место Истины займёт кто или что угодно, но только не Источник благ, она отходит. И вот уже вместо ангелов тебя начинают окружать аггелы, а вместо творческих божественных энергий тобою движут силы совсем иного рода. Наверно, ими и вдохновляются люди, подобные Шпееру.
Несколько лет назад слушал удивительную историю о проявлении епископской харизмы, причём тоже из уст очевидца. Он сопровождал делегацию от лица руководства нашей Церкви, которая посещала святую гору Афон, а точнее Русский Свято-Пантелеимонов монастырь. По благословению священноначалия несколько епископов отправились поздравить с девяностолетием архимандрита Иеремию, игумена этой древней обители.
Архимандрит Иеремия
— Прибыли в монастырь, где с почётом были приняты братией. После обычных приветствий все направились в храм и стали молиться, в первую очередь поминая виновника торжества. Всё шло как обычно, кроме одного — самого игумена в храме не было.
— А где же отец Иеремия? — интересуется наконец один из епископов.
— А он у себя в келье. С утра ещё ушёл умирать.
— Как умирать?! Мы же его поздравить приехали.
Собираются и всей делегацией направляются в келью к настоятелю. Заходят и видят отца архимандрита лежащим на кровати поверх одеяла и опирающимся спиной о подушку. Белая борода, по плечам длинные седые волосы. Старший из епископов подошёл к старцу, благословил его и задаёт вопрос:
— Что же это вы надумали, ваше высокопреподобие? Мы приехали вас поздравить от лица всей полноты нашей Церкви, а вы – помирать.
— Так сколько же можно жить, владыки святые? Девяноста лет, куда больше? Пора и честь знать.
Нужно сказать, — продолжал рассказчик, — что старец, несмотря на почтенный возраст, оставался всё ещё достаточно крепким и лично продолжал заниматься вопросами закупки всего необходимого для нужд монастыря. В определённый день садился в грузовичок рядом с водителем, и отправлялись они на рынок. Поскольку поездки за продуктами совершались всегда в одно и тоже время, то и торговцы их уже ждали. Стоило только монахам появиться, как к грузовичку уже тащили корзинки и сетки с продуктами. За что-то брали деньги, что-то жертвовали с просьбой помолиться о близких.
— Почему сам? — говорит отец Иеремия. Однажды послал вместо себя одного монаха, дал ему денег. Бес его и подловил. Искусился бедняга, хоть и сумма-то была небольшая. Да только денег человек в руках давно не держал. Вот он с ними и скрылся. После этого случая боюсь ещё кого-нибудь в искушение вести, потому сам и езжу.
Вспоминается фильм «Остров» и монах, которого играл актёр Пётр Мамонов. Решил герой Мамонова, что всё, исполнил он на земле своё предназначение, вину искупил, можно и помирать. Лёг в гроб, руки сложил, вздохнул и уснул. Но это в кино, а с отцом игуменом такое могло произойти и наяву. Люди такой духовной высоты сами решают свою судьбу. Только епископы вмешались и не позволили.
— Нет, батюшка, дорогой. Нет тебе на то нашего благословения — помирать. Благословляем жить ещё, как минимум пять лет здесь в монастыре. Нужен ты братии, Церкви нужен.
Юбиляр полежал ещё несколько времени, потом с сожалением вздохнул:
— Разве только за послушание… — и принялся вставать.
И послушание исполнил, потом мы его ездили поздравлять уже с девяностапятилетием.
Я и лично неоднократно сталкивался с проявлением епископской харизмы. Однажды в разговоре с владыкой мне очень хотелось задать ему вопрос о его отношении к одному выдающемуся церковному деятелю прошлого столетия. Но разговор шёл на другую тему, и мне было неудобно самолично менять его направление. Вдруг епископ встал из-за стола и куда-то вышел. Через минуту он уже возвращался с папкой в руках. Сел рядом со мной, развязал тесёмки и достал из неё листок бумаги:
— Вот посмотри, это мнение отца Иоанна Крестьянкина о том человеке, что тебя интересует.
Я взял в руки и прочитал отзыв известного старца, отпечатанный на пишущей машинке. Получается, что вопрос, крутившийся в моей голове, был услышан моим собеседником, и я получил совершенно внятный ответ, так, как если бы задал его вслух. Таких случаев на моей памяти было несколько, так что мой вам совет — в разговорах с людьми духовными не стоит давать волю собственным мыслям.
В 1971 году, через год после кончины патриарха Алексия I в Троице-Сергиевой лавре был созван поместный собор, на котором главным вопросом значилось избрание нового предстоятеля Русской Православной Церкви. Вообще-то патриарх Алексий ушёл из жизни ещё в 1970, но проводить поместный собор власти не разрешили, поскольку смерть патриарха совпала с таким славным мероприятием, как празднование столетия со дня рождения Владимира Ильича Ленина.
И вот через год, наконец, приступили к выборам. Сами выборы прошли открыто, так каждый из более чем семидесяти архиереев вставал и во всеуслышание заявлял, что он и вверенная его окормлению епархия отдают голос за патриаршего местоблюстителя митрополита Пимена.
Понятно, что в обществе победившего социализма при выборе претендента в патриархи решающим оставалось мнение тогдашних властей, все это прекрасно понимали, и тем не менее голосование проходило очень торжественно. Наконец председательствующий объявляет, что новым патриархом избран митрополит Пимен.
— И только после избрания, — как вспоминал один из непосредственных участников тех событий, насельник лавры и одновременно преподаватель Московской духовной академии, — вдруг все вспоминают, что новый патриарх не имеет духовного образования, вообще никакого.
Время, что обычно мы посвящаем учёбе, молодой иеромонах всё больше проводил в местах заключения. Хотя это тоже неплохая школа, особенно в отношении молитвы. Но и при желании окончить какую-нибудь семинарию в годы воинствующего безбожия было невозможно, их не было вовсе. Поскольку после известных революционных событий и вплоть до окончания войны духовное образование в нашем отечестве находилось под запретом. Но правила требовали, чтобы кандидат в патриархи в обязательном порядке имел свидетельство о таком образовании.
— Как же нам тогда выйти из положения? – спрашивает новоизбранный патриарх присутствующих здесь же представителей академии.
— Придётся сдавать квалификационные экзамены, ваше Святейшество, — возможно в шутку, отозвался один из преподавателей. Какую-то секунду патриарх собирался с мыслями, и потом ответил:
— Ну что же, устав – закон для всех, придётся садиться за парту.
Наверно, патриарх мог бы повести себя и по-другому, ведь уже избран, зачем самому себе создавать дополнительные трудности, но не стал.
Я сам был преподавателем семинарии и, конечно же, понимаю, никто из профессоров не стал бы самому патриарху ставить на экзамене неудовлетворительную оценку, а при затруднениях, напротив, старался бы всячески помочь. Но только согласитесь, как бы это выглядело со стороны, такой человек, символ полноты церковной, и вдруг не может ответить на вопрос экзаменатора, а тот, сам краснея, ставит его святейшеству вымученную четвёрку. Кому это нужно? Сдавать — так сдавать.
И вот, патриарх прибывает в лавру преподобного Сергия, в которой сам же некоторое время являлся наместником. Прибытие патриарха в любую епархию, любой монастырь — это ещё и великий праздник, особое торжество. Святейшего Пимена встречают все насельники лавры, учащиеся и учащие Московских духовных школ. Торжественно звонят колокола. Помню, сам в начале девяностых видел, как однажды лавра встречала патриарха Алексия II, цветы, что бросали ему под ноги, и ещё множество старушек, периодически подбегавших к нему за благословением. Мы все стояли, обратившись к нему в полупоклоне, а он шёл и по ходу шествия нас благословлял.
Трудно представить, что после такого всеобщего изъявления чувства уважения тебе предстоит идти к этим же людям, которые только что тебя приветствовали, и подтверждать право на это уважение.
Весь профессорско-преподавательский состав духовных школ ожидал святейшего в актовом зале. Когда тот вошёл, тогдашний ректор академии епископ Филарет, нынешний экзарх Беларуси, приветствовал его замечательной речью. Кто слышал проповеди и выступления митрополита Филарета, знает, какой это учёный талантливый человек. И тот может себе представить, что это была за речь.
Патриарх стоял, опираясь на посох, и молча слушал. Ему, по большому счёту, в общем-то, простецу и самоучке, предстояло ответить этим более молодым премудрым знатокам богословия, истории и ещё множества разной другой церковной учёности, и при этом оставаться на высоте своего положения.
Когда приветственная речь была окончена, поблагодарив выступающего, патриарх стал говорить ответное слово.
— Что мы ожидали услышать? Наверно, какие-то дежурные выражения благодарности, но вместо них мы стали свидетелями блестящего удивительно глубокого и богословски насыщенного выступления человека, подтвердившего своё право носить столь высокий церковный сан. Не веря своим ушам, мы стояли с широко открытыми от удивления глазами. Потом, не сговариваясь, все вместе поклонились ему в благодарном поклоне.
Вопрос о необходимости проведения дальнейшего испытания патриарха на знание им основ православного вероучения отпал сам собой. Более того, даже говорить об этом после такого слова казалось неуместно и даже бестактно.
С того дня прошло уже более сорока лет, а я всё продолжаю находиться под впечатлением чудесного явления патриаршей харизмы.
Читайте также другие рассказы автора: