Писатель Наталья Сухинина — одна из номинантов Патриаршей литературной премии. Герои произведений Сухининой — самые обычные реальные люди (у каждого есть прототип), с которыми, казалось бы, происходят порой невероятные вещи. Не внешние чудеса, а чудеса внутреннего перерождения…
В интервью Правмиру Наталья Евгеньевна рассказала о том, почему решила первый раз в жизни написать детскую книгу, почему ее в последнее время расстраивает происходящее в Прощеное воскресение, и на какую тему она никогда не станет писать…
— Сейчас популярно обсуждать, существует ли такое понятие, как православная литература?
— Я не очень склонна думать, что это понятие существует, потому что мы же не называем, например, «православной литературой» «Капитанскую дочку» Пушкина, верно? Хотя произведение проникнуто христианским, православным духом.
Если в художественном литературном произведении есть какой-то нравственный урок, если есть какие-то глубокие размышления о месте человека в жизни — наверное, это и есть то самое, что можно назвать православной литературой, но в глобальном смысле. По сути, а не по форме. Так что не нужно загонять все в какие-то рамки, пытаться отделить, подвести под какой-то параграф.
У нас же крайности, появляются православные кафе, православные парикмахерские, православные агентства недвижимости.
Хотя, казалось бы, везде, где работают честно и со страхом Божиим — это все православное дело. Так и в литературе: если писатель пишет со страхом Божиим, с понятием, что ему придется отвечать на суде Божием за каждое написанное слово — наверное, это и будет православная литература. А церковная тематика, внешние атрибуты, указывающие на веру, здесь роли не играют.
— Есть темы, за которые вы никогда не возьметесь, как бы вам не хотелось?
— У меня много лет назад милостью Божией появился духовный отец, архимандрит Георгий (Тертышников), Царствие ему Небесное. Я тогда работала в «Русском доме», и отец Георгий каждую мою заметку читал. Все, что у меня выходило — все выходило как бы по его благословению. Потому что я страшно боялась, что смогу где-то превысить свои полномочия.
И тогда он мне сказал: «Запомните: темы Причастия для вас не существует». То есть — не лезь туда, куда тебе не надо. И для меня это закон. Хотя вроде бы, можно все красиво написать: человек подходит к Чаше, горят свечи… Но — нельзя. Я никогда себе не позволю рассуждать о Причастии.
Вообще, рассуждать о нем — страшно. Единственное рассуждение — это благоговейное молчание.
И не объяснишь словами, даже детям, что такое Причастие. Это то, что понимается само. Мне, выросшей в атеистической семье, никто не объяснял, что такое Причастие. Но в один момент я поняла, сердцем, а не прочитав какие-то книги, объяснения. И, слава Богу, до сих пор понимаю.
Нужно благоговейно подходить к этой теме. Когда показывают православные фильмы, трансляции служб и демонстрируют происходящее в алтаре — я считаю это неправильным.
Даниил, родившийся на творческой встрече
— Ваша новая книга, рассказывающая о житиях святых, — детская. Почему вы решили обратиться к непривычной для вас аудитории?
— Была потребность взяться за детскую тему, но я долго боялась. Написав уже девять книг, решила, что десятую все-таки попробую сделать детскую. Хотя до сих пор страшно, она только недавно вышла, отзывов не так много.
— Когда писали эту книгу, что-то приходилось менять в подходе к работе?
— Конечно. Все-таки это же жития святых. Самое трудное было — отобрать жития, потому что не все можно пока детям рассказывать: очень много в житиях показывается страшных мук, страданий, и детям может быть непонятно все это. Детей надо очень дозировано подводить к этому.
Ну, и мне приходилось не просто пересказывать жития на детском языке, а вводить маленьких читателей в книгу, делать рассказ занимательным. Авторский текст дает такую возможность. Например, если я повествую о святом праведном Прокопии, где будет речь и о падающих камнях, я сначала рассказываю, что у меня есть дома коллекция камушков, а среди этих камней есть особенный камень, который мне подарили в Великом Устюге. И далее — уже про святого Прокопия.
— Книга посвящена мальчику Даниилу. Кто это?
— Однажды во время моего творческого вечера у одной женщины, сидящей в зале, начались роды. Ее увезли в роддом, и вскоре на свет появился мальчик Даниил. Когда ему было около двух лет, он уже собственными ножками пришел на мой творческий вечер вместе с мамой. Поднялся на сцену, серьезный такой малыш, при галстуке. И я ему при всех (там человек 500 было) дала обещание: «Выйдет у меня детская книжка, будет посвящена тебе». Вот теперь выполнила свое обещание.
— Все герои ваших произведений имеют реальные прототипы. А вы знаете их дальнейшую судьбу?
— У меня есть рассказ «Время собирания смокв». Про человека, который сидел в тюрьме за убийство. В тюрьме он стал верующим, воцерковился.
За хорошее поведение ему дали отпуск, он во время этого отпуска приезжает в храм к батюшке, рассказывает (не на исповеди, естественно) свою историю. Батюшка поведал ее моему знакомому, тот не выдержав, рассказал мне. Мне сразу же захотелось написать о ней.
Я позвонила батюшке спросить позволения писать историю, которую он первым услышал, на что он ответил сначала: «А вы по какому праву собираетесь писать, вообще, кто вас благословил?» Я в ответ: «Батюшка, простите, не представилась. Но я пишу на православные темы».
Он спрашивает: «А ваша фамилия случайно не Сухинина?» Получив подтверждение, продолжил: «А вы знаете, что у меня для вас коробка конфет лежит уже год? Я, — говорит, — вам все хочу ее вручить за ваши книги». Тут я у понимаю, что у меня есть шанс. Говорю: «Батюшка, разрешите, пожалуйста!».
И он разрешил. А потом, позднее, я встретилась во дворе храма и с героем моего рассказа. Он тоже дал свое согласие и даже не пожелал, чтобы в книге было изменено имя: «Я хочу, чтобы за меня молились, вот как я есть».
После того, как рассказ был опубликован, этот человек мне долго не звонил, я стала переживать, что написала что-то не так, вдруг что-то себе позволила, а согласовать не успела: он исчез.
Проходит полгода, звонок по телефону: «Вы помните, мы с вами сидели во дворе храма». Я говорю: «Конечно, прекрасно тебя помню. Ты что мне напоминаешь, я переживаю, как ты сейчас. Где ты сейчас?» Он говорит: «В монастыре. Но у меня нет благословения говорить, в каком». Я говорю: «Ну и не надо. Что ты там делаешь?» «Я, — отвечает, — трудник, на кухне работаю».
Через какое-то время он мне звонит вновь и рассказывает: «Наталья Евгеньевна, я вам сейчас что-то расскажу. Я работаю как-то на кухне, рыбу чищу, тяжело, царапает руки. И женщина, которая там заведует, стала меня ругать: «Что у тебя за руки, откуда растут? Ну, какой ты мужчина? Вот есть настоящие мужчины, я про одного в книжке читала». И начинает рассказывать описанную вами мою историю. Проходит какое-то время, она прибегает с выпученными глазами и говорит мне: «Мне чего сказали! Говорят, парень-то этот у нас в монастыре!»
Директор, вставшая на колени
— Вспомните, пожалуйста, истории, которые не вошли еще в ваши книги и которые характеризуют современных людей.
— Если говорить о хороших примерах, то их очень много. Я помню, когда мы стояли в очереди в Храм Христа Спасителя, чтобы попрощаться с почившим Патриархом Алексием. Стояли — часов пять. Это была просто прекрасная очередь, там все друг друга любили, все друг другу помогали. Развенчивая утверждения, внушения, что русские пропились, изуверились.
Я наблюдала такую картину: неподалеку от явно не бедного мужчины в кожаном пальто с огромным букетом роз стояла бедная бабушка. Она все время причитала, что не успеет, а ей нужно попасть на последнюю электричку, чтобы добраться домой, в другой город. И тогда этот мужчина сказал: «Бабуля, не переживай, поедешь ко мне, у меня переночуешь».
То есть вот это все хорошее есть в людях, и когда надо, оно пробуждается. Это наша генетика.
И таких моментов очень много. Мне пришлось много поездить, я была и на Севере. Глубинка такая далекая, что даже мобильник не берет. Поселок за Котласом, от которого еще ехать и ехать.
Мне рассказали о местной женщине — в прошлом директоре маслозавода. Будучи начальницей, вела себе с размахом: людей обижала, увольняла, делала с ними что хотела. Жила, естественно, безбедно.
И вот — пришла к Богу. Однажды прошла по всем домам, перед каждым человеком, обиженным ей, упала на колени и попросила прощения. Сейчас она печет просфоры в храме, я ее видела. Думаю, потом рассказ о ней написать.
— Что вам не нравится в современной жизни?
— Меня очень беспокоит некая условность современной жизни. Молодежь говорит такое словечко — «типа». Вот у нас — типа веришь, типа любишь, типа семью заводишь. В этом есть некая фальшь. Жизнь придумана, и вот мы типа живем. Мы знаем, что есть какой-то набор жизненных условностей, и мы тратим силы на преодоление препятствий к этим условностям, чтобы иметь какой-то статус. Это «типа» меня больше всего беспокоит. Еще — ранит неискренность.
Я, к сожалению, с этим сталкиваюсь. Бывают случаи, когда я совершенно реально вижу, что меня используют в своих целях. И при этом все в какие-то такие слова упаковывается красивые, в уверения в дружбе. И я, как человек искренний, часто на это попадаюсь. И потом очень больно.
С другой стороны, как здесь быть? Никому не верить? Это другая крайность. А как понять сразу, кому верить, кому нет, я до сих пор не научилась, не знаю. Человеческая неискренность в отношениях меня очень беспокоит. Пусть уж лучше они будут плохими, но — открыто, искренне.
— Как какие ошибки, на ваш взгляд, допускают современные христиане?
— Самое большое, что просто убивает — фарисейство. Мы погрязли в этом фарисействе и сами прекрасно знаем об этом. В последнее время я просто устаю от того, что происходит в Прощеное воскресенье. Почти театр.
«Спаси Господи, прости». «Бог простит, и ты меня прости», — говорят друг другу чужие люди.
Или стою на исповеди в очереди. В чужом храме, вообще никого не знаю. И вот стоящая передо мной женщина поворачивается лицом ко мне, кланяется и говорит «Простите!» С какой стати? В чем ты передо мной виновата, я тебя вижу в первый и последний раз. Какие-то игры получаются…
Но когда надо попросить прощения у того, перед кем ты действительно виноват, оно и застревает.
— Самые интересные и значимые недавние встречи?
— Ой, встреч так много, слава Тебе, Господи. Я много езжу, меня приглашают на встречи с читателями в разные уголки страны. И во время этих поездок вижу удивительную, прекрасную жизнь. Особенно глубинка наша — она хранит что-то важное, настоящее.
Из ярких недавних встреч могу назвать встречу с настоятельницей Никольского монастыря города Приволжска — игуменьей Анатолией. Для меня беседовать с ней, удивительно светлым человеком, стало настоящим праздником. Теперь я знаю, что она молится за меня, мне это дает силы…
А из тех встреч, которые состоялись давно и которые помогают идти по жизни — встреча с Александром Геннадьевичем Петрыниным, директором Центра психологической реабилитации и коррекции Хабаровска. Мы знакомы уже более 30 лет, и я радуюсь его успехам, радуюсь тому, что он все-таки еще имеет силы спасать «трудных» детей.
Для меня очень ценна его привычка среди огромной занятости, большого количества дел, позвонить, просто сказать: «Наталья Евгеньевна, я вас люблю», — и положить трубку. И я знаю, что мы вместе.
Я вообще счастлива в друзьях, которых очень люблю, и которые меня всегда готовы поддержать.