Люди часто думают, что хоспис – это самое страшное на свете место. Нет. Самое страшное – это интернаты и ПНИ. В хосписе, несмотря на боль разлуки, главное место занимает любовь. Так как люди любят друг друга перед расставанием – редко получается любить в другие моменты жизни. В хосписе мы празднуем каждый день жизни.
Но есть места действительно страшные – это детские интернаты для инвалидов и взрослые ПНИ. Места, где нет любви. Нет человеческого достоинства. Нет жизни. Закрытые учреждения, где без посторонних глаз сотрудники обретают полную власть над беззащитными взрослыми или детьми-инвалидами. А безграничная власть может превратить самого обычного человека в чудовище.
В интернате, в ПНИ могут связать («зафиксировать»), обрить наголо, кормить лежа смесью первого-второго-третьего в одной тарелке, могут наорать, ударить, отобрать, запретить, наказать, отправить на принудительное психиатрическое лечение, загрузить препаратами, сделать принудительный аборт, изнасиловать, лишить контактов с внешним миром, запереть за забором, на этаже, в комнате, в карцере, привязать колготками к инвалидном креслу или к кровати. Отобрать квартиру.
Интернат страшнее смерти, потому что смерть лишает человека только тела, а интернат при живом теле лишает личности и всего человеческого.
Я была в ПНИ под Петербургом, и это ад. Больше тысячи теней. Связанные люди, запертые двери, отсутствие обслуживающего персонала на этаже где куча людей, которые не могут себя обслуживать, полное отсутствие деятельности, досуга, жизни. Я в целом много где была – в онкобольницах, в реанимации, в колонии, даже в морге. Но интернаты и ПНИ вспоминать страшнее всего.
Особенно когда знаешь, как могли бы жить эти люди, взрослые и дети с инвалидностью, если бы с ними рядом были те, кто о них заботится, если бы они жили в человеческих условиях и не были лишены человеческого достоинства.
Они могли бы жить дома, есть вкусную еду, гулять, ходить в гости, учиться, работать, праздновать дни рождения с друзьями, помогать другим, наводить уют, порядок и наоборот беспорядок в своей комнате, могли бы плавать в бассейне, ходить в церковь, ездить на трамвае и на поезде, жить рядом с нами, дарить нам свою любовь и делать нас лучше.
Пару дней назад я вернулась с Валдая. На Валдае мы жили в лесу в лагере Центра Лечебной Педагогики, и с нами вместе жил Коля. Коля помогал мне таскать вещи. Он сторожил Сашкин сон и прибежал нам сказать, что Саша проснулся и плачет, и надо его идти утешать. Я вернулась из лагеря и заболела. Лежала в горячей ванной, чтобы прийти в себя. И читала статью Веры Шенгелия, из которой узнала, что Коля – из ПНИ. После Валдая он поехал не в свою квартиру, как я, а в ПНИ. Где у него не будет возможности, как у меня, лежать в ванной. Где у него не будет возможности нормально жить.
На днях Путин встречался с общественными деятелями, и очень любимая Маша Островская, тоже, кстати, по должности президент – питерской организации «Перспективы» – рассказала Путину о ситуации в ПНИ и интернетах и попросила закрыть эти учреждения для входа новых клиентов и инициировать создание в стране системы сопровождаемого проживания, чтобы хотя бы следующие люди не попадали в эту систему лишения человеческого достоинства. Но Путин ответил, что это слишком «тонкая, чувствительная сфера», чтобы принять решение. Но все же решение по ликвидации системы ПНИ и интернатов в России и созданию альтернативных (камерных, открытых и человеческих) форм проживания должно быть принято.
Мы ждем реальных перемен!
А еще стоит сравнить нищенские пенсии по инвалидности, которые государство выделяет на жизнь дома, и огромные деньги, которые государство выделяет на таких же инвалидов в ПНИ и интернаты. Если хотя бы половину этой суммы смогли получать родители/опекуны инвалидов, гораздо больше людей смогли бы жить дома…
Источник — фейсбук Лидии Мониавы