Я как раз собиралась посмотреть ролик, который прислал мне друг. «Порт, кажется, горит», — написал мне он. В этот момент все здание словно содрогнулось, испугавшись взрывной волны. Удара такой силы я прежде не видела и не слышала. С тревогой я ринулась к окну, а потом вернулась к письменному столу, чтобы посмотреть новости.
Затем громыхнуло еще сильнее. Я словно оглохла. На меня полетели осколки стекла. Не думая, что делаю, я спряталась под стол.
Когда все затихло, я попыталась выбраться. Но ничего не видела из-за крови, заливающей глаза.
Стерев ее с глаз, я попыталась осмотреть свою квартиру. Она превратилась в руины. Желтую входную дверь швырнуло на обеденный стол. Я не нашла ни паспорта, ни даже обуви.
Позже мне расскажут, что жители Бейрута, выросшие во времена 15-летней гражданской войны в Ливане, уже после первого взрыва бежали в коридоры, чтобы спастись от летящего на них стекла. Они знали, что окна выбьет взрывной волной — на их памяти это случалось десятки раз.
У меня не было такого тяжелого опыта. Но ливанцы, которые помогали мне на протяжении ближайших часов, обладали поразительной стойкостью. Эти мужественные люди переживали бесчисленные трагедии на протяжении всей своей жизни. Для меня они были незнакомцами, но относились ко мне как к другу.
Вниз я спускалась, пробираясь мимо огромного куска стекла, занявшего мою лестничную клетку. Мой район с его изящной старинной бейрутской архитектурой и арочными окнами выглядел как после бомбежки. После войны, которую я никогда не видела вблизи — выбитые стекла, разрушенные стены.
Незнакомец, проезжая мимо на мотоцикле, увидел мое окровавленное лицо и остановился. Сказал, что довезет меня до больницы. Но наш путь преградили горы битого стекла и перевернутые машины. Поэтому я поблагодарила и пошла дальше одна, пешком.
Все на улице, казалось, либо истекали кровью из открытых ран, либо были обмотаны самодельными бинтами. Все, кроме одной женщины в шикарном топе с открытой спиной, ведущей на поводке собачку. Всего час назад мы все гуляли с собаками, проверяли электронную почту или покупали продукты. Всего час назад крови и битого стекла не было.
Когда я подходила к больнице, пожилые пациенты, ошеломленные, сидели на улице в инвалидных колясках, с капельницами. Одна женщина лежала на земле перед взорванным отделением неотложной помощи, все ее тело было красным от ран, она почти не двигалась. Было ясно, что медики не принимают новых пациентов, и уж точно не всем так повезло, как мне.
Человек по имени Юсеф увидел меня, усадил и начал обрабатывать и перевязывать мое лицо. Как только он убедился, что я могу ходить, то ушел, а я начала блуждать, пытаясь найти другую клинику, где мне смогут помочь.
Я встретила приятеля, которого видела раньше всего несколько раз. Он перевязал остальные мои раны, продезинфицировав их каплями ливанского национального ликера, напитка со вкусом аниса под названием арак.
Его сосед по комнате подметал их террасу, пока меня перевязывали и отмывали от крови. «Я не могу жить дальше, пока ей не помогу», — сказал мой знакомый.
До этого у меня были лишь самые смутные предположения о том, что могло случиться. Кто-то сообщил, что в порту взорвался фейерверк. Много позже ливанские официальные лица признали, что большой склад с взрывчатыми веществами, захваченный правительством много лет назад, поднялся на воздух.
Выжившие шли мимо, двигаясь быстрее, чем автомобили в бесконечной пробке. Каждому, кто казался невредимым, люди кричали: «Слава Богу, что вы живы».
После того, как мои коллеги нашли меня, после того, как проезжающий мимо водитель по имени Ральф предложил отвезти нас в одну из немногих больниц, которые все еще принимают пациентов, после того, как врач вставил мне в лоб 11 скобок и еще раз обработал раны на моей ноге и руках, люди говорили мне то же самое: «Слава Богу, что вы живы».
«Спасибо», — сказала я в ответ. От всего сердца.
Источник: The New York Times