Миф о глаголе «извиняюсь»
О слове «извиняюсь» существует устойчивый миф: мол, «сь» — это сокращение от «себя»; выходит, «извиняюсь» означает «извиняю себя», поэтому и говорить так невежливо. Представление это широко распространилось силами советских борцов за чистоту языка. Например, писатель и переводчик Борис Тимофеев-Еропкин в книге «Правильно ли мы говорим?» писал:
«“Извиняюсь”… Чрезвычайно распространенная небрежность речи… Ведь “извиняюсь” может означать только “извиняю себя”, то есть “считаю нормальным, что я вас толкнул”, например.
Надо решительно изжить слово “извиняюсь”, заменив его словами “извините”, “виноват”, “простите”».
Но в подобных рассуждениях есть одно крайне уязвимое место. Действительно, изначально постфикс -ся (-сь) был отдельным словом — краткой формой винительного падежа местоимения «себя» — а потом «прилепился» к глаголам. Но значение его в качестве постфикса существенно расширилось: например, в проекте русской корпусной грамматики выделяется по крайней мере 11 значений -ся, причем некоторые из них еще и распадаются на подтипы.
Перечислять здесь их все не имеет смысла, назову лишь наиболее частотные и очевидные:
- Да, значение направленности действия на себя остается одним из основных и проявляется главным образом в глаголах, обозначающих уход за телом: «бриться», «мыться», «умываться», «одеваться», «причесываться» — а также в некоторых других словах, например, «смотреться (в зеркало)» и «хвалиться».
- Но в глаголах вроде «изучаться», «строиться», «закрашиваться» проявлено совсем другое значение — значение пассивного залога. Когда мы говорим, что здание строится, мы совсем не имеем в виду, что здание строит само себя; мы подразумеваем, что его строят какие-то люди, которых в высказывании можно не упоминать.
- А в глаголах «целоваться», «обниматься», «ругаться», «советоваться» постфикс -ся употребляется в значении взаимного действия.
- Постфикс -ся может обозначать и чьи-то постоянные свойства: «собака кусается», «лошадь лягается», «корова бодается». Корова не бодает саму себя — она лишь часто совершает свойственное ей действие, а направлено оно на других. Посмотрите на употребления «чашка разбилась», «дверь открылась», «компьютер включился». Здесь в постфиксе реализовано значение действия, которое происходит будто бы само по себе, без участия активного субъекта.
- А «извиняться», думается, ближе всего к глаголам, характеризующим субъект, который совершает действие, но при этом не воздействует на самого себя как на объект: «броситься (на амбразуру)», «двигаться (вперед)», «потянуться (от удовольствия)», «запасаться (продуктами)», совершенно безосновательно ненавидимое многими «убираться (в комнате)». Тут -ся обозначает скорее не «себя», а «самому, самостоятельно».
Чтобы почувствовать разницу с глаголами первой группы, имеющими значение «-ся = себя», посмотрите на пары:
- причесывать — причесываться,
- бросить — броситься.
Действия, обозначенные глаголами «причесывать» и «причесываться», абсолютно идентичны, просто в качестве объекта выступает либо посторонний человек, либо сам деятель. Но в любом случае действие будет тем же: деятель возьмет в руки расческу и будет проводить ею по волосам — либо чужим, либо своим.
Во второй же паре действия глаголов различны. «Бросить (мяч)» значит «оттолкнуть его руками в сторону», а вот «броситься (на амбразуру)» вовсе не значит «толкнуть самого себя руками на амбразуру».
Так и «извиняюсь» вовсе не значит «извиняю себя». Скорее «сам, самостоятельно прошу извинений».
Невежливо или закономерно?
Может, в этом «сам» и кроется проблема? «Извиняюсь» — «я сам прошу извинений, а уж извините вы меня или нет, мне будто бы все равно». Если рассуждать подобным образом, получается, что когда мы говорим «извините», то мы обращаемся к собеседнику, просим его нас извинить и акцентируем наше внимание на нем: (вы) извините. А когда говорим «извиняюсь», подчеркиваем лишь свое действие, делаем акцент на себе: (я) извиняюсь. И это вроде бы как-то невежливо.
Такое объяснение нелюбви к «извиняюсь» выглядит куда логичнее мифа про «извиняю себя».
Но…
Как тогда быть с этикетными формулами «прошу прощения», «приношу свои извинения»? Здесь ведь то же самое: не «(вы) простите», а «(я) прошу прощения», не «(вы) извините», а «(я) приношу извинения». Но словосочетания «прошу прощения» и «приношу извинения» не ощущаются как невежливые и, кажется, ни у кого не вызывают отторжения — хотя и звучат обычно чуть более официально, чем «простите».
И «извиняюсь», и «прошу прощения», и «приношу извинения» по сути — перформативы, то есть высказывания, эквивалентные действиям. Этим они отличаются от обычных слов, которые просто описывают действительность. Например, говоря «я кушаю» (да, я использовала этот глагол специально), мы просто констатируем факт того, что сейчас принимаем пищу. Произнося же «клянусь» (это классический пример перформатива), мы тем самым связываем себя клятвой. Точно так же с помощью фраз «поздравляю», «я требую», «объявляю вас мужем и женой» мы не просто рассказываем о своих действиях, но совершаем их. Чаще всего перформативы, как вы уже заметили, — это глаголы в форме 1 лица единственного числа настоящего времени (то есть отвечающие на вопрос «(я) что делаю?»). Поэтому использовать «извиняюсь» в этой функции для языка вполне естественно и закономерно.
Дядя Ваня и современный русский язык
Советский лингвист Афанасий Селищев считал, что «извиняюсь» в современном употреблении появилось только в XX веке. Вот что он писал в книге «Язык революционной эпохи»:
«Со времени войны (1914 г.) в России вошел в широкое употребление словеcный знак вежливости-извинения “извиняюсь” (“извиняюс”). По основе и по форме это образование употреблялось и раньше. “Опять тысячу раз извиняюсь, что сбиваюсь с прямой дороги в сторону” — писал Гончаров. “Извиняюсь, что не ответил никому до сих пор” — в “Дневнике писателя” Достоевского. Отличие от теперешнего “извиняюсь” заключалось в том, что “извиняюсь” в речи Гончарова, Достоевского и других находилось в сочетании с другими словами в предложении и имело обычное реальное значение, — значение выражения извинения, искреннего, иногда глубокого раскаяния, что подчеркивалось словами “1000 раз” и т. п. Посредством этой формы извиняется и взволнованный чеховский дядя Ваня. “Ну, ну, моя радость, простите... Извиняюсь (целует руку)”. Совсем не то по своему реальному и формальному значению теперешнее “извиняюсь”: оно употребляется отрывочно, вне сочетания с другими словами, служит формальным словесным знаком, произносимым при определенных обстоятельствах, — знаком, мало соответствующим этим обстоятельствам: полного значения просьбы здесь не выражается».
Стоп… Но чем же «извиняюсь» дяди Вани отличается от сегодняшнего? Только степенью искренности? Ну так она зависит не от слова, а от человека, который его употребляет.
Формальных же, грамматических отличий нет вовсе. У Чехова точно такое же одиночное, отрывочное слово, как и в современных контекстах. У Достоевского, на самом деле, тоже, ведь его «извиняюсь» образует отдельное предложение в составе сложноподчиненного. Да и «1000 раз» после «извиняюсь» у Гончарова тоже выглядит слабым оправданием. Сдается мне, если точно такую же фразу кто-то произнесет сегодня, пуристы на него накинутся тотчас же. Судя по Национальному корпусу, «извиняюсь» употребляется довольно давно, и использовали его люди как малообразованные, так и вполне интеллигентные.
Вот несколько цитат:
«— Извиняюсь только, что вчера не могла приехать, потому что была в домашнем маскараде». (А. Ф. Писемский, «Комик», 1851 г.) Это слова актрисы, «извиняюсь» звучит в комическом контексте.
«― Я вам извиняюсь, но я здесь ни на кого не сержусь, ― продолжал гость горячею скороговоркой, ― я четыре года видел мало людей...» (Ф. М. Достоевский, «Бесы», 1871–1872 гг.) Произносит инженер Кириллов; впрочем, Достоевский характеризует его речь так: «Говорил отрывисто и как-то не грамматически, как-то странно переставлял слова и путался, если приходилось составить фразу подлиннее».
«— Я очень извиняюсь и прошу подождать...» (Д. В. Григорович, «Столичный воздух», 1873 г.) А это говорит обеспеченная дворянка. «— Извиняюсь... Публично прошу прощения... Сгораю от стыда на пятидесяти кострах!..» (А. П. Чехов, «Безотцовщина», 1878 г.) Слова сельского учителя.
Уже не просторечное, но разговорное
Мы точно не знаем, как относились к слову «извиняюсь» до революции. Словарей тогда было немного; а в тех, что были, нет никаких примечаний о форме «извиняюсь». По-видимому, оно употреблялось в XIX веке довольно свободно (хотя и, надо признать, совсем не так часто, как «извините»), но усилиями советских нормотворцев стало восприниматься как «мещанское».
До сих пор это слово так и не стало нейтральным, хотя словарные пометы к нему смягчились: в 30-е годы в словаре Ушакова оно еще было помечено как просторечное, нежелательное в речи образованного человека, а в более современных словарях оно обычно признается разговорным — то есть допустимым в непринужденной речи, но неуместным в официальной обстановке.
Один из самых новых толковых словарей, «Большой толковый словарь» под редакцией С. А. Кузнецова, и вовсе называет слово «извиняюсь» вежливым (хотя помета «разговорное» в нем все равно присутствует):
«Извиняюсь, в зн. межд. Разг. (обычно в вопросе). Вежливая форма обращения к кому-л. И., это не ваш сын? И., я опоздал».
Так в чем же причина нелюбви к «извиняюсь»? Неясно, ведь формальных, объективных причин для неприязни нет. Видимо, дело только в сложившейся языковой традиции, в усилиях борцов за чистоту речи и в устойчивости мифа об «извиняю себя».
Формулы вежливости, как уже выяснилось в разговоре о «доброго времени суток», — крайне консервативная область, изменения в которой приживаются достаточно долго, и, возможно, «извиняюсь» просто пока не успело вернуть себе место под языковым солнцем.
Значит ли все это, что нужно срочно начать говорить «извиняюсь», чтобы восстановить справедливость? Нет, не значит. Так уж сложилось, что слово, хоть и несправедливо, но приобрело сомнительную репутацию, от которой ему теперь не так легко будет избавиться.
Впрочем, процесс этот уже запущен, и в непринужденной беседе сказать другу «извиняюсь» вполне уместно даже с точки зрения словарей. А вот в официальной обстановке не стоит: слово по-прежнему остается разговорным.
Но уж что делать точно не нужно, так это клеймить тех, кто его использует. Так что, когда вы слышите очередное «извиняюсь» и начинаете закипать, вспомните о Достоевском и Чехове. Полегчает, по себе знаю.