— Чем нейропсихолог отличается от невролога, психолога, логопеда, дефектолога?
Марина Захарова
— Психологи занимаются в основном эмоциональными проблемами, эмоционально-личностной сферой ребенка, реже — познавательными процессами: памятью, вниманием, мышлением. Но они рассматривают эти процессы немного иначе, чем нейропсихологи.
Мы ищем во всех процессах те общие компоненты, что недостаточно сформированы. Даже один «западающий» компонент может влиять на память, внимание, мышление, речь определенным специфическим образом. Нейропсихологи очень выборочно подходят к нашему когнитивному функционированию. И, собственно, это отличие от психологов, которые занимаются познавательными процессами и функциями ребенка.
Логопед специализируется на речевой системе, разных составляющих речи, правильной артикуляции, возможности правильно слышать, развитии фонематического восприятия. В речевой системе много мелких компонентов, на которые он обратит внимание. Это и грамматически правильные фразы, и верное употребление слов, и словарный запас, и умение называть какие-то объекты, которые ребенок увидел — не просто цветок, а конкретный — тюльпан, ромашка.
Но, к сожалению, большинство логопедов ставят звуки и на этом работа с ребенком заканчивается. Многие компоненты речевой системы оказываются неразвитыми. И иногда к нейропсихологам приходят такие дети, мы помогаем им научиться говорить связно, грамматически верно, лексически красиво.
Если нейропсихолог — это специалист сопровождения, который часто использует педагогические методы, то невролог — это врач, который ставит диагнозы и назначает лечение. Я как нейропсихолог не имею права ставить диагнозы «дислексия», «дисграфия», «дискалькулия». Я описываю симптоматику, предполагаю механизмы нарушения или трудностей ребенка.
Врач назначает медикаментозную поддержку, если это нужно. Я некомпетентна даже БАДы предлагать — рыбий жир, витамины. Могу рассказывать только о различных педагогических воздействиях или каких-то других развивающих методиках.
— «Я еще не родила, но уже записала ребенка к нейропсихологу». Как вам такое сообщение с форума?
— Во время беременности записываться к нейропсихологу точно не нужно.
Нейропсихолог — специалист, к которому обращаются, если действительно что-то беспокоит в развитии и обучении ребенка.
И большинство нейропсихологов работают с детьми, начиная от старшего дошкольного возраста. Довольно мало специалистов, которые работают с ранним возрастом, это особая специфика.
— Какой самый, скажем так, бессмысленный повод обращения с нейропсихологу вы запомнили?
— Например, мама приходит, чтобы определить, правша ребенок или левша. Собственно, она сама может разобраться, наблюдая за ребенком и видя его предпочтения: какой рукой он берет игрушки — правой или левой? Для этого специального теста не нужно. И это не дает никакой важной ни для развития, ни для коррекции информации.
Нейропсихологическое обследование длительное и состоит из многих проб, и оно невероятно информативное. А данные по ведущему глазу, уху и так далее нам не изменят картины и новой информации не дадут. Поэтому такой запрос к нейропсихологу: «Какая рука ведущая?», — самый неинтересный, пожалуй.
Есть запросы у родителей определить сильные, слабые стороны ребенка, построить задачи для его развития. Их не волнует что-то конкретное, они не видят проблем, они хотят как бы сработать на предвосхищение трудностей. Такой запрос вполне может быть грамотным: «Посмотрите, а что не так уже сейчас? И что с этим можно сделать». Это могут быть коррекционно-развивающие занятия со специалистом (необязательно нейропсихологом), а может быть, мы сориентируем маму в отношении кружков, секций, которые усиливали бы слабые стороны этого ребенка. Либо сориентируем в том, какими другими сильными сторонами можно эту слабость компенсировать.
Как исследует ребенка нейропсихолог
— Какие исследования нужны нейропсихологу? Необходимо ли ЭЭГ? Или только осмотр ребенка, общение с ним — ваша база?
— Пообщавшись с ребенком, я понимаю, нужно мне ЭЭГ или нет. Заранее сказать не могу. Но обычно ЭЭГ малоинформативно в том традиционном медицинском виде, в котором оно используется.
Помимо практики, я занимаюсь научной деятельностью в Институте возрастной физиологии РАО, и в моей лаборатории нейрофизиологии когнитивной деятельности специалисты проводят такие электроэнцефалографические исследования, которые позволяют выявить неоптимальное состояние различных мозговых структур, часто глубинного характера.
Например, неоптимальное состояние лимбической системы, связанной с эмоциональными факторами. Оно может проявляться в склонности ребенка к бурным эмоциональным реакциям или быстрой смене эмоциональных состояний, в трудностях распознавания своих и чужих эмоций. Если ребенок меня в эмоциональном плане настораживает или я вижу повышенное истощение ребенка в рамках когнитивной деятельности, сниженную работоспособность, я обычно рекомендую сделать такие исследования.
— А какие еще исследования нужны?
— Если ко мне обращаются с нарушениями в развитии и трудностями в обучении, я могу заметить снижение энергетического обеспечения деятельности. И порекомендовать невролога, чтобы он назначил лечение. На фоне лекарств развитие может протекать быстрее.
То есть я могу видеть, что ребенок энергетически ослаблен, и отправлю его к врачу для фармакологической поддержки. И данные ЭЭГ, УЗДГ нужны скорее врачу для постановки правильного диагноза и назначения лечения, нежели мне.
— Есть мнение, что поврежденный в той или иной степени мозг — это предмет для работы нейропсихолога. Например, родовая гипоксия — это же тоже травма. Получается, это не так?
— После родов ребенок проживает длительный период онтогенеза. И мы знаем о том, что наш мозг пластичен и может одни проблемы успешно компенсировать за счет включения в работу других мозговых зон. И одни факторы поражения мозга могут оказаться значимыми для развития ребенка, а другие — нет.
И даже зная, что в анамнезе есть гипоксия, мы не можем утверждать, повлияла она или нет на детское развитие. Очень важен фактор среды, то, как мама развивала ребенка, включалась, давала разные задания, помогала. Он может быть гораздо успешнее в развитии, чем другие. Это всегда, знаете, лотерея. Чем больше мы вкладываемся, тем больше отдачи получим даже с детьми, которые плохо начали.
— Недоношенных детей нужно в обязательном порядке показывать нейропсихологу? Или к 4–5 годам они уже так компенсировались, что и не обязательно?
— Недоношенные не всегда здорово компенсируются. Да, это фактор, при котором стоит показать ребенка нейропсихологу.
«Все трясутся над своими детьми»
— А когда нужно вести ребенка к нейропсихологу? Что должно родителей насторожить?
— В этом всегда нуждаются дети с особенностями в развитии — речевыми задержками, расстройствами аутистического спектра, генетическими аномалиями. У каждого ребенка, и особого, и нормотипичного, есть свои механизмы трудностей. И с точки зрения нейропсихологического подхода мы их довольно четко вычленяем. И работая с ними, всегда можно добиться более эффективного и интересного результата.
Если мы говорим про речевые задержки, — скорее, да, тоже понадобится нейропсихолог. Речевая система опирается на разные зоны нашего мозга. И если мы четче понимаем, в каком месте или с каким механизмом связана проблема ребенка, мы можем ему быстрее помочь.
Некоторые логопеды жалуются, что у ребенка либо звуки невозможно поставить, либо звук не автоматизируется. Часто это связано с тем, что ребенок в целом не очень хорошо чувствует свое тело и артикуляционный аппарат в частности. И надо работать с его телом, это называется «кинестетическая переработка информации».
То есть ребенок не понимает, как мозгу подать сигнал нашим артикуляционным органам что-то сократить, что-то расслабить или как-то поменять артикулирование. Поэтому первое, что должно быть сформировано в речи — умение чувствовать свое тело и артикуляционный аппарат.
И наша помощь логопеду может быть в определении этих недостаточно сформированных факторов и в их запуске. Не только в речи, но и в движениях, в поведении в целом. Логопеду на фоне этой работы уже будет проще звуки поставить и автоматизировать.
— А поведенческие проблемы?
— Не все поведенческие проблемы наши. Сейчас у нас есть некий культ ребенка, когда все трясутся над своими детьми, все им позволяют, боятся их фрустрировать, расстроить и так далее. К сожалению, дети вырастают очень избалованными и безответственными.
У нейропсихологов это называется «несформированной произвольной регуляцией». Дети сложно воспринимают инструкции, потому что они привыкли действовать, как хотят; им тяжело подчиняться требованиям; они абсолютно не готовы контролировать свое поведение.
И если это действительно имеет под собой некие мозговые механизмы, нейропсихолог может отчасти помочь справиться. Но, скорее, в работе с психологом, потому что и родителям надо менять свои поведенческие стратегии, свой стиль воспитания.
— Перед школой всех детей нужно показывать нейропсихологу? Или это тоже зависит от того, какой ребенок?
— Перед школой действительно хорошо показать ребенка нейропсихологу, чтобы понять, какие проблемы возможны и где можно соломку подстелить. Конечно, лучше зимой, за полгода до первого класса показаться для того, чтобы был люфт времени для занятий.
Например, родители могут заметить, что ребенок с трудом осваивает навык чтения. Сейчас многие родители уже с пяти, а то и с четырех лет стараются научить ребенка читать — знакомят с буквами, учат соединять их в слоги и слова. Иногда на этот процесс уходит 2–3 года, а ребенок так и не научился читать даже по слогам.
Это бывает из-за несформированности некоторых механизмов нашей психической деятельности — у каждого своих. Может быть, процессов переработки зрительной информации, может быть, слухо-речевой, а может — из-за трудностей переключения от буквы к букве, от слога к слогу или из-за недостаточности оперативной памяти.
В таком случае ожидать, что после семи лет или во время учебы в школе все проблемы сами собой решатся, не стоит. В практической работе нейропсихолога масса примеров, когда «обещанные» педагогом трудности обучения так и не случились, благодаря своевременной коррекционно-развивающей помощи.
— Почему наши дети такие умные, но такие несобранные?
— Именно из-за проблем произвольной регуляции: когда им что-то интересно, они готовы откликаться, мыслить, развивать логику; но если их просят что-то сделать без особого на то их желания, если им надо собраться, они абсолютно не готовы это сделать. Взрослые не просят детей быть внимательными, ответственными, контролировать себя.
В моем детстве всегда были взрослые, которые могли сделать замечание. И где бы я ни была — на улице, в подъезде, в магазине — я должна была вести себя прилично, потому что любая тетя могла сказать: «Девочка, как ты себя ведешь!» И я в ответ не огрызалась, а извинялась.
Сейчас, к сожалению, дети себя чувствуют очень свободными, они не несут ответственности ни за что на свете. Мамы заполняют дневники, мамы проверяют, какое домашнее задание задали. И у ребенка функция контроля ответственности, возможность удержать в голове несколько программ деятельности не развиваются.
— Может быть так, что приводят капризного, непослушного ребенка, а нейропсихолог думает: «Может, его просто воспитывать надо было?»
— И такой момент есть. Я как нейропсихолог понимаю, в каком поле сейчас идет развитие детей. Мама, прочитав статью о том, что нельзя ребенка фрустрировать, как важно идти за его мотивацией, решает: «Я не буду его заставлять, он будет делать только то, что ему интересно». Ее в детстве как раз заставляли что-то делать. Она растит ребенка таким цветочком, который делает, что хочет.
Но мама забывает, что скоро ребенок пойдет в школу, а там строгая учительница. Она не будет придумывать для этого конкретного ученика собственную мотивацию, не из-за нежелания, а из-за нереалистичности ситуации — у нее 25-30 детей в классе. Она хочет, чтобы все сидели ровно, поднимали руку по требованию, отвечали четко на поставленные вопросы, а не говорили обо всем на свете, перебивали друг друга, вскакивали с мест и так далее. И этому ребенку теперь надо помогать для того, чтобы он этим требованиям мог соответствовать.
И иногда приходится действительно аккуратно родителям говорить, что их тактики и стратегии воспитания в связи с возрастом ребенка уже не очень правильные и адекватные. И объяснять, чем сейчас мама может помогать и какие требования ребенку уже стоит предъявлять.
— Говорят, если бы наши дети гуляли во дворе, прыгали в резиночки, играли в вышибалы, нейропсихологи были бы не нужны. Это так? Можете объяснить воздействие дворовых игр на мозг языком нейропсихологии?
— Это любимая тема в моей работе со специалистами. Многие дворовые игры действительно специфическим образом развивали все те механизмы, которые сейчас приходится развивать у ребенка целенаправленно.
Возьмем для примера прыжки в резиночки. В них существовало множество двигательных комбинаций, которые девочки должны были запомнить. Иногда они состояли из 2–3 элементов, а иногда из 8–10, то есть формировался навык усвоения инструкции по двигательному образцу (который важен при обучении тому же письму), моторные функции, развивалась память, возможности быстрого переключения от движения к движению, зрительно-пространственные функции.
Иногда девочки проговаривали во время прыжков какие-то рифмованные строчки — это развитие слуховой переработки, возможностей переключения в речи, содружества разных функций. Порой некоторые движения выполняли с закрытыми глазами — надо уметь хорошо чувствовать свое тело, чтобы управлять движениями без зрительного контроля.
Сами прыжки — это двигательная активность, которая позволяет переключиться от долгого статического состояния во время уроков. А еще все эти движения реализуются на эмоциональном подъеме, делая ребенка более активным и включенным. Список можно продолжать!
А еще игра в «испорченный телефон», «города» для развития фонематического восприятия, столь важного компонента для письма и изучения иностранных языков. А еще «классики», а еще «казаки-разбойники». И все это было стихийно. И эти игры сменяли друг друга ежедневно. И все они реализовывались не из-под палки или со специальной мотивацией к занятиям, а очень непосредственно и всегда на фоне положительных эмоций.
Нейропсихолог — не волшебник, который «чинит» мозг
— С какими проблемами к вам обращаются чаще всего?
— С трудностями в обучении. Когда ребенок не справляется с программой или справляется, но при участии родителей. Родители делают уроки вместе с ребенком в третьем, в четвертом, шестом, седьмом классе. Мамы говорят: только за счет меня ребенок получает хорошие оценки, за счет того, что я сижу вечерами рядом, контролирую, проверяю.
— А с невнимательностью приходят?
— Раньше такой запрос был довольно часто, сейчас реже, обычно с последствиями невнимательности приходят.
Опять же, невнимательность тоже может быть разная: ребенок витает в облаках и не включается в задание, или он в принципе внимателен, но допускает какие-то глупые ошибки. Например, орфограммы все написал верно, а гласную вдруг не написал в слове, которую даже проверять не надо. И это часто связано с произвольной регуляцией, умением усвоить задачу, удержать ее, выполнить верно.
— Расскажите случаи из вашей практики, которые вы не можете забыть и приводите в пример. Например, была такая история про американского пациента с удаленным правым полушарием, который говорит на двух языках и программирует. Может быть, в вашей практике было что-то близкое к этому?
— Это хороший пример про возможности компенсации нашего мозга.
К сожалению, в моей практике таких ярких примеров не было. Работа нейропсихолога — часто рутина. Многократное повторение однотипных заданий на разном материале для того, чтобы нужные связи образовались, нужный навык сформировался.
Но наши маленькие пациенты каждый день совершают невероятные успехи, начиная говорить, соблюдая правила занятия, его структуру, принося первые пятерки после 30 ошибок в диктанте. Так что обычно я рассказываю своим студентам не об удивительных случаях, а о кропотливой работе, которая вознаграждается успехами.
— Были ли случаи, когда вы бились, стремились к результату, а ничего не вышло?
— Как я уже сказала, очень многое в развитии мозга и психики зависит от тех условий, в которых эта психика развивается. Поэтому мы в своей работе сразу же берем родителей в компаньоны и обсуждаем с ними, как и где будет чья ответственность проявляться. Что я делаю, а что — мама, чтобы меня поддержать, что — другие сопровождающие специалисты для того, чтобы наша работа была успешной, плодотворной и максимально быстрой. На каждой встрече мы уточняем, какие есть изменения у ребенка, а как у мамы получается соблюдать рекомендации? Поэтому мы все время в контакте.
Но недавно у меня был случай, когда мама, которая уже третий раз приходит на диагностику, но не занимается с нейропсихологом, сообщила: она все делала, но ничего не произошло. Но я точно знаю, что мама с ребенком не занималась, от всех моих вопросов она уходила в сторону. Тогда я предложила лично ее вести, попросила каждую неделю мне писать: это получается, это нет. С последней консультации прошло полтора месяца, мама мне ни разу не написала.
Не получается у тех, кто ничего не делает. И нейропсихолог — это не волшебник, который что-то в мозге подправляет. Нужно, чтобы вместе с родителями мы были одной командой, а лучше — и с другими специалистами, если они у ребенка есть.
13 вопросов от родителей к нейропсихологу
— Зададим вопросы родителей, их мы собрали много. «Какие занятия и в каком возрасте важны детям?»
— На первом году важно заниматься двигательным развитием ребенка, но при этом все время с ним общаясь. Мы с рождения начинаем потихонечку включать радио, разговаривать с ребенком на разные темы, что-то ему рассказывать, но при этом адаптированным словарем, несложно, короткими фразами.
От года до трех лет мы обращаем внимание на развитие речи, память, моторику, внимание. И делаем это в игре. Это эпоха нашего с ребенком общения, взаимодействия.
В дошкольном возрасте активно развивается игра. И мы через нее начинаем развивать познавательные функции. В быту мы тоже постоянно с ребенком в контакте, даем ему разные поручения. Мы создаем различные коммуникативные ситуации, в которых о чем-то ребенка просим или ребенок нас просит.
Вот тоже, кстати, недавний случай: к нам пришла мама малыша, который в свои 3 года не говорит. На протяжении диагностики мама и двум специалистам практически не дала открыть рот. Понятно, что у ребенка не только из-за этого нет речи, но это тоже негативный фактор.
Мама сама спросила, сама ответила. У ребенка нет задачи вступать в контакт.
Очень важно в раннем возрасте ориентироваться на ребенка. Он может не уметь говорить, но он кивнет или посмотрит как-то, подаст сигнал. Важно, чтобы даже на таком уровне коммуникация происходила.
Мы обязательно играем в игрушки. Мы можем катать машинки с ребенком и одновременно ползать, развивая моторику. Можем произносить звуки — «и-у-и-у-и-у, машинка поехала». Мы можем придумывать ситуации, что машинке надо покушать и она едет на заправку. Это все будет развивать и речь, и мышление, и память ребенка. В таком взаимодействии и в игре у нас ненасильственно развиваются разные психические процессы.
Важно, начиная с года, привлекать ребенка к разным домашним обязанностям. От «подай маме тряпочку» до «поставь аккуратно свои ботинки». Трехлетний малыш вместе с мамой может убрать свои игрушки, четырехлетний — застелить кровать, шестилетний — помыть раковину. Такое привлечение к домашним обязанностям дает возможность услышать взрослого, удержать какую-то инструкцию, выполнить ее, сделать то, что тебе сейчас не очень хочется делать.
Возраст от пяти до семи лет — время развития познавательных процессов. Ребенок уже может сидеть за столом и выполнять разные задания. Но здорово, если мы не просто купили пособие, и он у нас пишет, лепит, рисует и все. Хорошо развивать разные процессы в игре: зрительное восприятие, слуховое, память. Надо помнить, что ведущая деятельность до школы — игровая. И много чего можно реализовывать интересно, весело через игру. С пяти лет здорово, если ребенок посещает кружки и спортивные секции.
В младшем школьном возрасте мы занимаемся учебой, и к этому времени у детей обычно есть предпочтения по кружкам, развивающим моментам. В это же время могут обостряться какие-то проблемы и трудности. И понадобится сопровождение каких-то специалистов.
— «У ребенка нарушен фонематический слух и есть признаки дисграфии вкупе с дислексией. Что делает в этом случае логопед, а что — нейропсихолог? В чем разница в подходах к обучению?»
— Если трудности в чтении и письме связаны с фонематическим восприятием, то это работа логопеда. Но, возможно, недостаточно сформированы и другие компоненты деятельности. И на диагностическую встречу к нейропсихологу стоит пойти, чтобы понять, только ли логопед должен работать с ребенком или и нейропсихолог в том числе.
Если у ребенка хорошо развита речь, не нарушены звукопроизношение, фонематическое восприятие, он строит грамматически правильные фразы, то надо искать проблему в области нейропсихологии. Сегодня у большинства детей трудности регуляторные, связанные с невозможностью удержания программ и контроля своей деятельности. И с этим лучше работает нейропсихолог. Иногда эти проблемы могут быть связаны с особенностями переработки, анализа, запоминания информации, это часто тоже работа нейропсихолога.
— «Моему сыну шесть лет, и сегодня я сдалась. Нужно помочь ребенку легче воспринимать жизнь, хоть немного уменьшить диапазон эмоциональных качелей, научить управляться с агрессией. И понять, например, почему он до сих пор не осознает, где право, а где лево. Эмоциональные качели и агрессия — поможет ли нейропсихолог?»
— Нет, это работа психолога. Надо понять, что это за качели, в каких ситуациях они возникают, что это за паттерны поведенческие, которые сопровождают агрессивные вспышки.
Право, лево — это тоже не обязательно нейропсихологическая проблема. Я с этим часто сталкиваюсь в практике. Приходит на консультацию мама с девочкой 3,5 лет. Мама жалуется, что ребенок никак не может запомнить цвета, даже основные — красный, желтый, синий. Я спрашиваю маму: «А как вы их пытаетесь запомнить?» И мама рассказывает: у них есть кубики, какие-то пособия, и периодически, раз в несколько дней, мама по ним с ребенком занимается. Уточняю: «А как в быту вы это тренируете?» — «Что значит в быту?» — «Вы же выходите на улицу и говорите: “Ой, смотри, какое желтое солнышко светит”. Или: “Какая сегодня зеленая травка”. Или: “А какое ты хочешь надеть платьице сегодня: розовое или голубое?”» Мама смотрит на меня и спрашивает: «А что, так действительно можно? И дочка выучит цвета?»
У ребенка в быту нет никаких цветов, как он может их автоматизировать и запомнить? То же самое может касаться и «лево-право». Мы можем уже с годика говорить: «Дай левую ножку, надеваем ботиночек. А теперь правую ручку, надеваем варежку». И оно в повседневной рутине учится. Но если мы это учим целенаправленно, но редко, раз в неделю задаем вопросы: «Где у тебя правая рука, а где левая?», оно не выучивается.
Поэтому тут вопросы, скорее, к родителям — а как вы учите, где право, а где лево? Если мы на этом постоянно «якоримся» в бытовых ситуациях, то обычно дети довольно быстро учат и цвета, и счет, и право-лево, и проблем с этим нет.
— «Мальчик 13 лет, быстро схватывает новую информацию, но так же быстро эта информация исчезает из головы. Ничего не остается практически. Почему? Как исправить?»
— Чтобы информация в голове оставалась, надо ее перерабатывать, закреплять, использовать. Как у нас строится обучение? Учитель в классе рассказал новую тему, нарисовал какие-то схемы на доске, дети записали, закрепили. На дом им дали упражнения на повторение. Кто-то еще несколько раз дома это отработал, кто-то — с репетитором закрепил.
Часто у детей, которым в начале школы легко учеба давалась, нет навыков работы с информацией. Они надеются на хорошую память, на сообразительность, но чем больше становится информации, тем памяти меньше хватает, и все из головы вылетает. Надо обратить внимание на закрепление информации.
Затем надо разобраться — эта проблема когда возникла? В 13 лет или она сопровождает ребенка всю его жизнь? Это тоже важно. Иногда при слабости компонентов, отвечающих за энергетическое обеспечение мозговой деятельности, у нас действительно все очень быстро из головы вылетает. Как бы не хватает емкости, энергии для того, чтобы что-то в голове задержалось.
А пубертат — это возраст гормональной перестройки, когда организм другими процессами занят. Если проблема возникла в 13 лет, она может быть связана с недостаточностью активационных аспектов деятельности в связи с перестройкой организма. Но мы с этим никак не можем справиться, можем только помогать ребенку закреплять информацию с помощью разных мнемотехник и большого количества повторений, а также поддерживать его активационные компоненты, часто через занятия спортом.
— «Дочка 9 лет неграмотно пишет, до сих пор считает по линейке, не может запомнить таблицу умножения, английский не понимает. В тетради грязь, помарки, в школе жалуются на рассеянность, по контрольным практически всегда «2». Нам поможет нейропсихолог? Или уже не стоит мучать ребенка и нужно переводить его в коррекционную школу? Девочка то, что ей интересно, запоминает хорошо».
— Теоретически нейропсихолог может помочь в этом случае, надо провести диагностику и посмотреть, какие механизмы могут лежать в основе трудностей ребенка.
— Нейропсихолог выстроит некую стратегию и предположит результат, к которому можно прийти с помощью этой стратегии?
— Да, но обычно это не быстро. При таких трудностях уйдет не меньше года, а то и больше, но с вероятным эффектом.
При любых проблемах с учебой у ребенка должны быть игры и упражнения, направленные на нее. Писать, читать, заниматься математикой необходимо во время этих занятий в том числе.
— «Если у ребенка плохая координация: бьется об углы, садится на коленки, случайно задевает голову родителя — это повод для обращения к психологу? И какие бытовые упражнения можно делать дома?»
— Да, это повод обращения к нейропсихологу. Любые спортивные секции этому ребенку могут быть показаны; игры в мяч, улучшающие координацию, ловкость ребенка, зрительно-моторные функции; упражнения на развитие вестибулярной системы, удержания равновесия. Например, та же старая добрая «ласточка» или «аист». Можно использовать не очень устойчивые платформы: разнообразные балансиры или тренажер «босу».
— «У меня ребенок билингв: разговаривает отлично и на русском, и на английском. Может ли это тормозить некоторые сферы обучения?»
— Это сложный вопрос, потому что есть билингвы, у которых все протекает здорово, они без проблем учатся, второй язык никаких трудностей не предоставляет. А бывает, что у детей-билингвов даже при наших коррекционных занятиях все идет очень медленно, грустно и второй язык служит тормозом из-за того, что разные мозговые структуры по-разному с одним и с другим языком взаимодействуют.
Это может оказаться проблемой, но не всегда. Здесь надо особое внимание уделять как освоению каждого языка в отдельности (устной и письменной речи), так и особым управляющим процессам — возможностям усвоения программ деятельности, их избирательной регуляции и контролю.
— «Ребенок в пять лет плохо выговаривает слова. Занятия с логопедом помогают, но прогресс слабый. В целом ребенок здоров, никаких отклонений. Стоит ли идти к нейропсихологу из-за проблем с речью?»
— Тут тоже вопрос к родителям: выполняют ли они дома рекомендации логопеда? Когда мы занимаемся постановкой звуков, очень важно, чтобы ребенок научился находить правильные артикуляционные позы. Для этого мама и папа практически каждый день должны заниматься с ребенком артикуляционной гимнастикой и упражнениями на автоматизацию звуков. Если ребенок два раза в неделю только с логопедом по полчаса занимается, то все будет так же долго.
Нейропсихолог тут не изменит ситуацию. Если семья эти занятия дома поддерживает, результат быстрее наступит. Если родитель при этом все делает, но прогресс минимальный, стоит обратиться к нейропсихологу.
— «Как помочь 18-летней дочери-дисграфику с обучением иностранным языкам? С этим можно к нейропсихологу?»
— Теоретически — да, можно. Но мало нейропсихологов работают со взрослыми людьми. Есть нейропсихологи, которые работают с людьми после травм, инсультов, помогая им восстановиться. Но нейропсихологов, которые занимались бы нормотипичными взрослыми дисграфиками, мало.
— «Старшеклассникам нейропсихолог может чем-то помочь? Например, ребенок хочет на высокие баллы сдать экзамены, поступить в хороший вуз, но он невнимательный?»
— Да, теоретически нейропсихолог может помочь. Но важно определить круг задач: с чем мы готовы помогать и с чем мы не можем помочь. И я не уверена, что будет высокий КПД.
В 9-м, 10-м классе к нам приходят двоечники, троечники, которые тоже хотят какой-то помощи. Вот здесь точно уже есть опыт позитивный при поддержке репетиторов. Мы свою часть делаем, развивая определенные механизмы мозга, а репетиторы помогают преодолеть пробелы в знаниях. И совместные результаты бывают хорошие.
Что касается сильных, но невнимательных детей, массовых запросов не было, но результат может быть. В юношеском возрасте интереснее может быть работа с коучем или наставником, чаще встают вопросы не про невнимательность, а про планирование времени, про возможность самостоятельно определиться с приоритетами.
— «Как определить психоэмоциональный предел ребенка, не перегрузив его? Как понять, кому три-четыре-пять кружков на пользу, а кому и один во вред? И как вовремя обнаружить, что при внешнем отсутствии проблем форсирование обучения для конкретного ребенка приносит больше вреда, чем пользы?»
— Пять кружков никому обычно не полезны. А вообще, наблюдение за ребенком и за тем, как он все успевает или не успевает, дает понимание, нужна такая нагрузка или нет.
Если ребенок прекрасно тянет школьное образование, с удовольствием ходит на 3–4 кружка, ему эта нагрузка посильна. Если он не справляется с учебной нагрузкой, у него куча репетиторов и кружков, наверное, надо сконцентрироваться на чем-то одном. Если ребенок тянет только один кружок, пусть это будет спорт.
— А если ребенок никуда не хочет ходить, надо ли его если не заставлять, то мотивировать?
— Я бы мотивировала заниматься спортом. Всегда можно найти то, что нравится. Иногда спорт помогает полюбить хороший тренер.
У меня часто в практике бывают случаи, когда ребенок не любит движение. Он обычно моторно неловкий, движения его резкие, плохо скоординированные, он часто чувствует себя неуспешным при любой физической активности. Тогда надо искать тренера, который поддержит ребенка, замотивирует, будет на него внимание обращать. И здесь уже не так важен вид спорта, сколько сам человек, который является проводником в него.
— Танцы мы можем отнести к спорту?
— Конечно. Танцы — это одно из лучших направлений в развитии ребенка, в них развиваются многие компоненты нашей психической деятельности. От каких-то базовых моментов баланса, координации, возможности свое тело почувствовать до удержания сложных программ в голове. Это и память, и переключение, и ориентация в пространстве, и лево, право, и верх, низ.
— «Ребенку 1,7. Не выполняет просьбы: «принеси», «открой» и подобные. Как работать над этим? Поможет ли нейропсихолог?»
— Стоит обратиться к специалисту за диагностикой, потому что возникает много вопросов. Ребенок только на просьбы не реагирует или на имя свое тоже? Вступает ли в контакт? Насколько этот контакт взаимный, теплый? Есть ли еще какие-то трудности?
Здесь на самом деле неважно, нейропсихолог это будет или логопед-психолог. Главное, чтобы это был специалист по раннему возрасту. У ребенка может быть нарушено слуховое восприятие, причем на разных уровнях, это тоже стоит проверить.
Как взрослым развивать интеллект и оставаться молодыми
— «Доказано, что клетки головного мозга образуются на протяжении всей жизни и наибольший эффект их роста достигается от новой деятельности. Связан ли вид новой деятельности с тем видом нейронных связей, который образуется? Например, я начала учить новый язык, значит образуются нейронные связи, которые отвечают за интеллект? А если научилась кататься на велосипеде, то образуются те, которые отвечают за двигательные функции и равновесие?»
— Вопрос очень важный. Многие люди считают: чем бы мы ни занимались, что-то там образуется, и оно будет полезно. Нейронные связи образуются от определенных видов деятельности, они будут специфичными и будут помогать нам именно в них.
— Если я хочу улучшить свой интеллект, то занимаюсь языками или шахматами?
— Всеми заданиями, которые будут формировать и развивать разные операции мышления: анализ, синтез, классификация, обобщение. Это можно делать через разные вещи. Читая книги, разбирая их, осмысляя, мы тоже будем заниматься развитием интеллекта.
— А если я хочу как можно дольше оставаться молодой, чем мне заниматься?
— Новые виды деятельности помогают выстраивать новые нейронные связи. Если вы никогда не водили машину — начинайте водить машину. Повышая квалификацию в рамках своей специальности, вы тоже что-то новое узнаете. И это все всегда будет про развитие мозга.
Но нам еще и двигательная, физическая активность нужна. Такое сочетание интеллектуальной и физической активности позволит сохранить вашу молодость.
— «Многие люди отмечают, что с возрастом глупеют. Это норма? И можно ли что-то с этим сделать?»
— Я бы не сказала, что люди именно глупеют. Скорее всего, такое самоощущение связано с ограниченностью наших ресурсов. Действительно, ближе к сорока многие люди отмечают, что становятся менее работоспособными, быстрее устают, требуется больше времени на отдых.
Такой недостаток активационных или энергетических возможностей сказывается и на нашей деятельности. Возможно, мы начинаем работать медленнее, нам тяжелее перераспределять свое внимание между отдельными задачами, мы можем допускать больше ошибок. Но такое «снижение» может быть связано не только с возрастом, но и с изменением образа жизни — недостаточная двигательная активность, а может — с многозадачностью, когда надо практически параллельно много задач реализовывать или удерживать информацию разного рода, так что сосредоточиться на одном процессе не получается.
— «А если перед сном хочется уже не читать, а листать соцсети? Вы бы рекомендовали справляться с этим силой воли и заставлять себя делать что-то интеллектуальное?»
— Гораздо лучше не заставлять себя делать что-то интеллектуальное, а выбрать что-то интересное для себя, что будет не только отнимать время и сулить неминуемую пользу, но и приносить удовольствие. Например, при изучении иностранного языка все больше педагогов предлагают не только заучивать отдельные слова, конструкции и так далее, а смотреть фильмы, интервью на изучаемом тобой языке.
Очень важно, чтобы «что-то интеллектуальное» встраивалось в вашу деятельность, использовалось, а не было оторвано от жизни. Оторванные от нашей жизни знания, навыки, операции не принесут нам ощущение «роста интеллекта» или когнитивных возможностей.
Что же касается соцсетей, то они могут нести разные функции — иногда это то, что может помочь нам быстро расслабиться в нашей многозадачной жизни или получить поддержку, хотя нередко они могут стать и причиной излишнего напряжения, еще больше утомив или «украв» время нашего сна.
Как понять, что нейропсихолог — профессионал
— По каким признакам можно понять, что перед нами действительно нейропсихолог? Какое образование он получает? Потому что достаточно историй, когда люди прошли 2-месячные курсы за 50 тысяч и они нейропсихологи.
— Здорово, если нейропсихолог имеет базовое образование клинического психолога. Мы обращаем внимание и на стаж.
Есть и онлайн-курсы, где за 40 часов обещают сделать тебя нейропсихологом. Конечно, это непрофессионально.
— А как быть, на что ориентироваться? Что может попросить родитель? Корочки посмотреть?
— Корочки тут точно не помогут. Скорее, взаимодействие со специалистом и общение могут подсказать, насколько нейропсихолог грамотен или нет. И те варианты помощи, что он предложит, тоже об этом скажут.
У нас в нейропсихологии есть очень разные методы коррекции. Один из них называется сенсомоторный: с ребенком ползают, делают разные растяжки. Предполагается, что мы через разные движения повторяем онтогенез (индивидуальное развитие организма. — Примеч. авт.) ребенка сначала лежа, потом сидя, ползая, стоя.
И, к сожалению, есть много нейропсихологов, которые используют этот метод как панацею. Продиагностировали ребенка, увидев те или иные трудности, сообщили родителям, что теперь девять месяцев мы будем заниматься сенсомоторной коррекцией. И вот это в корне неверно, потому что для каждого ребенка со своими дефицитами и трудностями мы разрабатываем свою программу коррекции.
Профессионал предложит довольно широкий спектр методов. Например, если у ребенка есть трудности в письме или чтении, а специалист говорит, что он будет с ним только ползать, двигать глазками и не будет заниматься письмом и чтением — это точно не тот специалист. Мы обязательно должны как механизмы, лежащие в основе трудностей, развивать, например, формирование навыка контроля за своей деятельностью, так и переносить сформированные навыки на материал письма и чтения, то есть благодаря специальным заданиям ребенок должен учиться обнаруживать свои ошибки на письме, «слышать» и исправлять себя во время чтения.
Наша задача — не чтобы ребенок лучше наши упражнения делал, а чтобы изменения в его жизни происходили.
Если это плохое чтение и двойки по русскому языку, то они должны смениться тройками, потом четверками, а чтение должно улучшиться. То есть если вы к нейропсихологу пришли с определенной проблемой, вам должны рассказать, как эта проблема будет решаться.
— А можем ли вообще говорить о том, что возникла мода на нейропсихологов?
— Безусловно, сейчас есть мода на нейропсихологов. Я боюсь, в нашем случае предложение превышает спрос, потому что очень многих специалистов самих заинтересовывает нейропсихология.
Надо понимать, что большинство нейропсихологов — психологи по образованию. А психология воспринимается даже многими психологами как туманная наука, она не всегда доказательна. Мы не всегда понимаем, от чего произошли изменения.
А нейропсихология кажется очень точным направлением работы: я все проанализировал, точно определил такую вот трудность, работаю с ней, получаю эффект. То есть тут все предсказуемо. И действительно многих специалистов этот подход привлекает, и большинство начинает себя так позиционировать.
— Что-то в мозге есть такое, что для вас до сих пор остается загадкой?
— Сам мозг — это загадка, которая восхищает. И с точки зрения химии мозга, и с точки зрения включения разных структур в разные ансамбли. Последовательность развития мозговых структур, их совместная работа, сложнейшие биохимические процессы. При этом мы знаем, что и работа, и развитие мозга зависят, с одной стороны, от его функционирования, с другой стороны — от условий внешней среды, а еще от таких факторов, как мотивация, целеполагание и так далее.
Это действительно что-то невероятное! Не знаю, что может быть сложнее и интереснее. Поэтому я продолжаю учиться и учить, исследовать и осмыслять, получая все больше удовольствия от новых знаний и нового опыта.