В марте 2014 года уфимский священник Сергей Бакланов вернулся с похорон своей крестницы 16-летней Полины, которая почти четыре года боролась с саркомой, сел за кухонный стол и и написал главе республики: «Паллиативной помощи детям в Башкирии нет». «Понимаете, ей не помогли даже облегчить страдания, — объясняет он свой поступок, — и когда я увидел ее, у меня так сердце рвануло, что не сдержался».
Это письмо дало старт серьезным изменениям в системе паллиативной помощи в Башкирии. Уже пятнадцать лет, опираясь на трость и стараясь не думать о своем неизлечимом заболевании — рассеянном склерозе, отец Сергий каждую неделю приходит к больным людям, на все конференции и встречи рабочих групп по строительству хосписа.
Как бывший врач скорой помощи и спасатель МЧС стал священником, а потом — одним из самых известных людей в сфере паллиативной помощи в Уфе?
В 14 лет стал работать санитаром
В 14 лет уфимский школьник Сережа Бакланов, ученик театральной студии и секции по скалолазанию, попал в операционную — пришел в больницу навестить отца, и тот попросил своего друга, заведующего реанимацией, «что-нибудь показать». «А сейчас дежурная операция, пойдем».
— Девушке удаляли аппендицит под местной анестезией, — вспоминает священник, — и меня попросили встать у ее головы. Она постанывала, и я не сдержался и доктору сказал: «Может, обезболивание добавить?» И доктор на меня глаза поднял и говорит: «Ей не больно, а страшно, ты с ней поговори». Ситуация, конечно, глупая: девушку оперируют, и тут я: «Как вас зовут?» И она попросила, чтобы я дал ей руку. Правда, потом я прятал ее от родителей — ноготочки остались. Операцию девушка перенесла хорошо, а я вышел с таким багажом: даже профессионалом не надо быть, чтобы помочь человеку — надо просто хотеть ему помочь. И видимо, это внутрь запало, и на каникулы я пришел в больницу санитаром.
Это был 1980 год. Спустя два года к работе санитаром присоединились и дежурства на скорой помощи — родная сестра Сергея работала фельдшером и позвала в свою бригаду. «Я с ней стал ездить, и как-то меня так тронула помощь людям, что я не сомневался в профессии».
Сергей поступил в Военно-медицинскую академию в Петербурге, правда, отказался от переезда, встретив будущую жену — она подавала документы в авиационный университет, находившийся через дорогу от башкирского «меда». Статус студента медицинского позволил работать на скорой официально.
Пошел волонтером к родственникам погибших
В ночь на 4 июня 1989 года на границе Башкортостана и Челябинской области произошла крупнейшая в истории СССР и современной России железнодорожная катастрофа, известная как «Ашинская трагедия», или «трагедия под Уфой». В момент встречи двух пассажирских поездов «Новосибирск — Адлер» и «Адлер — Новосибирск» из-за утечки газа из магистрального продуктопровода произошел взрыв газового облака. Пожар охватил 250 гектаров леса. Ударная волна сбросила с путей 11 вагонов, семь из них сгорели полностью, остальные 26 обгорели снаружи и выгорели внутри.
Уфа оказалась ближайшим самым крупным городом — вертолетами туда отвозили самых тяжелых пострадавших, а машины скорой помощи беспрестанно ездили между вертолетной площадкой, больницами и аэропортом — для отправки в ожоговые центры разных регионов. «Это не забудешь никогда», — задумчиво произносит священник, вспоминая десятки людей с ожогами третьей степени на 85% тела вдобавок с ожогами слизистых и дыхательных путей — их нужно было эвакуировать в больницу как можно скорее.
«Мы работали примерно четверо суток без отдыха, — говорит отец Сергий, — и когда нагрузка спала, несколько человек попали в больницу с острым реактивным психозом. Но без эмпатии невозможно нормально помогать человеку». Когда вернулся домой, вспоминает священник, по радио услышал, что в Уфу прибывают родные погибших и пострадавших, перекусил, выскочил из дома, в ближайшей аптеке купил корвалол и валерьяну и снова отправился на вокзал — следующие сутки 23-летний Сергей Бакланов как волонтер ездил с родными по больницам и моргам. И только после этого смог заснуть.
Как хиппи стали прихожанами
Все это время он, как признается, ходил с «хвостом» почти до пояса: «Мы тогда хипповали, изучали индийскую и китайскую философию. И после пары в институте с другом обсуждали что-то на эту тему, и наш разговор услышал преподаватель физики. Он сказал: «Вы молодцы, что в эту сторону смотрите, потому что человек не только тело, но и душа, но вы так далеко ищете, а здесь рядом все есть». И мы такие: «Где?» И он указал на наш Покровский храм, и, конечно же, в следующее воскресенье мы с другом поехали туда».
Свой первый поход в храм отец Сергий вспоминает так: «Никаких правил по подготовке не знал, но причастился, исповедовался, и когда пришел домой, понял, что не чувствую шагов — весь путь прошел пешком, и разговаривать ни о чем не хотелось и ни с кем».
Вскоре тот преподаватель физики ушел из университета, а потом выяснилось, что он принял монашеский постриг, и сейчас Кондратьев Михаил Александрович — епископ Каменский и Камышловский Мефодий, руководитель Координационного центра по противодействию наркомании.
— Один из наших уфимских корифеев хиппи, который когда-то дружил с Шевчуком, стал священником, — продолжает отец Сергий. — Мы общались, и вдруг нам сказали: «А вы знаете, Боря-то наш теперь…!» И мы всей компанией пришли к нему в храм. Это было здание церкви, где раньше размещался кинотеатр, помогали освобождать место, выносить зрительные ряды. В общем, наша молодежная хипповская тусовка стала прихожанами этого храма… А вторым священником там стал я.
Протоиерей Сергий Бакланов — из первого поколения священников 90-х, которые учились (отец Сергий на заочке в Свято-Тихоновском) и быстро рукополагались: храмы открывались один за другим, а служить было некому. Из-за отсутствия литературы новые священники вечерами переписывали друг у друга служебные тексты и могли долго ходить с этими листочками.
Пытаясь избежать внимания журналистов, Сергей Бакланов попросил перевести его «куда-нибудь в деревню». Как раз в это время — шел 1992 год — Церкви вернули здание Серафимо-Саровского храма в селе Русский Юрмаш в 15 километрах от Уфы, и с тех пор отец Сергий — его настоятель.
Наша бригада МЧС в смену предотвращала до трех самоубийств
Село Русский Юрмаш можно назвать пригородом Уфы. Население — около полутора тысяч человек, а пять главных объектов — средняя школа, администрация, фельдшерский пункт, храм и магазин — разместились рядом на Центральной улице в окружении одно- и двухэтажных домиков.
Тогда, в 92-м, Серафимо-Саровский храм стал первым обладателем новых колоколов в Башкирии, и это был большой праздник. Правда, потом не без сложностей пришлось искать звонаря. С формированием прихода тоже было непросто: «Несколько лет мы служили, можно сказать, в пустом храме, приходили две-три бабушки и дети, — вспоминает отец Сергий. — Мы с матушкой в 90-е маленьких четырех детей растили, нам ничего не страшно». Дочки пошли по стопам мамы в музыкальную школу, и казалось, что те, кто приходил в храм, приходили словно на концерт, послушать хорошее пение, с улыбкой рассказывает священник. Но постепенно человек 10-15 стали активными прихожанами.
Параллельно со служением Сергей Бакланов стал искать дополнительный заработок, а поскольку устроиться сельским врачом не получилось, в 2000 году стал работать в только открывшемся отряде МЧС. Например, он вытаскивал людей из-под завалов и искореженных в ДТП машин, отговаривал от самоубийств, реанимировал тонущих. Коллеги, узнав о его сане, спрашивали после успешных операций: «Юрич, что это было?» — «Милость Божия». Близкие же и сейчас неоднократно предлагают священнику писать книгу, на что отец Сергий с улыбкой отвечает: «Она могла бы называться «Будни попа-спасателя».
— В нашу смену мы предотвращали до трех самоубийств. Все спрашивали: откуда вы их берете? У людей разные были попытки — броситься с высоты, утопиться. Однажды женщина хотела заполнить квартиру газом и взорвать ее вместе с ребенком… И так получалось, что в этих ситуациях разговаривать с человеком отправляли меня — я не просил, честное слово. И мы разговаривали долго, порой до часу, и состояние у этих людей такое: «я умер», глаза стеклянные, смотрят будто в пустоту. И я продолжаю говорить, самое главное — без назидательности, ни в коем случае, не дай Бог, а просто позитивно, по-доброму, ведь понятно, что ситуация ой-ой-ой.
А потом, продолжает отец Сергий, человек вдруг открывается. Та женщина вдруг спросила «У тебя курить есть?» — «Давно бросил, но если хотите, у ребят спрошу». — «Да не надо».
— И у меня на глазах та женщина стала абсолютно разумной: ей стало смешно, как она дошла до такого. И она сказала такую фразу: «Оказывается, меня никто не слышал». Ведь самое главное — выслушать человека.
После инсультов решил, что шансов у меня нет
Однажды, работая спасателем, Сергей Бакланов попал в больницу — стала плохо работать левая сторона тела. Причины такого состояния тогда списали на переутомление, к тому же после трагедии с поездами появилась аритмия. Но это оказался микроинсульт.
Спустя год, в апреле 2005-го, отслужив Родительскую субботу перед Великим постом, священник еле добрался домой. Плохо становилось стремительно. Приехав на скорой в республиканскую больницу, он еще смог самостоятельно дойти до приемного покоя, а дальше — у него отнялось все, кроме правой руки. «Такая радость, что можно перекреститься», — шутит отец Сергий. Но в ту ночь, говорит он, было «фантастическое ощущение» — в глазах двоилось и троилось, в одном ухе звенело, а в другом — стучали бильярдные шары. Это снова был инсульт — уже острый. Как врач Сергей Бакланов тогда сказал себе: «Если в 40 лет второй инсульт, в принципе шансов у меня нет».
Спустя пару дней стала шевелиться левая рука, и священник поставил цель — попасть указательным пальцем в пятнышко на стойке капельницы. Получилось на третий день, «какой это был праздник!», восклицает отец Сергий. Почувствовав ноги, попытался подняться и тут же рухнул на кровать. Учился ходить заново, изучив все швы на линолеуме в отделении. А вернувшись домой, продолжил занятия, например, три раза в день по часу перекатывал шарики на пальцах.
Вскоре после обследований в Петербурге был установлен диагноз — рассеянный склероз.
— Чисто психологически было очень трудно. Только что я работал врачом и спасателем, каждый год сдавал офицерские нормативы по плаванию, скалолазанию. Моей физической подготовки хватало, чтобы донести человека 100 кг на руках, за семь секунд подняться на второй этаж, я всегда прибегал на место катастрофы первым — мне Бог дал ноги длинные. И тут — хоп, и все. И это надо принять, — о том периоде отец Сергий говорит почему-то с улыбкой и легким смешком, как о событии, с которым удалось примириться и даже подружиться. Но в острый период принятия диагноза и реабилитации спасала, признается священник, шутливая фраза жены «Ты мужик или где?»
В детском онкоотделении приходится «выключать» врача
Ноябрьским вечером 2005-го Сергей Бакланов ходил по комнате, выполняя очередную серию упражнений. Фоном работал телевизор — после инсульта новости стали чуть ли не единственной связью с общественной жизнью — и в конце выпуска начался сюжет про онкоотделение в республиканской детской больнице. По словам отца Сергия, это был типичный депрессивный сюжет: «Видимо, журналисты хотели подснять страдающих, плачущих, недовольных, хмурых, чтобы ни одно улыбающееся лицо не попало. И тогда я сказал себе: я много чего мог, но там бы не смог».
Как выяснится позже, журналисты телеканала стали организовывать волонтерское движение в том отделении (благотворительных фондов в Башкирии еще не было) и предложили детям написать Деду Морозу и рассказать о своих желаниях. Со словами «Деда Мороза не существует» один мальчик отказался. Тогда журналисты попросили его написать кому-нибудь другому: «Главное — ты напиши». Мальчик написал Богу, и озадаченные сотрудники отделения и волонтеры решили передать это письмо в Уфимскую епархию.
Накануне Нового года Сергею Бакланову позвонил секретарь епархии. «В то время я только учился снова ходить и владыка никого не благословлял меня тревожить, — рассказывает священник. — И секретарь долго спрашивает, как мое здоровье, но я же понимаю, что в 10 вечера он звонит не для этого. А с нашим заболеванием такая штука — если волнуешься, то ноги сдают сильно, и я поэтому сказал: «Батюшка, извините, но когда я волнуюсь, мне становится хуже». В итоге он попросил меня прийти в это детское онкоотделение, так как другие священники были заняты, и я сказал: «Давайте пойдем первый раз вместе».
Поход в детское онкоотделение отец Сергий вспоминает так: «Там был густой воздух от ропота и боли», но выйдя из больницы в тот вечер, он сказал: «Я тут останусь». На следующий день митрополит благословил его со словами: «Отец Сергий, лучше тебя их никто не поймет».
И тогда Сергей Бакланов начал регулярно приезжать в отделение, подружился с родителями и детьми, стал их исповедовать и причащать — как обычный больничный священник. Правда, добавляет отец Сергий, первое время ему усилием воли приходилось выключать медицинское понимание ситуации: «Нас же, врачей, учат еще и прогнозированию развития заболевания, есть же статистика. И вот это очень сильно мешает в духовном деле, потому что очень трудно молиться об исцелении человека, все-таки понимая головой, что шансов нет. Но в то же время даже если у пациента метастазы кругом, я говорю: «Вы же еще живой, Бог еще Свое слово не сказал».
В этом онкоотделении отец Сергий встретил крестницу Полину, которая, по его словам, «четко и прямо» привела его в паллиативную помощь.
Мы с Полиной до самого ухода переписывались во «ВКонтакте»
Тринадцатилетняя Полина стала первым человеком, который со словами «Оте-е-е-ец Се-е-ергий» бросился священнику на шею. «Поленька сломала барьер личного пространства», — вздыхая, говорит отец Сергий. Они общались и в больнице, и переписывались во «ВКонтакте». Священник стал свидетелем всех важных изменений в жизни Полины, в частности налаживания отношений с приемной мамой — Полина была сиротой. «И когда они важные слова сказали и упали друг другу в слезах… О-о-ой, я тоже, с одной стороны, очень обрадовался, но с другой — от волнения ноги перестали ходить», — вспоминает отец Сергий.
Он называет Полину девочкой-улыбкой: «Она не терпела, когда кто-то нос повесит, и всегда говорила: «Отец Сергий, там в палате новенькие, плачут, зайдите к ним поговорите, у вас так хорошо получается». — «Ай, хитруля!» Спросил однажды: «Поленька, тебе же самой плохо, а ты всех поддерживаешь. Как?» А она губки сложила и говорит: «Отец Сергий, а разве можно по-другому? Вы сами больной, но всегда улыбаетесь и дела всегда лучше всех».
В последние месяцы жизни Полина записала видео в поддержку девочки Кати: после смерти Полины священник больше года не мог смотреть этот ролик. Отец Сергий часто вспоминает их последнюю встречу: «Она уже не могла встать, я на кровати ее исповедовал, причастил. И вдруг она заплакала большущими слезами. Спросил: «Поленька, радость моя, что такое?» — «Отец Сергий, мы же всегда обнимались, а теперь я не могу». — «Ну а я могу». И обнял ее аккуратно, потому что она истощенная сильно была. Ничуть не помогли облегчить состояние, не обезболили… Мы до самого конца во «ВКонтакте» переписывались». Полина ушла за полгода до своего семнадцатилетия.
— Большинство людей, работающих в паллиативной помощи, говорят, что иногда слушаешь ушами, а слышишь сердцем, — продолжает отец Сергий. — Когда человек приближается к переходу, он по-разному к православным священникам обращается. «Помолитесь за меня» — вроде бы дежурные слова, но сердцем слышишь: «Я ухожу, помолитесь за меня на этой грани». Сергей Бакланов отводит глаза, вздыхает и молчит.
От кружки, подаренной Полиной, откололась ручка, но ее священник считает самым дорогим на свете подарком. А фотография крестницы вместе с портретами других ушедших подопечных висит на стенде в сельском храме.
Без навыков общения не получается ни в медицине, ни в церкви
После письма Сергея Бакланова главе Башкортостана к священнику обратились журналисты издания «Про Уфу» и взяли интервью о состоянии паллиативной помощи детям в республике. После эти журналисты создадут фонд «Изгелек», а интервью прочитают специалисты по паллиативной помощи из Москвы — Нюта Федермессер и сотрудники фонда «Детский паллиатив» как раз искали инициативных людей в регионах для сотрудничества.
Вскоре в Башкирии прошла первая конференция по паллиативной помощи детям, после которой заведующая онкоотделением в детской больнице огорченно сказала: «Отец Сергий, мне кажется, у нас ничего не получится». О последующей работе врачей и общественников священник говорит фразой «Мы старались лбом пробить стены», зато как все радовались, когда разрешили обезболивающие пластыри для детей и появилась возможность использовать аппараты искусственной вентиляции легких на дому.
В это время двоюродная сестра священника работала медсестрой в республиканском онкоцентре — она и познакомила брата с заведующей паллиативным отделением. Тогда в «паллиативке», как по-домашнему называют отделение его сотрудники, было только три палаты. Сначала отец Сергий стал привозить туда книги, потом стал ходить уже как священник и разговаривать с пациентами. Он понял, что больше всего может помочь именно тем людям, которые, как он когда-то — должны принять диагноз и научиться жить с неизлечимой болезнью.
С тех пор паллиативное отделение сильно изменилось и расширилось. Недалеко от входа есть «зеленая комната» — это библиотека и одновременно молельная комната, где ближе к окну стоит стеллаж с православными иконами, а ближе к двери — мусульманский коврик. На светло-бежевых стенах висят работы фотохудожницы Светланы Комковой.
На вопрос «Вы себя как больше чувствуете здесь: как врач или как священник?» Сергей Бакланов на две секунды задумывается и тихо произносит: «Как священник».
— Люди в такой ситуации очень открыты, и им можно помочь — нужно только захотеть. По себе помню… Знаете, когда умираешь, очень хорошо все понимаешь. Ждешь от каждого хоть во взгляде поддержки, и не дай Бог, конечно, вздох и взгляд в сторону — это бьет по сердцу каждого страдающего, — говорит отец Сергий. — В медицинских и педагогических кругах стали говорить о навыках общения, и это правильно, без них не получается. И в первую очередь это должно быть у нас, в Церкви. Маленький нюанс — как сказал кто-то из святых, если не слышишь чужие стоны, не помогут ни посты, ни поклоны. Если ты не можешь принять человека в самой невообразимой порой ситуации, ты не можешь его ни утешить, ни тем более богословствовать рядом. Вообще никак. И молитва будет просто звуком, а она может только из сердца идти.
Когда отца Сергия спрашивают, а что же он говорит людям, он теряется, поясняя, что начать разговор может с обсуждения погоды или птиц. «И потом вдруг обозначается какая-то проблема, которая человека тяготит, и дальше мы говорим об этом». А еще он уверен: между родителем и ребенком всегда есть «виртуальная пуповинка», поэтому перед больным человеком близкому не стоит плакать, а наоборот, нужно подбадривать и улыбаться. И когда человек принимает диагноз, с этого момента уже можно ему помогать — и врачам, и всем остальным, считает священник: «Человека можно с любовью взять за руку и провести из начальных, самых острых стадий принятия болезни, в пятую… Каждый человек неповторим, и здесь опять же навыки общения — позитивно, по-доброму можно подойти к любому человеку, Бог эту возможность нам всем дал».
Так, однажды в отделении отец Сергий увидел новую пациентку, и глаза ее «говорили об очень сильном напряжении»:
— После знакомства она высказала всю обиду на Бога: «За что мне эта болезнь? Я никого не убила и не ограбила». Но я никогда, ни в коем случае не скажу «Вам болезнь дана за грехи». Говорить так нельзя категорически. Промысл Божий о каждом человеке вообще никто не знает. Каждый человек перед Богом — величайшая тайна, — убежден священник. — И знаете, я грешный человек такой, никому не сказал, что надо читать Евангелие, но пациенты читают запоем. И мне так нравится, когда проповедь переходит к диалогу, когда человек по теме евангельского сюжета начинает говорить свое видение и мы продолжаем обсуждать это, позитивно, ни в коем случае не поучительно.
Та женщина уже шесть лет постоянная прихожанка храма. Хотя, признается отец Сергий, для него нет разницы, кто приходит пообщаться в «зеленую» комнату — христианин или человек другого вероисповедания. Часто происходит такой диалог: «Вы извините, я мусульманин, но можно поприсутствую с вами?» — «Да, конечно».
Идет поп, а за ним дружно шагают три имама!
В отделении отец Сергий несколько раз слышал за спиной: «А к нам никто не приходит…»
— Ну я же не железный, — поясняет он, — созвонился с муфтием и пошел в духовное управление мусульман. А у меня в то время была маленькая машинка, красная, как пасхальное яйцо, а на заднем стекле написано светящимися буквами «Христос Воскресе!» — эту историю священник не может вспоминать без улыбки. — Приехал, захожу, они там все разуваются, ну, мне не сложно. Поговорили, договорились, и через какое-то время я пришел в паллиативку, послужил, причастил своих и говорю: «А сейчас пошел встречать мусульман». А идти нужно через всю больницу, и во всех коридорах установилась гробовая тишина: представляете, какая процессия: идет поп, а за ним дружно шагают три имама! Выяснили, в каких палатах их ждут, ну, говорю, я вам мешать не буду, я к своим пошел. В таких ситуациях не важны наши богословские нестыковки — важно помочь людям.
Однажды Сергею Бакланову позвонила женщина, которая вместе с дочкой лежала в отделении детской больницы, девочку, к сожалению, не удалось спасти. Через пару лет эта женщина выучилась на визажиста и предложила священнику устроить в паллиативном отделении День красоты.
— Нет, я, конечно, не против, о работе визажистов в хосписах знал, но перерыл интернет и не нашел информацию, что такая инициатива шла со стороны Церкви, — шутливо объясняет отец Сергий. — В итоге рассказал о предложении нашей заведующей. А Любовь Николаевна, знаете, такой человек, который все анализирует, как бы не навредить, ко всем обращается по-серафимовски «Радость моя!». Она задумалась, отхлебнула чай, поворачивается и говорит с задором: «Отец Сергий, а давайте!» Визажист бровки подвела, синячки спрятались, и у любого человека, который видит на лицах позитивные изменения, глазки начинают блестеть, — рассказывает священник.
Правда, следующие три дня после Дня красоты он приезжал в отделение — проверить, все ли хорошо с пациентами, и на третий день Любовь Николаевна радостно объявила: «Отец Сергий, самое интересное — реальные показатели улучшились, анализы! Причем не только у женщин, которые в этом участвовали, но и у мужчин, которые на это смотрели».
Вскоре в паллиативном отделении появилась еще один волонтер — художник декоративно-прикладного искусства Вера Дергач каждые выходные приходит в отделение и вместе с пациентами делает сувениры.
— Мы эти изделия обожгли, снова привезли в отделение, раскрасили. И такие поделочки вроде бы не связаны ни с лечением, ни с духовным оформлением, но в это время так позитивно и легко, и у людей меняется состояние, — радуется священник. Бардовский клуб «Белый ворон» и семейный дуэт «Акварель» устраивают в отделении концерты.
Сергей Бакланов уверен: помочь человеку с неизлечимым заболеванием может каждый, но не каждый согласится.
— Он боится, и это понятно. Даже Любовь Николаевна — самый продвинутый человек в паллиативной помощи в Башкирии — раньше работала хирургом и, когда заходил разговор про паллиатив, тоже говорила: «О-о-о, нет!» Но Бог приводит каждого куда надо.
Для меня самое страшное — что я перестану ходить
«Жители Уфы выступили против строительства хосписа около жилых домов», — писали издания 15 ноября. За четыре месяца до этого в Уфу приехала основатель фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер, встретилась с родителями паллиативных детей, врачами, сотрудниками благотворительных фондов, а затем — с главой республики Радием Хабировым, где и решился вопрос о строительстве хосписа для взрослых и детей. Позже она написала в фейсбуке: «Меня пригласил приехать в Уфу священник, отец Сергий Бакланов, с которым я познакомилась много лет назад в отделении паллиативной помощи в уфимском онкодиспансере. Он написал мне в фейсбуке, что со строительством хосписа в Уфе все никак не складывается, что договоренности срываются, а дальше без хосписа уже невозможно. Встреча назначилась сразу же (ни с каким другим губернатором так беспроблемно встречи не назначались), и я поехала. Еле-еле на ногах. На тот момент я знала одно: отец Сергий точно будет рад, а остальное, Бог даст — приложится».
— Как говорится, я и здесь молчать не буду, — снова с легкой улыбкой добавляет отец Сергий. — Очень хочется развивать такую помощь, не люблю, когда люди страдают. Хочется из разрозненных коек больниц собрать паллиативный центр. Даст Бог — будет большой многопрофильный хоспис, ведь в этой помощи нуждаются не только онкобольные. И главное — не количество коек, а люди, и над этим мы будем работать. Но пока нет понятия перинатальной паллиативной помощи, а для меня, наверное, это так чувствительно, потому что сам работал в роддоме какое-то время и знаю нюансы по практике.
В этот момент по коридору отделения два медбрата провозят тележку-каталку — она громко стучит по кафелю. Следом сестра милосердия приносит еду — по отделению разливается запах борща, шурша тапочками, из палат выходят женщины и мужчины, а отец Сергий, приподнимаясь с помощью трости, радостно машет им рукой.
В одной из комнат своего дома в Русском Юрмаше священник обустроил тренажерный зал. Там есть велотренажер, штанга, гири, эллипсис. Два раза в год он ложится в больницу, чтобы прокапать курс лекарств. Заниматься собой посерьезнее отец Сергий обещал крестнице Полине, когда она возмутилась его беспечным отношением к своему здоровью.
— Нельзя на себя полностью махнуть рукой, наверное, в аренду Бог дал тебе тело и ты как благодарный человек следи, не распускай, но когда… — священник опускает глаза и подбирает слово, — когда мотивация направлена в другую сторону, где-то себя не замечаешь и сам легче переносишь.
Отец Сергий смог во многом реабилитироваться после инсульта, и развитие заболевания замедлилось, но переносить приходится многое, например, перемену погоды: «Бабамс, скакнуло атмосферное давление — ноги почти не ходят, равновесие теряю, мы с нашими пациентами очень хорошо друг друга понимаем».
Выходя из паллиативного отделения, отец Сергий вдруг говорит:
— Когда-то хороший умный человек, наблюдая за мной, сказал: «А вы от этого ведь и сами много получаете». Не согласиться не могу, но помогать людям, чтобы мне стало легче — не дай Бог. Как мы знаем, если ты за добро благодарности ждешь, ты не даришь добро, ты его продаешь, а торговать я не хочу, да и не умею. Но чтобы помочь этим людям, я согласен на все, хоть с клоунским носом ходить, если это будет помогать. И для меня самое страшное — что в силу моего заболевания я перестану ходить и не смогу сюда прийти. Вот этого боюсь, я без служения здесь жить не могу.
Надежда Прохорова
Фото автора и из архива Сергея Бакланова