Я мама в кубе!
В тот день, когда в редакцию из Красноярска пришло это письмо, мы решили и бесповоротно отложили в сторону дамские книжки типа «Дневник Бриджет Джонс» и поклялись никогда их не раскрывать. Что переживания закомплексованной англичанки — вот настоящий бестселлер! Уверены, что прочитав эти абсолютно достоверные страницы, написанные «мамой в кубе» Дарьей Мосуновой, вы с нами согласитесь.
Я мама в кубе
Мой дорогой, у нас, кажется, будет тройня!» — сказала я радостно, выходя из кабинета УЗИ. «Глобально», — ответил мой муж и погрузился в глубочайшие пучины размышлений о хлебе насущном. Мужчины, думаю, его поймут. Нашим тройняшкам уже год, и муж из этих глубин так и не всплыл на поверхность, все бурчит под нос о чем-то своем, мужском: как прокормить эту ораву и почему государству явно наплевать на помощь многодетным семьям. Но наша веселая орава растет на радость бабушкам и дедушкам, теткам и дядьям.
Это на первых порах врач успокаивала нас, что тройня — диагноз неточный. «Вот увидите, окажутся два милых близнеца!» Но через два месяца, увидев меня, еле-еле проходящую в дверь, она заявила: «УЗИ можно и не делать. Точно тройня!»
«Бойтесь своих желаний, ибо они исполнятся!» Это мудрое изречение как раз про меня. Я всегда мечтала о большой дружной семье. «У меня будет трое детей!» — говорила я на свадьбе шесть лет назад, и все дружно пили за это. Но кто же мог подумать тогда, что все свершится не поэтапно, а враз. В нашем подъезде девять лет назад родилась тройня в семье Николаевых. Первая тройня в районе. Я несколько раз сталкивалась с мамой и девочками-тройняшками в лифте. Я думаю, что тройня — это заразно.
Даша, а можно, чтобы там было трое пацанов?» Мой любимый осторожно гладил мое пузо-дирижабль. «Увы, поздно, дорогой. Закладка пола давно произошла. А сейчас уже 24-я неделя». Но муж не унимался. На последнем УЗИ нам приказали ждать трех девочек. «Что же я с вами, бабами, делать-то буду!» На помощь пришел лучший друг мужа, Сергей. У него месяц назад родились два мальчугана. «Главное — твоей побольше соленых огурцов есть». Муж этому совету вторил со всей энергией великого желания продлить свою фамилию. Каждое утро вместо любимой каши мне приходилось давиться ненавистными огурцами. Удивительно, но через месяц на УЗИ нам наглядно на экране монитора показали, что ждать надо троих пацанов. Муж светился: «Теперь мы — банда!»
Беременность была для меня праздником — самым лучшим временем в моей 27-летней жизни. Никаких токсикозов — ранних и поздних. Никаких проблем со здоровьем. Никаких отеков и странностей с аппетитом. Я наконец-то выспалась, нагулялась, набралась энергии, заодно с большим воодушевлением сделала ремонт и прибралась-таки в шкафу, раскопав там немало удивительных вещей. Окружающие старались на меня не обижаться, оберегали и лелеяли. На работе все нежно умилялись моему округлению и не заваливали заданиями. Я была лучшей невесткой для свекра и свекрови. Муж в корне изменился: каждый раз застегивал мне «молнию» на сапогах, помогал снять или надеть колготки, носил тяжелые сумки, мыл полы и пылесосил. Я наконец-то почувствовала это — что значит «быть женщиной». Мой мини-космос активно развивался под любимые сонаты Моцарта. Где-то там, на трех разных орбитах шла своя жизнь. И три космонавта уже во всю копошились и толкались в предвкушении выхода в открытое пространство.
Пожалуй, причина моего беременного великолепия проста. Во-первых, я каждую неделю ходила в женский монастырь, исповедовалась и причащалась. Молилась Феодоровской и Абалацкой Божьей Матери — заступницам всех беременных и помощницам в родах. И с каждой молитвой крепла во мне уверенность в том, что все будет прекрасно. Плохого быть не должно. Всех я простила и старалась ни словом, ни делом не обижать. А посему была весь срок доброй и послушной, белой и пушистой. А во-вторых, никогда в жизни я так щепетильно не относилась к своему здоровью. Благодаря курсам для беременных в железнодорожной больнице и под руководством прекрасного человека и врача Любови Сергеевны Кожемякиной я убрала весь жир и подкачала мышцы. Как бы странно это ни звучало. Еще бы: два раза в неделю — бассейн, лечебная физкультура, щадящая сауна, фиточаи, лимфодренаж и самомассаж. Плюс — в 30-градусные холода я впервые облилась холодной водой на улице, стоя босыми ногами на снегу. Мне это понравилось. И «сумасшествия» приобрели постоянный характер. Помню, на последних месяцах беременности с огромным пузом выплываю я на улицу с ведром воды. На лавочке три алкоголика с нетерпением откупоривают очередную бутылку водки. «Девушка, это… не вздумайте, мы за ваше здоровье лучше выпьем, а не за будущие поминки!» Я, не слушая, взмахиваю ведром над головой и — ах!.. Мужики застывают в ступоре. «Ну вот. Зачем пил? Разом протрезвел…» — печально-недовольно вздыхает один из них.
Единственные трудности возникли на последнем сроке. Моя беременность весила ни много ни мало — 28 кг , именно на столько я «похудела» сразу после родов. Поэтому спать приходилось полусидя на одном боку, обложенной восемью подушками. Носила я мужнины брюки и его же зимние сапоги. Вставала только с супружней помощью, причем одной рукой муж тащил меня из постели, а другой держался, чтобы не упасть, за ручку двери. «И раз… И два… Эх, дубинушка, ухнем!» — запевал развеселый муж и тужился, будто у него были схватки. Периодически во время сна бок мой затекал, и я толкала любимого: «Милый, переверни!» Муж стоически поднимался и, будто я — большая напольная ваза из богемского стекла, осторожно кантовал меня на другой бок.
Специально для моих живых 28 кг мне сшили большой бандаж, а-ля сумка-кенгуру. Зашнуровавшись десятками веревочек и крючочков, я просто клала свой живот в сумку и легко шагала по улицам. Единственным местом, где я могла обойтись без своей «сумки для живота», был бассейн. Я выносила свое брюшко, поддерживая его двумя руками, как большой арбуз. И только в воде забывала о своем оригинальном животе. Проходили боли в спине и пояснице. И я очень четко слышала, как пинаются малыши. Потягиваются и щекочут меня. На суше они о себе так явно не напоминали. Видно, им тоже там было нелегко.
Помню, как в бассейн однажды налили мало воды, но мы с девчонками все равно решили поплавать. Скребя своими животами дно, мы были похожи на больших плавающих белуг. Меня это тепло смешило. Так, может быть, наш прародитель — кто-то подводный?
Кроме бассейна для беременных, я по выходным делала заплыв в воды обычно-публичного. За три дня до родов я, как всегда, с семьей пришла во Дворец водного спорта. «Не пущу!!! — преградила мне путь администратор, на мое несчастье вышедшая из отпуска в тот день. — Ты же сейчас в воде родишь. Что я буду делать?» Хорошо, что директор бассейна был другом отца. Меня после долгих уговоров пустили. Отдыхающие, которые в тот момент плавали в чаше, неподвижно и с ужасом наблюдали, как я медленно погружаюсь в воду. Я плавала одна по дорожке, а администраторша с большим сачком для тех, кто учится плавать, металась в панике на суше.
Лечь на сохранение? Нет, это было не для меня! Мой участковый врач каждый день звонила и умоляла полежать хоть недельку. И только на 30-й неделе, после того как меня вызвали на комиссию и припугнули чем только можно, я легла. Но тут же сбежала вечером в бассейн. Утром я изображала нормальную «патологическую» беременность, а после обеда втихую убегала из роддома и «сходила с ума» — обливаясь и парясь в сауне.
«Загляни ко мне», — позвонила мне домой зав. отделением патологии роддома № 5. Я даже вещи не взяла. «37-я неделя. Немедленно рожать. Начала отекать». Я легла. Вот, думаю, хоть мужу готовить не надо будет. К вечеру вновь сбежала на день рождения к подруге. Наплясавшись там и наобщавшись досыта, возвратилась в палату и получила нагоняй. Оказалось, меня ждали на роды. «Но ведь я пока не хочу!» — буянила я. Только сейчас я поняла, как врачи были правы. С такой многоплодной беременностью не шутят. Для медиков лучше перестраховаться и не играть с судьбой. Тройня — это большой риск не только для матери, но и для деток. До меня родилась тройня, и все дети оказались калеками. ДЦП — страшный приговор для матери. После меня были еще две тройни в городе: у одной матери все дети погибли из-за гипоксии, и роженица сошла с ума. У второй один ребенок умер, а двоим делали трудную операцию. Хотя в этом году две пары тройняшек родились здоровые и с прекрасным весом.
Я мама в кубе
14 марта. День солнечный. Яркий. Золотой. «Мосунова, ничего не есть. Скоро придем за тобой», — сумрачно пообещала медсестра. Чтобы снять стресс, я достала краски и села на подоконник рисовать. Как же не хотелось расставаться с малышами, даже чтобы встретиться с ними. Я нарисовала дерево и на нем — трех птичек. «Ну что, рожаем?» — весело подмигнула мне врач… И меня прокесарили. Хотя я до последнего твердила: «Я сама рожу! Не кладите меня под нож!» Сережа, Маня, Саня — все 41 см и все по 2,5 кг . «Мать, да ты их, видать, одинаково любила!» — прозвучали где-то у выхода из темного тоннеля слова анестезиолога, когда я медленно отходила от наркоза. Кто-то взял мою руку и долго вязал на ней какие-то разноцветные браслетики на запястье. Они что там, фенечки вяжут? Только через сутки я поняла, что это были бирки с датой и весом новорожденных.
Яв реанимации. «Ну пожалуйста, воды», — твержу сухими губами. Страшно хочется пить, а воды не дают. Давление скачет. Зато без умолку трезвонит сотовый. «Даша, расскажи для газеты, какой у каждого ребенка характер?» — просит меня в телефонную трубку молодая, наверное слишком молодая, журналистка.
Три теплых конвертика — и странное чувство расчлененности. Будто моя рука — там, нога — тут, а голова — у двери. Я разрываюсь. Кончилось то неземное спокойствие, когда, сидя на диване и поглаживая животик, я приговаривала: «Вот вы где, мои карапузики. У меня под сердечком». Нет, это уже не мои дети. «Мои» были, когда была куча-мала. А сейчас — один орет, второй спит, третий обкакался. К кому бежать, что мне делать?
Я в больнице. Одна с троими лежу в палате. Спасибо роддому, научилась там хотя бы пеленать. Шов болит, голова кружится, а надо мыть полы не только в своей палате, но и на общей кухне, бежать с тремя в процедурные и в кабинеты по врачам, которые сидят на разных этажах, сдавать и получать пеленки, вести дневник, когда, кто и сколько поел и описался, собирать мочу, носить каждый день малышей на контрольное взвешивание и самой после каждого кормления их взвешивать… У меня нет ни секундочки поспать. Ночью начинается самое страшное. У малышей болит животик, и они хором воют. «Это пройдет к трем месяцам. А может, и не пройти к трем», — отстраненно рассуждает дежурная медсестра и неспешно удаляется. Я схожу с ума. После девятимесячного рая я в аду. Мне никто не помогает! Ни медсестры, ни санитарки. «Мама, сегодня по стене полз огромный жук размером с тапок. Он был зеленый в оранжевых полосках. Я его ловила, ловила. А потом он открыл дверь и улетел». — «Это глюки, доченька». После недельных мытарств моей свекрови и маме разрешили мне помогать, но только днем. Мне стало значительно легче.
Спасибо врачам-педиатрам краевой больницы. Особенно — заведующей Людмиле Николаевне Карповой. Все время поддерживала меня и укрепляла здоровье деток.
Накормлю последнего… а первый уже голодный и чмокает губками. И все опять по круговой. Ну почему я не свиноматка! Легла бы так на бочок и кормила свою троицу чинно и величаво. В первые месяцы я кормила грудью все 24 часа в сутки. Даже не было времени поесть и сбегать в туалет. Одной рукой я держала ребенка, а другой — кружку горячего чая с молоком. Ребенок сосал грудь ровно час, чтобы насытиться. Кормить надо было через три часа… Неделя шла за неделей, а я вдруг почувствовала, что меня парализовало — не могу разогнуться. Так и ходила, сгорбившись, по квартире. Я даже научилась спать во время кормления. Боялась только, что ребенок выпадет из рук. Да к тому же начала забывать очередность: накормлю два раза одного, а пропущенный вдруг опомнится и начинает с утроенным беспокойством орать и требовать своего. Вспомнила, как до родов подруги давали веселый совет: «А ты их зеленкой отмечай. Кого уже покормила». Решила кормить сразу двоих. Еще в роддоме я приспособилась «работать» на подоконнике. Клала подушку на окно, двоих малюток забирала в охапку — одному титю и другому, а телом припираю их. Правда, однажды в трубы внезапно дали настоящий кипяток. Я кормила и терпела. До сих пор остались ожоги на коленках… Дети росли и не хотели ждать своей очереди. Как галчата, одновременно раскрывали рот — и только мням! Мням! Мням! А я все время задавалась вопросом: ну почему природа не придумала запасной груди для женщин? Что-то вроде «Н. 3.»? И то, что я прокормила своих детей неполных шесть месяцев — это для меня главный подвиг!
Мой муж решил проблему с кормлением просто. Когда я спала, он разливал сцеженное молоко и, подпирая бутылочку скатанной в валик пеленкой, заталкивал ребенку соску в рот. А сам садился на диван и спокойно читал газету, пока все трое чавкали. В его светлую голову не приходила темная мысль о том, что ребенок может просто-напросто захлебнуться.
Жизнь начала течь по жесткому графику. Днем я с няней, вечером с бабушками и дедушками, а ночью с мужем на посту. Муж, уставший после работы, вахтует до 4 часов ночи. Знающие мамы обещали после года послабление. Мол, ребенок ночью будет спать спокойно. Но второй год пошел, а я все так же сплю по три часа. Дети спят чутко: если кто-то проснется и ты его сразу не укачаешь, дашь ему чуточку раскричаться — то все… проснутся все трое разом! Тогда концерт без оркестра соседи будут слушать часа полтора. Дети просыпаются, даже если братик или сестренка пукнули или зевнули. Поэтому я на компьютере научилась печатать мягко и неслышно.
Народная поговорка: «Бог детей даст, Бог на детей и подаст». Это я реально ощутила на себе. Если бы не помощь коллег, родных и друзей, пошла бы всем табором в кабинет к мэру. Нам подарили коляску для тройняшек! Ее привезли к нам домой на грузовике. Она казалась мне тяжеленной и похожей своей необычной комплектацией — две люльки вместе, одна отдельно -на трехголового дракона. Но главное — весь двор сбросился и построил мне гараж для этой коляски с габаритами машины «Ока». Жить все же можно! Правда, по-прежнему умиляет реплика простого народа, что встречает меня на улицах: «Ну вам, конечно, квартиру большую дали…»
Гуляю с коляской по улице. За мной идут три девочки лет 12-13. «Смотри! — говорит одна из них. — Тройняшки. И как она с ними справляется!» — «Ну видишь, идет. Не умерла еще».
Первые месяцы я так сильно уставала, что просто таяла от усталости на глазах. Однажды няня, как всегда, пришла в 10 утра и ужаснулась: дверь в квартиру открыта настежь, я лежу на полу, а дети, все трое, безбожно орут. Она до смерти перепугалась, думая, что меня ограбили и убили. Просто усталость переполнила все края. И мой организм упал в обморок, чтобы хоть чуть-чуть отлежаться и прийти в себя. Я с вечера даже не смогла закрыть за ней дверь.
Гуляет мой свекор, а я в это время стою в очереди в магазине. Вся очередь внимательно наблюдает за коляской. Молодой парень — другу: «Витя, ты только посмотри. Мужик на старости сбрендил, нарожал такую кучу детей!»
Что делать, когда все трое просятся ко мне на ручки? Приходится брать всех троих. Итого 33 кг . Я похожа на подвыпившего баяниста, сидящего с огромным баяном на завалинке. Раскачиваюсь со своей тройней в разные стороны и истошно, чтобы не заснуть, пою: «Наш паровоз вперед летит!» В самый кульминационный момент соседи стучат по стояку. Я их понимаю. Время — только половина пятого…
Реакция у всех женщин на улице: «Ой, бедная, бедная…» У мужчин: «Какой мужик у нее молодец! Поздравляем!»
Упасть на кровать и заснуть. Проворочаюсь час, два — и все без толку. У меня в ушах крики и визг малышей. Мой мозг пылает от впечатлений и дел прошедшего дня. Оказывается, чтобы заснуть, я должна вспомнить самое — пресамое далекое, порыться в кладовой с давними припасами моего сознания. Я вспоминаю, как пятилетней девочкой была приглашена на елку в старый рабочий клуб при заводе, как мама меня наряжала и сама наряжалась, как мы шли в метель. Вспоминаю, как с трудом открывали мы с мамой занесенную снегом дверь. И стоит мне только эту дверь открыть, как тут же я проваливаюсь в перину Морфея.
Весь двор следит за тем, как мы растем. Наша квартира уже год — объект особо повышенного внимания. Соседи очень чутко реагируют на мои колыбельные. «Ты, Даша, вчера немного фальшивила в пении. А чего про валенки не поешь? Мы уж привыкли», -встречает меня утром сосед справа. «Рановато ты малышам Пушкина читаешь. Думаешь, поймут?» — вопрошают те, что снизу. Зато дальним соседям я, кажется, нарушаю сон. «Вчера всю ночь не спали. В большой комнате свет горел. Я следила!» — «А кто у вас любит чай ночью пить? На кухне в, три ночи зажигали…» Бабушки из противоположного подъезда, зевая, улыбаются мне.
Гулять для меня — это просто спасение. Великое спасение. Коляска укачает любого. Когда дети на улице — я превращаюсь в электровеник. Делаю сто дел одновременно: прибираюсь, стираю и готовлю обед, ужин и завтрашнюю кашку одновременно, бегу в магазин. На все про все — час тридцать. Таких рекордов я не ставила, даже когда в школе торопилась на дискотеку. Поэтому мы гуляем к ужасу всех соседей и в дождь (стоим три часа под балконом и топчемся на месте), и в сильнейший ураган с градом, и в мороз минус 30 °С. Моя няня в этом году была и заметенным сугробом, и обмороженной сосулькой, и промокшей мышкой. Она и дети выдержали все. Не выдерживает только сердце у соседей. «Ну нельзя же так. Хозяин собаку на улицу не выгонит!» Я всегда отвечаю: «Попробуйте, уложите моих детей днем дома». Когда дети были крохотными, мы гуляли по два раза. Вернее — мы просто жили на улице. Утром четыре часа, вечером четыре часа.
Мой муж в первое время укачивание малышей взял на себя. И не разрешал никому вмешиваться. Все ликовали: какой отец! Оказалось, он просто-напросто клал двухмесячного младенца на подушку, и тот, не умея ни ползать, ни держать голову, согласно своим врожденным лягушачьим рефлексам, тужился, напрягался, орал, пробовал ползти, как червячок, а через час выбивался из сил и засыпал. Это было ноу-хау моего мужа. Как только про него узнали дедушки и бабушки, они ста ли оставаться до полуночи. Теперь одного ребенка мы отдельно «закачиваем» (у нас даже такой специальный термин появился, вместо «укачиваем») на кухне, другого — в спальне, третьего — в ванной. Потом всех троих «сводим» в детской.
Меня жизнь заставила учить детей алфавиту… с трех месяцев. Просто они утихают только в двух случаях: либо я держу их на руках, либо я с ними громко разговариваю. Чаще приходится делать второе. Часами читаю им стихи из школьной и университетской программы, вспоминаю отрывки из лекций, пою отрывки из арий. Сдабривая это, конечно, стихами Барто и Михалкова, которые я весело и звонко чеканю. «Ты каких там вундеркиндов родине растишь?» — допрашивают меня удивленные соседи. Трещу как сорока целый день — аж скулы болят.
Что бы я делала без свекрови, которая полностью взвалила на себя походы по детским магазинам! Приходит к нам каждый день, как добрый Дед Мороз, — с подгузниками, колготками и фруктовым питанием.
Купаю детей каждый день, и ежедневно делает няня им массаж. Приходится трудно, но благодаря этому мы нагнали своих сверстников, хоть и были недоношенные. С месячного возраста дети плавают в большой ванне. Они воду обожают! Ясное дело: приучила их с утробы — вот и расплачиваюсь теперь больной спиной. Дети плавают каждый по 45 минут. И вылезать не собираются. Под конец обливаю их холодной водой. Молчат, даже не заплачут. Видать, к моим зимним «сумасшествиям» давно привыкли.
Прочитала в научной книге: «Дети начинают учиться общению друг с другом не раньше 1,5 лет». Не верьте! Мои уже с восьми месяцев на своем языке подолгу болтают между собой, стоя в кроватках. А как им интересны чужие глазки и зубки… Только и слышно в квартире: «Маня, нельзя кусаться! Саша, вытащи Сережину руку из своего рта!»
Изначально мы — семья мобильная. Обожаем путешествовать. Как показала практика, и тройня для нас не оказалась помехой. Все лето ездили на дачу, на Ману, в Дивногорск. Помню, в Дивногорске как раз проходил какой-то праздник. На площади активные старушки в ярких сарафанах поют что-то советско-народное. Мы вытаскиваем из багажника сложенную коляску, собираем ее, укладываем малышей и идем по набережной. Народ, что слушал хор, резко метнулся в нашу сторону. «Ты глянь, тройняшки, тройняшки…» — окружают нас. В лучах народной популярности мы ступаем, как павы, величаво.
Терпеть не могу гороскопы, особенно возненавидела эти липовые предсказания после рождения малышей. Мои родились в одном месте, в одно время, с разницей буквально в минуту. И что же? Сережа — спокойный, немного вальяжный мальчишка, Саня — шустрый и сообразительный, Маня — самостоятельная и разумная девочка. Ни один не похож на другого не только внешне, но и внутренне.
Если счастье нам выпадает в тройном размере — будь то первая улыбка, первые шажочки, первые зубки, — то и беды приходят в той же пропорции. Болезнь для нас — это ад. Если затемпературит один, знай, что через час — другой болеть будут все оставшиеся. Таких испытаний и перегрузок я никому не пожелаю. Особенно мне запомнился Новый год. Я тогда перестала понимать, в каком измерении живу и почему все радуются и пускают за окном петарды. Спали дети только на руках — моих, мужа, бабушек и дедушек. Один, вылечившись, сразу же подхватывал болезнь вновь. И так — снова по кольцевой. Наши родители спали штабелями на полу в кухне. Мы три месяца лечились только от глазного конъюнктивита.
Успокою любопытных мамаш: идут и ползут дети обычно в одну сторону. Уж очень меня запугали, обещая: вот как расползутся все трое в разные стороны… Дети в 8 месяцев научились играть друг с другом в догонялки и, как реактивные тараканчики, носятся по квартире. А особое веселье у них вызывает любимица — кошка Чуча, которая, как и муж, посей день пребывает в осложненном хроническим недокармливанием стрессе. Самая любимая их игра — «поставь на ноги папу». В семь утра они врываются в спальню, один залезает на спящего отца и теребит его за волосы, а двое стаскивают одеяло. Причем все дружно хохочут. Мне тоже смешно, а папе хочется плакать.
С десяти месяцев мальчишки вдруг среди ночи начали просыпаться и проситься ко мне. Стелю большое одеяло на пол — одного под бок и другого. Так и спим. Однако к утру кто-то из пацанов описается, а другой обязательно обкакается. Встать и помыть невозможно: другой заплачет и разбудит всех. Вот так лежу до шести утра и думаю: «А если проснется Маня, что делать?» Неплохая загадка для «Что? Где? Когда?».