Главная Семья

Я мечтала об идеальных детях. А дочь оплевала батюшку

Елена Кучеренко — о том, как понять своего ребенка
Фото: Анна Данилова
Когда я была маленькой, мне казалось, что глупее взрослых людей нет и что меня никто не понимает. Все детство я мечтала о длинных волосах, а мне делали спортивную стрижку. Обливаясь слезами, я надевала дома на голову колготки и представляла, что у меня шикарные косы до пояса. 

Ближе к пятому-шестому классу я начала протестовать,  отрастила, наконец, локоны и замутила челку-Карлсон, равной которой не было «на районе».

Елена Кучеренко

Потом  родители начали мечтать, чтобы я выглядела прилично, как настоящая дочь дипломата, кем мой папа и был. А я мечтала быть похожей на покойного Виктора Цоя. Вместо «платьица», которое  предлагала мне мама, я таскала рваные джинсы, которые собственноручно исписала всяческими непотребствами. Папа был в шоке, потому что мне их привезли из-за границы, и они еще недавно были дорогими и целыми. Еще я обвесилась килограммами всяких железяк. И ходила с мрачным, все понимающим об этой жизни, взглядом и напевала: «Но если есть в кармане пачка сигарет…» Бедная моя мама. О таком она точно не мечтала…

Вскоре отца отправили на несколько лет в командировку в Африку и, всю нашу семью, соответственно, тоже. Мои родители мечтали, чтобы вместе с ними я достойно представляла нашу страну среди «дикого» местного населения. А я тогда хотела вернуться домой. И в качестве протеста сама иголкой проколола себе шесть дырок в одном ухе и три — в другом. И еще нос. Правда, из носа я серьгу вскоре вынула. Потому что он распух и я была похожа не на модную девицу, а на свинку Пеппу.

А во все дыры в ушах я повесила огромные кольца, звенела ими на всю африканскую округу и выглядела большим аборигеном, чем местное «дикое» население. Я очень подружилась с португалкой Даниэлой, которая всегда ходила в черном. Мне это понравилось и я тоже на несколько лет нацепила все черное и опять же обвешалась железками. Готы отдыхали. Возвращаться в Россию мне уже не хотелось. Но пришлось.

Мои готские наряды — это цветочки 

На Родине наши с родителями мечты опять разошлись. Папа мечтал видеть меня юристом или дипломатом, как и он сам. А я всегда мечтала быть то астрономом, то клоуном, то плавать на кораблях по морям и океанам. Но я честно училась на юридическом, как мое старшее поколение и хотело. 

А потом влюбилась в театр, бросила все это «занудное» право и поступила в ГИТИС, чем в очередной раз повергла семью в шок. Но они мной втайне гордились — я сделала это сама, без чьей-либо помощи. Я закончила его с красным дипломом и поступила в аспирантуру. И подавала немаленькие надежды.

А дальше я пришла в Церковь. В один день я выкинула всю свою модную одежду, надела юбку в пол и обмотала голову старой маминой шалью. Я ходила по улице с огромными четками и молитвословом и гордилась тем, что была похожа на средневековую странницу. 

Мама, как и раньше, мечтала видеть меня кем-то успешным в миру, хотя бы знаменитым театроведом. Поняв, что мои «готские» наряды — это были еще цветочки и, зная меня, она не на шутку заволновалась, что теперь я уйду в монастырь. А я, чуть ранее тоже мечтая стать звездой искусствоведения, теперь мечтала исключительно о подвигах и спасении души. И об огромной православной семье.

А потом я встретила моего будущего мужа, бросила Москву, аспирантуру, театр и светлое будущее и уехала с ним  на его родину — Украину. Все крутили у виска, а я была влюблена и счастлива. И теперь у нас большая православная семья.

«Это был он — бородатый и с крестом!» Как я вышла замуж по молитвам блаженной Ксении
Подробнее

Правда, жены декабриста из меня не вышло, и через полтора года мы переехали в Москву. Сейчас я не дипломат, не юрист, не клоун, не мореход, не театровед, а просто домохозяйка.

Поняли меня мои покойные уже родители? Я не знаю. Они точно не мечтали об этом  для меня. Я сделала все не так, как они хотели. Но я долго искала себя и нашла. Это мой путь и моя жизнь, в которой я ничего не хочу менять.

Отец не дожил даже до рождения старшей, Вари. А мама, даже если и не до конца поняла, приняла все это. И нашу младшую дочь Машеньку, у которой синдром Дауна. За что я ей очень благодарна.

У других просто «не такие» дети

С первых дней моего замужества я была уверена, что уж я-то точно буду идеальной матерью. Я мечтала, что всегда буду понимать своих детей и никогда не буду их ругать. Во-первых, потому что будет не за что, а во-вторых, потому что я же идеальная мать.

Когда начали рождаться девочки, в своих мечтах я видела их такими девочками-девочками. В платьицах, с длинными шикарными косами, которых я сама была лишена. Никаких спортивных стрижек!

Я представляла, какими они будут положительными и православными.

Мы будем стоять рядочком на службах в платочках и трепетно молиться. И святые будут умиленно на нас взирать с икон. А иконы эти замироточат.

И батюшки расплачутся от радости. О церковных бабушках я вообще молчу.

У моих дочек  никогда не будет религиозных сомнений и шатаний. А если чьи-то дети начинают критиковать все церковное — это просто какие-то «не такие» дети.

Я не мечтала, как мои собственные родители, о блестящей карьере для них. Сейчас многие опять покрутят у виска, но я всегда хотела и хочу для детей тихой, спокойной жизни и какой-нибудь полезной профессии. В совсем уж сокровенных мечтах я видела их многодетными женами священников. И кого-то даже монахиней. Я рассматривала для старшей, Варвары, какой-нибудь Свято-Тихоновский, ведь она любит историю. А для Сони, которая прекрасно рисует, иконописный.

Ну и так далее… А главное — я была уверена, что мои мечты совпадут с их мечтами. Ведь, повторюсь, я видела себя идеальной матерью, которая прекрасно понимает своих детей. И я-то уж точно не глупый взрослый.

Как Дуня оплевала батюшку

Свечечкой на службах в детстве стояла только Варя. Я ощущала себя гением материнства и педагогики.

Но дальше мои православные мечты о детях-ангелах с громким треском разбились о младших.

Третья, Евдокия в детстве вела себя так, что сделала меня убежденной чайлд-фри. Ну об этом я уже не раз писала. Когда один батюшка на подворье попытался призвать ее к порядку, она его просто оплевала. Благо, у него у самого много разносторонних детей и его сложно удивить.

Не так давно, например, две из моих дочерей (не будем показывать пальцем) подрались на службе. Не больше не меньше. Правда, саму битву я не видела. Застала только подбитый глаз у одной, слезы у другой и шепот бабушек:

«Я боюсь пропустить Христа». Светлые истории о храмовых бабушках
Подробнее

— Как же так, у вас же папа — алтарник, а мама пишет такие хорошие статьи о православном воспитании детей.

Объяснения дочек пролили мало света на эту темную историю. Одна вроде бы топала ногой по полу, другая терпела из последних сил и просила не топать. Та, которая топала, клялась, что не топала, а все было совсем наоборот. Потом одна, ну совершенно случайно (потому что она же терпела) заехала другой в глаз. В ответ ее, так же, ну совершенно случайно, толкнули. И понеслось. 

Все это происходило, когда они ждали исповедь, прямо у аналоя, и батюшке пришлось выступить в качестве рефери. Он пообещал их забрать себе на воспитание, но девочки воздержались.

Я мечтала, что в храме они будут молиться…

— Лена, твои дочки опять проболтали всю «детскую» Литургию (они у нас проводятся в посты) и поссорились из-за подсвечника, — говорила мне педагог воскресной школы. — А Соня вообще спала.

И таких историй можно вспомнить море.

«В старости я буду выглядеть, как ты, мама…» 

Этой весной мы уехали из карантинной столицы в нашу деревню. Там маленькая церквушка. Десятилетняя Соня и там впадала в спячку на службах. Если в Москве храм у нас огромный и можно хоть как-то незаметно притулиться, то здесь на нее сочувственно взирали все бабушки и шептали:

— Тише-тише, пусть поспит ребенок, наверное, дома много трудится…

Путь в касту суперженщин – плодиться до величия
Подробнее

А батюшка с улыбкой махал на нее кадилом, когда обходил храм. Ребенок сопел еще слаще.

В мечтах я видела их исключительно в платьицах.

— У нас тут недалеко бесплатно выдают вещи многодетным, может, подберете своим что-нибудь, — сказала как-то в том храме одна местная жительница, многозначительно покосившись на ту же Соню.

— Хотите, мы возьмем ее на несколько дней в нашу пустыньку? — Предложили монахини. — Побудет у нас, благодати наберется…

А Соня просто в поиске своего стиля. Короткие «стрикулистические» джинсы, огромные толстовки со свисающими рукавами, шапки с ушками (в которых она ходила в храм даже в +20), какие-то браслеты, фенечки. Все заботливо подобрано так, чтобы выглядело совершенно несовместимо.  «Агли-стайл», — называет это Варя. И наушники в ушах…

— Мама, ну ты же сама рассказывала, как ты одевалась в молодости, — аргументировала Соня. — Не переживай, в старости я буду выглядеть, как ты...

 В старости… О Боже…

И еще вопрос — зачем я им все это рассказывала.

Соня и наряды — это вообще отдельная и бескрайняя тема.

Мы сейчас на море. Когда собирали вещи, четырнадцатилетняя Варя сделала это за десять минут. Соня два часа рыдала над горами вещей:

— Это не модно! Это обтягивает! Это висит. А-а-а, мне нечего надеть! Вынеси эти платья на помойку! — а я ей их с последней надеждой пыталась предложить, я же мечтала, — и эти майки тоже! Ладно, одно оставь в храм. А почему в храм обязательно в платье?… Оно какашечного цвета! Я не надену эту инфантильную футболку с сердечком! Все джинсы мне малы. А другие все — велики!..

Правда потом подошла ко мне:

— Мама, я не представляю, как ты меня терпишь.

Как? Из последних сил. А силы эти иногда заканчиваются.

Тут с болью в душе вспоминается, как я мечтала, что никогда не буду ругать своих детей.

— Что они у тебя опять вытворили? — Спрашивала как-то соседка снизу. — Я вчера слышала, как ты выступала…

Послушные дети?

— Дуня, мама не разрешила вылавливать  рыбок из аквариума, — слышу я за спиной шепот пятилетней Тони. — Но сейчас она ляжет спать и мы половим.

«Мужчины моей мечты умерли 100 лет назад»

Я мечтала, какими ортодоксально-верующими будут мои дети. Нет, они верующие девочки, из Церкви никто не ушел и, слава Богу, пока не собирается. Но:

— Мама, почитай-почитай эту книгу, тебе понравится, она черносотенная, — сказала мне недавно Варвара.

Вот такой она меня видит.

Со скрытой тоской не могу не признать, что Варя давно намного начитанней меня. Она прекрасно разбирается в истории, политике, богословии. Она видит изъяны нашей церковной жизни и пытается это все как-то осмыслить. Она читает жития святых, а потом сравнивает их с реальной прижизненной биографией этих людей. И спрашивает:

— А почему в житиях не пишут всей правды?

Иногда это меня пугает. Я же мечтала, что у них не будет никаких сомнений, как и у меня.

Маразм, чудеса и Матрона Московская
Подробнее

— Мама, ты на все смотришь с каким-то большим оптимизмом, — сказала она мне однажды.

Подозреваю, про себя она подумала: «С каким-то дурацким оптимизмом».

В мечтах я видела ее с Евангелием и катехизисом в руках. Нет, она все это прочитала. Но также какое -то время увлекалась литературой об анархизме, революционерах и идеями о перестройке мира.

— Все мужчины моей мечты умерли минимум сто лет назад, — с грустью констатировала она.

Когда я пыталась спорить с ней на какие-то исторические и религиозные темы, она говорила:

— Мама, ну у меня ведь более свежий взгляд.

И рассуждала и правах человека и необходимости свобод. А я чувствовала  себя старой дурой.

Нет, Варя верит серьезно и осознанно. И даже пытается одухотворить Соню. Но все равно на многое смотрит критически. Но, наверное, так и надо.

Она много учится, потому что мечтает не о Свято-Тихоновском, а о серьезной карьере. И сама ищет варианты учебы за границей. И считает, что сначала надо встать на ноги, а потом думать о семье.

А Соня мечтает стать художницей и параллельно — мастером маникюра и визажистом. Ну или стилистом.

Тут мои мечты о них, как о многодетных матушках, регентшах, монахинях и Соне-иконописце плачут горючими  слезами.

Понятно, что все еще сто раз изменится, но как же так… Я же не о том мечтала.

«Мы хотя бы с тобой советуемся…»

А недавно мои дочки вообще покусились на святое. Это был для меня день великой скорби.

Я писала, как мечтала для них о шикарных русых косах, которых сама была лишена. С любовью отрастила им всем длинные волосы и научилась делать прически любой сложности. И была счастлива — у меня девочки.

И каким шоком стало для меня заявление Вари и Сони, что они-то сами мечтают о коротких стрижках. Они спят и видят, как отрежут себе эти косы.

— Я все детство надевала на голову колготки, а вы хотите это всего этого лишиться?! — лепетала я.

— Но мама, тебе просто делали спортивную стрижку, а ты хотела длинные . Ты же сама говорила. А тебя не понимали… Так и мы. У нас свой путь. Ну ты-то нас поймешь?

Зачем, зачем я им это все говорила?! Не пойму.

— Ну и про шесть дырок в одном ухе и три в другом ты тоже нам рассказывала, — нанесла Соня последний удар. — Проколола и никого не спросила. А мы хотя бы с тобой советуемся.

И на том спасибо. И мне явно надо больше молчать.

Сговорились на каре.

Оплакивая их шикарные волосы, я записала их в салон.

Параллельно выяснилось, что у пятилетней Тони тоже свой путь и свои мечты. И она хочет покраситься в зеленый. Удалось уговорить ее хотя бы на розовый. Но если покрасили одну из младших, старших — вообще без вариантов.

И вот теперь у меня три девочки с красными волосами, а у Сони каре. Варя в последний момент передумала. Но она всегда была очень рассудительной.

Так рухнули мои мечты о косах. И девочках в длинных платьицах и платочках.

— Мама, не переживай, у нас же есть Маша, — успокаивала меня Варвара. — Она будет такой, как ты захочешь.

Елена Кучеренко с Машей. Фото: Анна Данилова

Не факт. Но пока Маша, у которой синдром Дауна, и правда единственная, кто не выбивается из моих мечт.

Разные мечты

Нет, я не жалуюсь на своих девчонок. Я ими горжусь. Они у меня чудесные. Самые лучшие. Очень разные, но каждая прекрасна. Они талантливые, любящие, заботливые и любимые. Хотя хулиганят, не слушаются и ссорятся. Как все дети. Живые дети и должны такими быть. Всегда послушный ребенок — несчастный ребенок. И они все — мои помощницы. Без них я, как без рук.

Но меня удивляет, как же все в жизни повторяется. Наверное, каждая девочка мечтает, как будет идеальной матерью и точно поймет своих детей. А потом оказывается, что ничего она не понимает. Как не понимали ее. Вечный конфликт поколений. Наверное, потому что мы быстро забываем, какими сами были. И становимся правильными, занудными взрослыми.

И, знаете, я, конечно расстраиваюсь, что мои мечты не всегда сбываются, сержусь на своих детей. Но я им очень благодарна. Они учат меня понимать других. Видеть, что у каждого человека свой путь, своя жизнь. И мои мечты — это не их мечты. И это нормально. Понять это не всегда просто. Иногда болезненно. Но очень нужно.

И главное, о чем я сейчас мечтаю, чтобы было у них все хорошо. Чтобы они нашли себя, любимое дело и были счастливы. И всегда были уверены, что мы с мужем рядом. Наш дом — это всегда их дом. В любом возрасте. И пока есть силы, мы сделаем для них все. Во всем поможем. И чтобы они всегда знали, что есть Бог, Который любит их. И Он еще ближе, чем мы. Главное, о Нем не забывать.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.