«Я могу есть сторублевые сосиски, а деньги отдавать страждущим». Священник Александр Сатомский
Зачем пост, когда и так тяжело?
— Сейчас кажется, что многие привычные вещи потеряли смысл, в том числе и пост. А действительно — зачем он теперь?
— В таких ситуациях — не кажется. Целый ряд наших привычных практик обесценивается в момент. Сам церковный календарь несет идею цикла: все хорошо, все повторяется, вот отсюда мы движемся туда. Но время от времени так не работает. Вот эти высокие тезисы, которые звучали в пандемию, о том, что «мир не будет прежним», сейчас нам кажутся откровенно смешными. Мы теперь понимаем, что он не будет прежним из-за других, более простых и ужасных вещей.
В такой период для кого-то эта зацепка за обыденное и понятное может остаться вообще единственным якорем, который держит на плаву вменяемости. Тем, для кого это так не работает, нужно иметь в виду: мы не можем переобуться в воздухе и все в своей жизни за секунду переосмыслить.
Кризис дает нам толчок, из него начинается движение. Даже на этом уровне, мне кажется, будет неверно сразу отторгать все привычные практики. Но на каждую из них теперь нужно посмотреть и задать себе те вопросы, которые обычно мы себе не задавали. Пост предлагается в рамках одной схемы, мы находимся в рамках совершенно другой. И теперь — только наша творческая задача что-то с ним делать.
— Что может каждый из нас?
— Здесь первичное основание нашей веры — Священное Писание. И вот там мы видим, что тот же самый пост занимает очень важное место в плане предельно обнаженной открытости перед Богом и совершенно простого — я бы сказал, прямо деревянного — покаяния. Вспомните пост жителей Ниневии. К ним приходит Иона, говорит: «Покайтесь», потому что через три дня от города ничего не останется.
И люди очень серьезно отнеслись. Они не спрашивали: «А что мы с этим будем делать? А нам бы на это посмотреть по-другому…» Они схватились за ту практику, которая была для них наиболее простой и понятной. Бог гневается, надо Его умилостивить: мы не едим, скот не кормим, и Ты давай все же не усердствуй. Это примитивный подход, но тем не менее библейский текст показал его работоспособность.
Мы можем выражать, обозначать нечто значимое только тем языком, которым обладаем, в том числе и языком религиозных образов.
Поэтому пост, на самом деле, в нынешний момент предельно не бессмыслен по двум причинам. Во-первых, абсолютное большинство людей — вне зависимости от той или иной политической позиции — предельно согласится со мной, что сейчас мы точно пребываем во мраке.
Мы не вполне сориентированы, мы в целом ряде случаев не понимаем, где правда, где нет, что-то понимаем интуитивно. И здесь можно подойти к посту как к протрезвляющей вещи, причем в плане именно сугубо религиозном. Мы не чистим печень таким способом, чтобы у нас лучше заработал мозг, мы обращаемся с этим как с запросом к Богу.
«Есть сторублевые сосиски, чтобы деньги отдавать страждущим»
— Тогда чем здесь помогает постная еда?
— Вот как раз второй аспект — наш рацион. До этого мы могли себе сказать: «Обычно я оливки не покупаю, ну а здесь уж иногда и могу, ситуация обязывает». Сейчас, я уверен, этот пост должен стать постом бедности в прямом смысле слова. Я себя самоумаляю, я могу есть сторублевые сосиски, в которых, возможно, присутствуют следы мяса, и буду делать это ради того, чтобы мои сэкономленные деньги отдавать страждущим. Именно из простого соображения, что прямо сейчас другого не могу, но хотя бы это.
Я пытаюсь помочь ближнему, в этом и заключается мой пост. Я ущемляюсь не в мясной или не мясной пище, а в ее цене — четко для того, чтобы от своего стола отдать чужому столу. Чтобы там, где нет, появилось хоть что-нибудь. Никакого другого смысла сейчас я не вижу.
— А вообще в таком стрессе можно поститься?
— Мы и так знаем, что есть категории людей, которым лучше лишний раз не экспериментировать с собственной диетой. А в нынешнюю ковидную эпоху даже многие переболевшие остаются в не самой лучшей форме. Мы помним, что ковид давит и на психику, с этим тоже нужно быть очень аккуратным. Но в итоге, если ты цел, здоров и ощущаешь себя более-менее крепко, — берись!
Если изнеможешь в пути — ослабь. Не надо смотреть на это как на принесенные монашеские обеты: «Все, теперь 47 дней я умру, но не вкушу». Апостол Павел говорил: «Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест». Пост — одна из многих духовных практик, которые мы можем предложить. Можешь принять — прекрасно. Не можешь — не страшно, возьми любую другую.
— У меня сейчас не получается себя ограничивать. Когда читаю новости, я начинаю сметать все, что есть в холодильнике. Что-то подсказывает, я не одна такая.
— А здесь вопрос просто хорошего ограничения в объеме. Перееданием я врежу себе. Надо системно этим заняться, причем не на религиозном уровне, но в том числе с религиозной мотивацией. Я не должен приносить себе зло. Когда мой друг каждый раз впечатляется, что я пью черный кофе без сахара и молока — почти всегда, не только в пост, — я обычно говорю ему, что всю боль и горечь этого мира надо прочувствовать опытно (смеется). Это самый лучший и простой способ.
Сейчас нельзя поститься механически. Мы и так в развале от повестки, а еще и подрубаем свой базовый рацион.
Нам от этого хуже, и в итоге мы просто проваливаемся на дно. Вот так не надо. Скажите: «Господи, я пощусь, просвети мой ум, чтобы мне прийти к пониманию, называть белое белым, а черное черным и не призывать к абстракциям. Увидь мой труд. Я не могу сам сделать так, чтобы это просвещение возникло. Но могу примитивными шагами продемонстрировать к этому желание».
«Мы должны увидеть свой страх»
— Как быть с информационным потоком во время поста?
— Я вспоминаю, что говорил владыка Антоний Сурожский про отца Льва Жилле. Он наблюдал, как тот после утренних молитв в перерыве до литургии жадно читает французскую прессу, и возмущался до глубины души. Как можно перед Таинством таинств вот так праздно любопытствовать? Но отец Лев отвечал: «Как я могу молиться о мире всего мира, если я не знаю его нужд?»
Мне кажется, что предельная дистанция от новостей — неправильный ход. Нельзя уходить в абстракцию. Мне важно понимать, что прямо сейчас, когда я выбираю между вот такой едой и вот такой, есть люди, которые рады любой.
Если я в высоком покаянном чувстве прячусь от вот этого всего, я рискую после Пасхи попасть в информационный ад. Потому что я ничего не видел, а потом раз — и оно меня смыло. И еще так я указываю Богу, что я сам, мои личные переживания, моя повестка и все остальное эго — это единственно значимая для меня вещь.
«Меня это травмирует, поэтому я дистанцируюсь». Ребята, некоторые вещи не могут не травмировать! Но тем не менее это та правда, которой время от времени нужно смотреть в глаза. Потому что иначе из опасности травмы ты станешь ребенком, который, боясь упасть, никогда не начнет ходить.
Вот новостная лента, на мой взгляд, прекрасный мотиватор, чтобы начать поститься: «Господи, ты видишь, что происходит в мире? Надо что-то делать». А чтобы что-то делать, надо получить разумение. Вот ты бейся над тем, чтобы сначала понять. Что ты с этим пониманием будешь делать, второй вопрос. Но получи хотя бы его. И помоги тем, кому плохо сейчас.
— Но если тебе правда страшно?
— Я принципиально настаиваю на двух вещах. Во-первых, мы должны увидеть свой страх. Нам не надо от него бежать. Стратегия бегства — это ситуация, когда страх у тебя за спиной и тебя догоняет. Нет, надо развернуться и его встретить. Во-вторых, сделать это можно, только обратившись к Богу. Потому что сам ты не вывезешь.
Могу точно сказать про все эти дни, что только молитва за страдающих и литургия держат меня ну в какой-то относительной степени вменяемости. До этого было просто дно, я полностью потерял какую-либо работоспособность и не мог ничего делать. Нет, надо посмотреть на все это как есть и со всем этим жить и действовать.
Давайте помнить, что Бог не виновник зла, Он дарователь свободы. Зло происходит не потому, что Он хочет. В этой ситуации нельзя сказать: «Знаете, такова воля Господня».
Бог не создал смерти и не радуется погибели живущих, как говорится в Книге Премудрости Соломона. В других местах Священного Писания мы тоже это видим. Сам пример Христа, восходящего на крест, чтобы спасти нас… Хотя судить мир Он мог из любой другой позиции. Он не переламывает зло, а побеждает его изнутри, не силой. И через эту призму мы только и можем смотреть. Зло противно Богу.
— Что делать, когда в семье все перессорились из-за повестки, каждый доказывает свою правоту и не слышит другого?
— Когда диалог невозможен, наложить мораторий на этот вопрос. Оттого что вы тут перессоритесь вдрызг, бабушка перепишет завещание и случатся какие-то другие удивительные вещи, никому лучше не будет, в том числе бабушке. Смысл простой. Все взрослые люди, все мы имеем разную способность к диалогу. С теми, с кем его можно вести, ведите. Если мы видим, что это не работает, не надо туда навязываться.
А если навязываются вам, тогда нужно отстроить границу: «Знаешь, ты можешь действительно думать так, как тебе хочется, я не могу тебя ограничивать. Смотри на вещи так, как считаешь должным. Я так на них смотреть не могу и точно не буду. К этому вопросу мы с тобой больше не возвращаемся никогда». И такую позицию нужно отстаивать железобетонно, иначе каждый раз вы будете скатываться в дыру. Позиция «не спрашивай, не говори» — одна из самых удачных прямо сейчас.
Могу сказать, что с некоторыми родственниками мы просто не поднимаем эту тему ни в каком виде. Они подозревают, что у нас есть какая-то позиция, мы подозреваем, что какая-то есть у них. Ну и все. Сейчас мы никуда продвинуться не можем, но по крайней мере мы никуда и не проваливаемся.
— Я сегодня расфрендила человека из-за того, что его посты постоянно мелькают в моей ленте, а я с ним не согласна, не могу это читать. Не по-христиански поступила?
— Слушайте, здесь вопрос, как это происходит. Я, например, тоже время от времени счастливо жму на такую кнопку, но даже не потому, что мне какие-то гадости пишут, нет. Лента регулярно предлагает мне то мнение, которое я принять не могу, а никаких реальных отношений с этим человеком у меня и нет. Либо они были миллион лет назад рабочими, либо мы с ним совместные знакомые еще 12 человек.
В этом смысле я не наношу ему никакого урона, если просто условно прекращаю ходить мимо чужого окна. Если меня расстраивает то, что я там вижу, а не заглядывать не могу — значит, мне не надо там ходить. Конечно, это не стратегия для близких отношений. Но со случайными людьми, которые волей судеб оказались на горизонте, — не надо друг друга раздражать. Тихонько разошлись, и все.
— Как здесь удержаться от осуждения и не начать доказывать свою точку зрения?
— Вопрос в том, где она нужна. Если это значимый в твоей жизни человек, пытайся говорить, но опять же смотри на чужую свободу. Не насилуй, а молись, ищи другие ходы, не выливай на него себя. Стратегия «я знаю, я правильный, ты должен быть как я» не работает.
Великое благословение, когда в каких-то союзах царит единодушие. Великое, но не частое.
И опять изнутри опыта исповеди последней недели могу это ясно свидетельствовать. Во-первых, мы с каждым вторым обсуждаем то, что происходит. Не в смысле политическом, а в плане того, что это является для них триггером к целому ряду других вещей и, безусловно, триггером в плане отношений. И здесь главная стратегия — она точно про мир. Важно не забывать, что разделение — дело дьявола. И нам туда вваливаться точно не надо.
«Пост — это про обретение сил»
— Что сказать себе, когда проваливаешься в уныние? Не самое подходящее настроение в пост, наверное.
— Как поется в одной песне: «Всем телепрограммам приходит однажды конец». Ни одна из ситуаций не является бесконечной. Кроме всего прочего, дело дьявола — зациклить тебя на одном переживании, убедить, что так, как сейчас, будет всегда. Как ты был греховен, так и всегда будешь. Как были вокруг жуть, ужас и тьма, так и всегда будут. И ты просто проваливаешься в это уныние по самое не могу.
Надо иметь в виду, что это неправда. Жернова Господни все равно мелют. Просто скорость невысокая, зато работают наверняка. Весь библейский текст — он про то, что из каждой ситуации Бог изводит. В каждой Он находит какую-нибудь зацепку и предлагает шанс, причем даже не только праведникам, но иногда и очень своеобразным гражданам. Например, ветхозаветный царь Манассия. Посмотрите его историю по случаю Великого поста в Книге Царств: что он делал, как закончил и в чем там рука Божия — в качестве домашнего задания.
— Спасибо…
— Поиск разумения — первый шаг, чтобы понять свои силы и возможности. Ты сейчас в состоянии боли, потерянности, абсолютной дезориентации, а еще ты ничего не можешь на самом деле. Ты сейчас что делать ни начни — такая себе штука.
Обрети немного трезвости, и уже изнутри ты и черное от белого отличишь, и выводы сделаешь, и какую-то стратегию найдешь. Потому что сейчас это будет просто хаотическое метание из стороны в сторону.
Мне кажется, пост — это про обретение сил. Если их нет, их ниоткуда не выкачать. Ищем помощи, благодати и потом начинаем действовать.
— Как почувствовать, что эта благодать пришла?
— Благодать — это когда Бог раскрыто действует в твоей жизни. Когда ты чувствуешь, что твое недостаточное наполняется, твое недоумевающее просветляется. И ты понимаешь, что это не потому, что ты молодец или как-то особенным образом сумел выпросить благодаря аскезе. Нет. Ты сумел явить честность и открытость: «Господи, я на самом деле не знаю, как надо. Я на самом деле не могу. Но я хочу. Или я хотя бы понимаю, что мне надо захотеть». Исходя из этого и просите.
— Как у вас на приходе сейчас атмосфера?
— Так же, как и везде, — полярно. Более того, я избалован приходом, он у нас интеллектуально прокачанный — доктора наук, врачи, главные бухгалтеры и другие представители разных «требовательных» профессий. Но и у нас не очень просто, эта раздвоенность очень заметна. Поэтому в первой воскресной проповеди после начала всех событий я отдельно проговорил, что я, безусловно, имею совершенно конкретную позицию по их поводу, но никогда не вынесу ее в общественное поле.
Принципиально важно, чтобы люди могли приходить в храм вне политической повестки.
При том что у меня есть оценка происходящего, и она религиозная. Но я понимаю, что за каждого из прихожан я ответствен и никого из них потерять не могу. Там дальше пусть в каждом этот процесс происходит так, как происходит.
Принципиально важно, чтобы сейчас мы являли большее единство, чем даже политическое, — единство во Христе, при сколь угодных политических разногласиях. Хотя понятно, что это, мягко говоря, не самая простая задача.
— У вас получается?
— Пока да. Во время проповеди у меня только один человек хлопнул дверью. Но я не звоню ему, не пишу, ничего не спрашиваю.
— Почему не пытаетесь вернуть?
— Я никого и не выгонял, это важно. Ходи, зрей, думай — ради Бога. Я предельно уверен, что эту повестку нельзя выносить на приход, потому что у Бога нет лишних людей. То, что делают некоторые священнослужители, мне кажется ужасным. Из священников они превращаются в политологов, в военруков и теряют границы компетенций. Мы не про это.
Мы не можем рассуждать о происходящем с позиции геополитики, для этого есть специально обученные люди. Они же, будучи политологами, не рассуждают об этом с религиозных позиций. Так почему мы порываемся давать этому геополитическую оценку?
Братья, опомнитесь! Страшно, когда священник говорит, что «минимальные потери — это нормально». С нашей точки зрения — никакие потери нельзя назвать нормальными, мы имеем право говорить об этом как христиане. Не надо заниматься геополитикой, там своих специалистов достаточно.
В том числе и поэтому мне кажется, что не надо тащить повестку внутрь прихода. Они все взрослые люди, все могут обращаться к дополнительным источникам. В крайнем случае они тебя спросят, как ты думаешь. А навязывать им эту повестку, тем более пользуясь пастырским авторитетом, нельзя ни в коем случае. Тебя не спрашивали, а ты ответил и сформировал мнение. Имел ты на это право? Вопрос.
Фото: facebook.com