Парадный подъезд Дома культуры «Шинник», где колясочники занимаются танцами, поразил меня настолько, что пришлось обойти здание вокруг. Но нет, другого входа не обнаружилось – только высокое бетонное крыльцо с тринадцатью скользкими ступеньками.
Юлия Курочкина подъезжает к нему на маленькой синей машине – «Nissan March».
– О, вот вы-то мне и поможете, – обрадовалась, увидев меня. – Буду за вас держаться.
Поднимаемся мы медленно и сосредоточенно – Юля поочередно подтаскивает ноги в крошечных ботинках. Она девушка миниатюрная: рост 140 сантиметров, вес – 40 килограммов.
– Я не «вредный инвалид», который считает, что ему все должны, – улыбается она. – Нормальные люди ходят по ступенькам, и я хожу. Мне немножко тяжелее, но это же хорошо! Физические нагрузки полезны. По квартире передвигаюсь в коляске – это удобно и быстро, но когда много времени в ней проводишь, сложно привести себя в форму. Так что лишнее упражнение только в радость. Для меня нет недоступной среды: не могу на коляске – встану на костыли. И потом, я же девочка: всегда находятся люди, желающие помочь. Мужчинам, конечно, сложнее. А я все равно дойду куда надо, даже если рядом никого нет. Потому что так решила. Вот если наши занятия переведут куда-то в другое место, будет неудобно: далеко ездить. А тут полчаса – и я на месте.
Два раза в неделю по вечерам Юля проезжает 30 километров от деревни Калинино, где живет, до «Шинника», где на паркете танцуют люди с инвалидностью. И в грязь, и в снег, и в морозы добирается самостоятельно.
– Мама с папой предлагают помощь, но я не люблю кого-то собой обременять, – говорит она. – Я все могу сама, не ребенок – скоро 30, пора кошками обзаводиться. Машина моя – крепкая старушка 2002 года выпуска. Самое страшное было, когда она сломалась и две недели пришлось жить без нее: по деревне ни на коляске не проедешь, ни на костылях далеко не уйдешь. В городе-то снег не чистят, а уж у нас… А вместе мы – сила. Мы с ней похожи: тоже вся ломанная-переломанная, но двигается! В больницы не хожу, какие мне льготы полагаются, не особенно интересуюсь.
Как-то предлагали в общество инвалидов вступить, я отказалась. Зачем? Я не чувствую, что какая-то особенная.
Проблемы с ногами у Юли начались в 4 года. Диагноз поставить не могли долго, а в конце 90-х, когда ей наконец провели диковинную тогда магнитно-резонансную томографию, выяснилось, что опухоль в спинном мозге уже проросла в легкие. За следующие три года она перенесла несколько операций, каждая из которых давала надежду, но лишь вновь приковывала к кровати.
– Лежала по полгода в гипсовом корсете, – рассказывает Юля. – Казалось, что вот еще одна операция, и встану. Читала, рисовала, освоила маникюр, вышивку, вязание. Все на пальцах буквально – интернета тогда не было. Тело свое изучила от и до. В 12 лет опять начали ломать кости, которые не успели еще срастись, и мне надоело. Плюнула: не хочу больше лечиться, жить хочу! Стала учиться сначала сидеть, ползать, потом встала на костыли. Некогда было в депрессию впадать, да и не с чего.
Мама с папой были рядом, помогали, поддерживали. Никогда они не относились ко мне, как к ущербной. Даша, подруга детства, ни на день не оставляла – приходила, сидела рядом, за руку держала. Потом сестренка родилась, надо было помогать – маленький ребенок в доме.
До 18 лет, когда мне поставили первую группу инвалидности, я еще надеялась. Но когда в карте реабилитации прописали инвалидную коляску, поняла – хватит ждать чуда, надо жить с тем, что есть. К тому времени уже и привыкла. Ну да, инвалид, и что с того? У меня все есть, я нормальный человек. Чего-то я не могу? Научусь и завтра смогу.
Не хотела, чтобы родители жертвовали мечтой
Машину с помощью родителей Юля купила восемь лет назад, чтобы добираться до работы. Школу окончила отлично, подала было документы в вуз, но поняла, что будет очень проблематично ездить из Калинино в город на учебу.
Вовремя позвонили из местного предприятия «Лузинское зерно», где требовался кадровик-делопроизводитель. Трехмесячные курсы прошла экстерном за две недели – очень хотелось быть полезной. Отчеты, бумаги, справки, табели поначалу казались скучными, но она умеет находить интересное во всем.
– Нравится, что могу привести цифры в порядок, – признается Юля. – Мне хочется быть лучшей во всем, понимаю, что без меня там неизвестно что будет. Я же перфекционист, когда вяжу, могу одну шапку по десять раз распускать, пока не получится так, как задумала. Зарплата небольшая, но в селе в принципе много не зарабатывают. Чтобы получать больше, нужно переезжать в город, а я хочу жить только в деревне. Предприятие мое, к счастью, там и находится. Так что каждое утро уезжаю на работу, вечером возвращаюсь. Дома, кстати, тоже большая лестница, хотя в плане есть и пандус. Папа, когда дом проектировал, предусмотрел на всякий случай – вдруг мне станет хуже. Но сейчас не нужно: облениться могу, если слишком легко будет.
Папа у Юли – сварщик с золотыми руками, мама работает санитаркой в Калининском фельдшерско-акушерском пункте. Болезнь дочери не помешала им, а даже, напротив, помогла реализовать мечту.
– Мы жили в одном краю деревни, а строились в другом, – вспоминает Юля. – Стройка шла медленно. Все ведь своими руками, никого не нанимали: с деньгами было нелегко, да и болезнь моя сильно затормозила процесс. Мне было 19, когда полупостроенный дом обворовали: утащили все дорогие инструменты. Тогда я решила, что поеду туда жить, чтобы заодно и сторожить. Тем более, что в спальне и кухне уже был пол, свет проведен, печка сложена. Топить только надо было научиться, но я справилась. И два года родители, как ни уставали на работе, каждый день шли доделывать дом: Юлька же там одна! Так что эффект от моей самостоятельности вышел положительным со всех сторон. Неизвестно, сколько бы еще стройка тянулась. Не могу сказать, что я сознательно этого добивалась, но точно не хотела, чтобы родители жертвовали своей мечтой ради меня.
Не раз вылетала из кресла на паркет
От собственной мечты Юля тоже не отказалась: с детства она видела себя на сцене. Шесть лет назад узнала про общественную организацию «Танцы без границ», приехала на занятия… И увлеклась.
Первые полгода каталась на обычном кресле, гораздо более тяжелом и неповоротливом, чем танцевальное. Не раз вылетала из него, грохаясь на паркет. А когда обкатывала новое, в кровь стерла бедра.
– Все так тренируются, ничего особенного, – говорит она. – Пока живой, нет никаких трудностей, все решаемо. Главное – не ныть. Больно? Ну и что? Перетерплю и не замечу, занятий из-за этого не брошу. В коллективе у нас 9 пар, ребятам с ДЦП гораздо труднее. Степень поражения у всех разная, а у нас ведь ансамбль, поэтому вместе делаем то, что может самый слабый. Мне простые движения делать скучновато, сложнее надо.
Сложнее стало, когда у Юли появился партнер – профессиональный танцор Дмитрий Рылов. Причем не только физически, но и морально. Два лидера в одной упряжке долго не могли найти общий язык, подстроиться друг под друга.
– Мы и сейчас не друзья: когда на личное переходим, пух и перья летят, – объясняет Юлия. – Оба вредные, но учимся находить компромисс, работаем над собой. Тем более, что оба целеустремленные, упорные, и я понимаю, что побеждать мы можем только вместе. В спортивных танцах, которыми мы занимаемся с Димой, нет скидок на болезнь. Я должна выполнять движения отлично, без скидок и отговорок: все, как я люблю. Ноги не работают, но есть тело, лицо, улыбка. Комплекс движений одинаков, но выполнять ведь их можно по-разному. Сколько я пересмотрела танцевальных видео – и на колясках, и на ногах! Все, что есть, наверное. Самое плохое, когда инвалид бьет на жалость. Бывает такое: тяжело смотреть, потому что понимаешь, как ему трудно. А высший класс – когда зритель не видит твоих стараний: только ритм, только полет!
Хотела бы я все «отменить»
На счету у Юлии Курочкиной и Дмитрия Рылова, кроме победы на Чемпионате мира, второе место на Кубке России в Тюмени, серебряная и бронзовая медали на Чемпионате России в Санкт-Петербурге. Но Юля недовольна:
– Мне всегда на соревнованиях помогало понимание, что это не последняя моя попытка: не получилось сегодня, проанализирую ошибки и получится завтра, – задумывается она. – Но теперь четыре года мы не попадем на чемпионат мира из-за санкций ВАДА. Будем, конечно, бороться за Кубок Москвы и Кубок России. Но хочется ведь стать лучше себя: бронза – не золото! Смогу ли доказать это через четыре года, не уверена. Сейчас я вся в танце, а часики-то тикают. Детей люблю, ребенка хочу. Мужа – не знаю. Я настолько самодостаточна, что не представляю рядом с собой кого-то. Однажды, правда, случилось, что встала посреди города: указатель бензина сломался, топливо кончилось, а я и не заметила. Вот в тот момент замуж захотела! Слава Богу, друзья через десять минут примчались, выручили. Но даже если не окажется больше в моей жизни Чемпионата мира, танцевать буду, наверное, всегда.
Очень бы Юле хотелось вернуться в те города, в которых она уже была на соревнованиях. Но «дикарем»: посмотреть, как люди живут. Спортивный график тяжелый, экскурсий не предполагает, потому Санкт-Петербург с Бонном она видела в основном из окна автобуса.
Танцы – удовольствие дорогое: легкая титановая коляска делается индивидуально под человека, хорошие красивые платья для выступлений, сшитые с учетом особенностей танцорши, тоже стоят недешево. Просить денег у родителей Юля не хочет и только молится, чтобы старушка-машина прослужила подольше.
Впрочем, в ближайший год будет не до путешествий: общественная организация «Танцы без границ» выиграла грант на постановку мюзикла «Невозможное возможно» на сцене Омского музыкального театра, где Юля играет главную роль. Предстоит овладеть вокалом, декламацией, актерским мастерством – премьера назначена на декабрь.
– Это спектакль о девушке, которая стала инвалидом, но не опустила руки, нашла себя в танце, – рассказывает Юля. – И не только – он гораздо шире. Наверное, о том, что счастье внутри нас, а оно у каждого свое. У меня подруга есть, Катя, тоже колясочница, по интернету познакомились. Не танцует, потому что только одна рука работает: коляской управлять трудно. Но несколько лет назад решила жить самостоятельно, переехала в город, сняла квартиру, абсолютно все делает одной рукой и счастлива!
Вокруг меня все прекрасны. Даже если я еду в госучреждение, где злая очередь и суровые чиновники, все хорошо, все улыбаются! Мне кажется, все от нас идет. Однажды поймала внутри себя счастье и поняла, что мне в нем классно. С тех пор оно так и живет во мне: не люблю плохое настроение, стараюсь от него скорее избавляться, тем более, что во всем можно найти хорошее. Самоконтроль, конечно, нужен жесткий. Ну да ведь нет ничего невозможного! Сейчас инвалиды и с парашютом прыгают, и с аквалангами ныряют, главное – желать. Я много думала – хотелось бы мне вернуться в прошлое, чтобы «отменить» ту злосчастную опухоль? И поняла: нет.
Я не хочу быть другой, какой бы наверняка стала, если бы все было хорошо.
Закончила бы какой-нибудь скучный институт, стала каким-нибудь рядовым клерком, вышла бы замуж, растолстела. Мне нравится моя жизнь! Нравится бороться, стискивать зубы, преодолевать себя, чтобы потом взлететь в танце…
Фонд «Правмир» помогает взрослым и детям, нуждающимся в восстановлении нарушенных или утраченных функций после операций, травм, ДТП, несчастных случаев, инсультов и других заболеваний, пройти реабилитацию. Ведь это самое важное в любой сложной ситуации – не сдаваться. Вы можете помочь не только разово, но и подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.
Фото автора и из личного архива Юлии Курочкиной