— Христиане всерьез обсуждают, грешно ли «косить» от армии. Странно звучит… Грешно ли ездить в автобусе без билета? Не платить налоги? Заниматься личными делами в рабочее время? Да, мы периодически делаем такие вещи просто потому, что мы слабы, а жизнь сложна. Но если объявить простую человеческую слабость своей принципиальной позицией, и уж тем более счесть ее безгрешной… Повестка в военкомат — повод по-настоящему ответить на очень серьезные вопросы. Готов ли ты оставаться христианином в любых, а не только в комфортных условиях? Считаешь ли ты, что ничем не лучше своего ровесника и соседа?
Весной 87-го, когда меня призвали в Советскую армию, я был отцом одного ребенка, студентом МГУ (но тогда для военкомата это ничего не значило) и… новообращенным христианином. Скажу честно: если бы у моих родителей был мощный блат или деньги для взятки — я бы откосил. А вот бегать по родственникам и жить, скрываясь от военкома, я принципиально не хотел.
Жалею ли я о двух потраченных годах? Если так ставить вопрос — да, безусловно, жалею. «Жизнь — это книга, из которой две страницы вырваны на самом интересном месте», — гласила армейская поговорка тех времен. Наверное, эти два года я мог бы провести с гораздо большей пользой. Но это была бы какая-то другая жизнь, а не та, которую прожил я. И если поставить вопрос иначе: жалею ли я, что служил в армии, — я честно отвечу «нет».
Если рассматривать свою жизнь не как ресурс, который тратишь по собственному произволению, а как путь, по которому нужно пройти и многому по дороге научиться, то армия, безусловно, не была бессмысленной тратой времени. Она была школой. Но не молодого бойца (портянки наматывать — это просто), а именно что молодого христианина. Там я попадал в такие ситуации, в которых никогда бы не оказался в своей домашней, уютной жизни. В конце концов, вся наша церковная аскетика возникла уже в те времена, когда христианам стало безопасно и удобно жить: апостолы, странствуя по дорогам империи с немалым риском для жизни, не считали земные поклоны и не разбирались, в какие дни по уставу положены вино и елей. Сегодня мы создаем для себя трудности именно потому, что без них человек — во всяком случае, христианин — теряет форму. В армии эти трудности придут сами, в них не будет ничего искусственного.
Сейчас мне кажется самым важным другое — подготовить сына физически, нравственно и духовно... не к армии, а к взрослой жизни. Это ему точно пригодится.
Именно там я впервые задумался о смысле Нагорной проповеди — о ее буквальном, животрепещущем смысле. Что делать, когда бьют по морде, то есть по щеке? Я пробовал и сдачи давать (как принято), и другой стороной поворачиваться (как написано). Выходило не очень хорошо и так и эдак, зато я начинал понимать подлинную цену евангельских слов. Впрочем, били редко, и вообще — не случилось за два года ничего такого, чего я не смог бы перенести. А насколько по-другому выглядит заповедь «не укради», когда попадаешь на продовольственный склад, а тебе банально хочется жрать…
За что я особенно благодарен Богу — это за опыт тайного христианства. В Советской армии свой карманный Новый Завет я скрывал почти год. Потом старшина отобрал его у меня на утреннем осмотре, грозился карами, но… книгу вернул мне замполит полка (никто ниже рангом не решился): Горбачев уже готовился к празднованию тысячелетия Крещения Руси, и… «теперь это можно», сказал мне замполит. Старшина был очень удивлен.
Моему сыну 11 лет. Стану ли я его «отмазывать»? Я еще не знаю. Слаб человек. Но сейчас мне кажется самым важным другое — подготовить его физически, нравственно и духовно… не к армии, а к взрослой жизни. Это ему точно пригодится.