Священник Максим Горожанкин. Фото: peschanka.cerkov.ru
В десять лет я впервые прочитал Евангелие – до сих пор то издание стоит у меня на полке как память о начале моей христианской жизни. После прочтения Евангелия я начал ходить в храм. Время шло своим чередом, пришла весна, а вместе с ней и Великий пост. Это был первый и, наверное, самый запоминающийся пост в моей жизни. Несмотря на учебу в школе, я старался как можно чаще посещать богослужения. В Великую Субботу я помогал украшать в храме Плащаницу.
И вот Плащаница украшена, храм пора закрывать, все ушли, и я остался совершенно один. До сих пор помню, как стоял в тишине и вспоминал прочитанное в Евангелии, как ощутил, настолько, насколько возможно было в мои 11 лет, одиночество Христа, как Он был оставлен всеми на Своем страстном пути к Голгофе.
И тогда, наверное, я впервые себе задал вопрос: «А как я могу ответить на то, что Бог сделал для меня?»
Возможно, благодаря тому размышлению, которое длилось меньше минуты, моя дальнейшая жизнь сложилась именно так, как сложилась, и именно тогда впервые появилось желание стать священником.
И в дальнейшей жизни я по-особому воспринимал и воспринимаю места Евангелия, в которых говорится, как Христос оставался один, когда Он молился, когда Он удалялся от людей, когда даже у Господа было чувство богооставленности: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 15:34).
Христос, Который пришел спасти мир, претерпел от мира всевозможное зло, поношение и смерть. Но Христос воскрес и, соответственно, мы на своем жизненном пути, проходя через опыт одиночества, может быть, какого-то горя, воскреснем со Христом. Он нам показал путь, и от нас зависит, идем мы по нему или нет.
Когда я учился в семинарии, мне запомнилась одна цитата, которую я постоянно вспоминаю на Страстной. Это слова святителя Прокла Константинопольского о божеском и человеческом Христе: «Он Один и Тот же был и в лоне Отца и во чреве Девы; Один и Тот же – на руках Матери и на крыльях ветров (Пс. 103:3); Он, Которому поклонялись Ангелы, в то же время возлежал за столом с мытарями. На Него Серафимы не смели взирать, и в то же время Пилат делал Ему допрос.
Он – Один и Тот же, Которого заушал раб и пред Которым трепетала вся тварь.
Он пригвождался ко Кресту и восседал на Престоле Славы, – полагался во гроб и простирал «небо яко кожу» (Пс. 103:2), – причислен был к мертвым и упразднил ад; здесь, на земле, клеветали на Него, как обманщика, – там, на Небе, воздавали Ему славу, как Всесвятому. Какое непостижимое таинство! Вижу чудеса, и исповедую, что Он – Бог; вижу страдания, и не могу отрицать, что Он – Человек».