Священник Константин Пархоменко
— Собрались мы однажды в паломничество. Должны были ехать и наши друзья — Сергей и Ольга. Но накануне вечером Ольга позвонила расстроенная и сообщила, что, скорее всего, поехать не сможет — только что сильно ошпарила ногу, уронив с плиты кипящий чайник. Жаль, конечно, но что поделаешь! И все же, когда мы уже заняли места в автобусе, появился Сергей, который буквально тащил на себе жену. Ольга сильно хромала, лицо ее было искажено страданием.
Общими усилиями загружаем ее в автобус и помогаем сесть. Ольга жалуется, что в дороге боль усилилась. К счастью, она захватила чистые бинты, и прямо в автобусе мы помогаем ей сделать перевязку. Выглядит страшно: около щиколотки — большая мокнущая рана. Кожа слезла, края раны желтоватого оттенка, нога покраснела и распухла. Врачи квалифицируют такое повреждение как «ожог степени 3-а». Как же она решилась ехать? Причина проста: деньги за поездку уже заплачены. Для их семейного бюджета это немало. И Ольге просто совесть не позволяет допустить, чтобы из-за нее деньги пропали!
Вторая причина — она настроилась ехать, готовилась к Причастию… Они с мужем поговорили и решили, что упавший на ногу чайник с кипятком — это искушение для них обоих и Господь, наверное, таким образом хочет наказать их, научить смирению и терпению. И они должны доказать, что духовные блага для них важнее физической боли и трудностей. В принципе, я не удивлен: их послушать, так Господь только и делает, что всех нас наказывает, посылая на наши головы всяческие бедствия по грехам нашим, потому как другого мы ничего не заслужили…
Я как-то пытался возразить, что если бы Господь нам посылал то, что мы на самом деле ЗАСЛУЖИЛИ, мы бы давно уже все горели в аду, а Господь по милости Своей посылает нам как раз то, чего мы НЕ ЗАСЛУЖИЛИ. Но спорить бесполезно. Потому что как у одного известного юмориста: «Что будет хуже — верю, что лучше — нет». Я очень уважаю этих искренних и последовательных людей, готовых ежедневно совершать подвиг во имя веры, но их взгляды на жизнь всегда казались мне чересчур мрачными… Кто из нас прав, Господь рассудит.
Ровно в полночь автобус трогается с места. Женщина-экскурсовод рассказывает о цели нашего путешествия — Введено-Оятском монастыре. Под ее негромкий голос я засыпаю. Будят нас на рассвете — половина пятого утра. Состояние аховое! Июнь выдался очень холодный. Мы в куртках, свитерах, и все равно очень холодно!
— Быстрее, быстрее! Сначала идут братья, сестры — позже…
Странно… что за правила? Первая мысль: мы еще не прибыли на место, нас где-то в лесу выпустили, чтобы сходить в туалет… Но вокруг — чистое поле. Туман, розовый от восходящего солнца, пробирает сыростью до костей. И мы устремляемся по проселочной дороге куда-то в этот туман… Из разговоров понимаю, что матушка настоятельница благословила всю нашу группу окунаться в каком-то святом источнике…
Что еще за источник? Впервые слышу! Новички спрашивают друг у друга, будет ли кто окунаться. Нет, конечно! В такую-то холодрыгу!
Но вдруг неожиданно для самого себя заявляю:
— А я буду!
Не знаю, сработал ли эффект «халявы», или просто я подумал, что никогда не прощу себе, что вот был тут, была возможность, а я из-за минутной слабости ее упустил. В общем, когда мы подошли к водоему, окунаться хотели уже все.
Введено-Оятский женский монастырь. Фото: 1lines.ru
Быстро раздеваемся и, подбадривая себя криками: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!», всей толпой бросаемся в воду. Окунуться надо трижды, с головой. Ледяная вода приводит в состояние какой-то взвинченной эйфории, но когда вылезаем на берег, нас ждет новый «сюрприз»: оказывается, вытираться нельзя, сразу одеваться — тоже. Надо еще вылить на себя три ведра воды, которая течет тоненькой струйкой из какой-то трубы…
Ведерко набирается очень медленно, мы выстраиваемся в очередь — голые, синие, дрожащие, с несчастными лицами, ну чисто грешники на картине Страшного Суда! Но вот испытание закончено, можно одеться. Шагаем к монастырю. Пытаюсь унять дрожь, но это бесполезно. Так, выстукивая зубами победный марш, мы подходим к храму. Внутри чуть теплее, зубы уже не стучат, но мурашки все еще бегают по спине при каждом движении…
Прикладываемся к иконам и занимаем очередь к исповеди.
А вот и женщины подошли! Мне стыдно, что я совсем забыл про Ольгу. Наверное, она осталась в автобусе. Не может быть, чтобы пошла окунаться в источнике! Это же настоящее безумие! Женщины рассказывают, как они все организовали, и я сожалею, что мы не догадались сделать так же: они не стали раздеваться и прыгать в водоем все сразу. Сделали по-умному. Пока одна раздевалась и окуналась, другая набирала воду сразу в три ведерка, обливала подругу, а третья уже стояла с теплой одеждой наготове… Поэтому женщины, в отличие от нас, были веселые и совсем не замерзшие.
Но что это? Среди группы вновь вошедших я вижу Ольгу! Волосы у нее мокрые, на лице блестят капельки воды, и лицо это — совершенно счастливое! Но это не самое удивительное… Я замечаю, что с ней что-то не так, но не сразу понимаю, что именно. И тут до меня доходит: Ольга не хромает! Осторожно спрашиваю:
— Как у тебя с ногой-то?
— Ой, я и забыла про нее! — удивленно заявляет Ольга. — Совсем не болит! И вообще, я так хорошо себя чувствую…
До источника не помню, как доползла, девочки меня дотащили, а потом как-то совсем забыла про все. А вылезла — не болит! Не помню, в какой момент прошло.
Тут мое маловерие и материалистическое воспитание немедленно дали о себе знать:
— Оля, источник, конечно, святой… Но в воде бактерии, они-то не святые! Понимаешь, благодать — это ведь духовно… А материально — вода там не очень чистая, у тебя все-таки открытая рана… Давай на всякий случай перебинтуем. Вдруг уже заражение началось? А не болит — это потому что от холодной воды нога онемела, вот ты и не чувствуешь. Плюс самовнушение. У тебя после холодного купания эндорфинов много в крови, они тоже притупляют ощущение боли.
Ольга — дама образованная. И свое образование получала, как и я, в советское время. Так что мои аргументы кажутся ей убедительными. Она тоже считает, что чудеса — понятие «иносказательное» и касается, конечно, только духовных прозрений, моральных подвижек и т. д. Но уж материальным грешным миром Бог, конечно, управляет исключительно с помощью законов физики и медицины. И правда — что она натворила? Мало того, что полезла в священный источник в бинтах, которые теперь нельзя выбросить, а только сжечь или закопать в чистом месте, так еще и легкомысленно подвергла опасности свое здоровье. И теперь, если у нее с ногой плохо, кому-то придется вместо исповеди и причастия вызывать ей скорую или искать машину и везти в больницу. Скорее всего, мужу… Ольга уже не так радостна, ее начинает мучить чувство вины за свое легкомыслие и самонадеянность.
Мы выходим в некое подобие тамбура, Ольга садится на скамейку, а я начинаю осторожно разворачивать мокрые бинты. Мысленно готовлюсь к тому, что я там увижу…
Я ожидал чего угодно — гнойных язв, некротических тканей, сепсиса… Но там, где еще вчера вечером сочился лимфой свежий ожог, сейчас была… рубцовая ткань! От отека не осталось и следа. Рубец — чуть розоватый, но вполне сформировавшийся… Так НЕ БЫВАЕТ! Ну, опухоль прошла, ну, корочка образовалась — ладно… Нет, ожог именно ЗАЖИЛ!
У меня в голове что-то не складывалось… Может, мы каким-то образом провалились во временной портал и со вчерашнего дня на самом деле прошло дней десять-двенадцать? Ведь именно столько требуется, чтобы затянувшаяся рана приобрела такой вид.
А в следующие несколько секунд приходит осознание, что я стал свидетелем чуда. Настоящего, сверхъестественного чуда исцеления! И первое возникшее ощущение — страх и растерянность… Наподобие того, что испытывает человек в грязной рабочей или походной одежде, случайно открывший не ту дверь и оказавшийся в президиуме какого-нибудь высокого собрания. Именно так — как будто я по ошибке, случайно оказался там, где не должен быть! Потому что КТО Я ТАКОЙ, чтобы сподобиться видеть ЭТО!
Ольга и Сергей — да, они хорошие христиане, они соблюдают все-все правила, постоянно следят за своим духовным развитием, ограничивают себя во всем, борются с грехами, чуждаются развлечений и вообще проявляют чудеса решимости, терпения и трудолюбия, на которые я не способен и, скорее всего, никогда не буду способен… Здесь, на этом месте, должен быть не я, а кто-то другой! Смешное ощущение, что я, как слуга в комедии ошибок, вошел вместо господина, который где-то замешкался… И меня приняли за него и вручили документы государственной важности, которые я по своей серости и ограниченности даже прочитать не могу, не то что поступить с ними должным образом!
Потом я понимаю, что, раз уж так получилось (ну, бывает, что какой-нибудь школьник, роясь в земле, случайно наткнется на череп мамонта), мой долг — позвать «специалистов», то есть «хороших и правильных» христиан… Ну, хотя бы потому, что им, если что, наверное, скорее поверят, чем мне.
— Оля… надо людей позвать… — наконец я обретаю дар речи. — Это ведь ЧУДО!
Но Ольга почему-то очень пугается и смущается:
— Нет, не надо никого звать! Там исповедь уже идет… И вообще, не надо…
Ольга начинает судорожно натягивать гольф на зажившую ступню, прятать в пакетик мокрые бинты… Я не совсем понимаю, почему она не хочет показать всем присутствующим, что произошло, но соглашаюсь с тем, что это ее право. В конце концов я соглашаюсь, что недостоин быть официальным первым свидетелем чуда, подтвержденного большой группой людей. Предлагаю позвать хотя бы ее мужа, но у Сергея подходит очередь на исповедь, и вообще он углублен в чтение молитвослова и явно находится где-то не здесь. Ольга считает себя не вправе беспокоить мужа в такой важный момент. Она скажет ему потом…
После причастия мы выходим из храма на залитый дневным июньским солнцем простор… Небо высоко-синее, ультрамариновое. Вытянутые по вертикали кучевые облака подобны волшебным дворцам, созданным с помощью компьютерной графики. Бедность неотремонтированных монастырских построек лишь подчеркивает величие подлинного ХРАМА — духовного. Вся природа как будто является храмом — с куполом неба, колоннами деревьев на горизонте, бесконечной дорогой к невидимому алтарю — чудесному проявлению воли Божией и любви Божией во всем, к чему мы можем прикоснуться. Словно невидимое на какой-то миг становится видимым… И страх, и неуверенность мои улетучиваются. И накрывает теплая волна благодарности Богу — Он МНЕ дал возможность это видеть!
Ничего нет случайного. Каждое чудо имеет глубокий смысл. И важно оно не только тем, что свершилось, но и тем, кому была дана возможность его видеть.
Ну и что, что я не смогу это доказать? Ведь и правда, не гожусь я на роль «свидетеля чудес»… Но я-то видел! Я знаю, что это было! Бог дал мне возможность увидеть частичку другого мира, другого измерения. Снизошел ко мне — самому грешному (уж среди присутствующих в группе — наверняка!), потому что так велика Его любовь даже к самому последнему из людей.
И я понимаю, что и бездонное синее небо, и огромное пространство, наполненное чистым воздухом с примесью аромата луговых цветов, и исцеление Ольги, и возможность это увидеть и понять — явления одного порядка. Каждый наш вздох, каждый шаг по земле — все это ЧУДО Господне! Чудо, что наша планета вертится вокруг Солнца и хранит хрупкость природы и человеческой жизни среди бездны ледяного космоса. Чудо любви Божией. И в этом чуде всеобщей жизни есть место для всех, и для меня — тоже.
Через несколько лет в разговоре с Сергеем и Ольгой мы коснулись темы чудес. Ольга вздохнула:
— А в моей жизни чудес не было… только испытания!
— Оля, а как же нога? Ну, исцеление от источника, помнишь?
— Ох, правда! — просияла Ольга. — Я и забыла! И ведь точно было!
— Забыла она… — добродушно-ворчливо добавил Сергей, — я-то не забыл, как тащил тебя тогда на автобус… Думал, если обратно так же потащу — у самого спина развалится!
Странно устроена память человеческая. Плохое и неприятное всегда помним. А радость быстро забываем. Даже если эта радость — самое настоящее ЧУДО!