https://www.facebook.com/BuzzFeedVideo/videos/10156793536720329/
«Я и моя сестра-близнец Мириам родились в 1934. мы были третьим и четвертым ребенком в семье. Мы жили в очень маленькой деревне в Румынии».
В мае 1944 года Еву и ее семью привезли в Освенцим.
«Мы вышли из вагона. Людей делили на тех, кто будет жить, и тех, кто умрет. Люди плакали, толкались, собаки лаяли, стараясь навести порядок. Я крутилась, пытаясь понять, что это за место. Когда я обернулась, я поняла, что моего отца и двух старших сестер забрали, я никогда их больше не видела. Мы держались за маму.
На середину платформы вбежал нацист, вопя на немецком «Близнецы! Близнецы!». Он заметил нас и потребовал ответить, близнецы мы или нет. Мама спросила: «Это хорошо?». Нацист ответил: «Да». Тогда мама ответила «Да!». В этот момент подошел другой нацист, толкнул нашу маму направо, а нас налево. Мы плакали, она плакала. Я навсегда запомнила, как она в отчаянии тянула к нам руки. Я не сказала ей прощай, не понимала тогда, что мы виделись с ней в последний раз.
Всего за 30 минут с тех пор, как нас высадили из вагона, всю мою семью увели. Остались только я и Мириам, мы держались за руки и плакали. Как мы позже поняли, мы были близнецами Менгеле».
Доктор Йозеф Менгеле, известный как Ангел смерти, проводил эксперименты над близнецами. Его миссией было найти способ повысить рождаемость арийской расы.
«Меня использовали в двух типах экспериментов. В понедельник, среду и пятницу нас с сестрой обнаженными заводили в комнату с другими близнецами. Они измеряли все части моего тела, сравнивали их с измерениями Мириам, а затем сравнивали с графиками.
В другие дни, вторник, четверг и субботу, они забирали нас в лабораторию. Они перевязывали обе мои руки, чтобы ограничить кровоток, брали много крови из левой руки и делали минимум 5 инъекций в правую руку. Состав этих инъекций мы не знали тогда и не знаем сейчас.
После одной из таких инъекций я сильно заболела, меня лихорадило. Мои руки и ноги опухли, они очень болели, на теле были огромные красные пятна.
Во время следующего визита в лабораторию они не стали перевязывать мою руку. Вместо этого мне измерили температуру и немедленно отправили меня в госпиталь. Это был такой же барак, только заполненный людьми, которые казались скорее мертвыми, чем живыми.
На следующий день доктор Менделе пришел ко мне с четырьмя другими врачами, взглянул на график моей температуры и сказал: «Очень плохо, такая молодая. Она проживет не больше двух недель».
В следующие две недели я четко помню только один момент. Я больше не могу ходить, поэтому ползу к крану с водой на другом конце барака, слабею и бессознательно говорю себе «я должна выжить, я должна выжить».
Через две недели моя температура упала, и я сразу почувствовала себя намного сильнее. Еще через три недели температура стала нормальной.
Мириам… Когда я вернулась, она сидела на кровати и смотрела в пространство. Я спросила: «Что с тобой случилось?», а она ответила: «Я не могу говорить об этом, я не буду». Мы не говорили с ней об Освенциме до 1985 года».
12 января 1945 года Ева и Мириам были освобождены советской армией.
«В 1985 году я спросила ее: «Мириам, ты помнишь, как меня забрали в госпиталь?». Она ответила: «Да». «Что случилось с тобой, когда я была в госпитале?». Она ответила «Я была под наблюдением нацистких врачей 24 часа в сутки». Это были те самые две недели, в течении которых по словам Менделе я должна была умереть. Я спросила ее, что случилось через две недели. Она рассказала, что ее забрали в лабораторию и сделали ей много инъекций, после которых она почувствовала себя очень слабой.
Позже, когда она выросла, женилась в Израиле и забеременела, мы обнаружили, что у нее есть тяжелая почечная инфекция, которая не реагирует на антибиотики. Во время следующей беременности врачи обнаружили что почки Мириам не больше почек десятилетнего ребенка.
Я просила Мириам не заводить больше детей, потому что каждая беременность была опасна для ее жизни, но она родила третьего ребенка. После этого состояние ее почек стало ухудшаться и к 1987 году они отказали. Я стала ее донором. У меня было две почки и одна сестра, это был простой выбор.
Но через год у нее обнаружили раковый полип в мочевом пузыре. Врачи просили меня найти наши дела из Освенцима, но у меня не получилось, и мы так и не узнали, какие вещества вводили в наши тела.
Мириам умерла 6 июня 1993 года. Через месяц после ее смерти мне позвонил профессор из Бостона. Он рассказал, что хотел бы поговорить со мной в Бостоне и было бы неплохо взять с собой немецкого врача.
Я была ошеломлена его вопросом и, когда думала об этом, вспомнила о последнем проекте, над которым мы вместе с Мириам работали в 1992 году. Это был документальный фильм немецкого телевиденья о близнецах Менгеле и в этом фильме был немецкий доктор из Освенцима. Я подумала, что, если он был жив в 1992, он должен быть в живых и в 1993 году. Я получила его телефонный номер, позвонила ему и пригласила его в Бостон. Он ответил, что не готов приехать, но он может принять меня в своем доме в Германии».
В Августе 1993 года Ева приехала домой к доктору Мюнху.
«Я не планировала спрашивать у него что-то. Внезапно я сказала: «Вы когда-нибудь заходили в газовую камеру? Вы знаете, как она управлялась?». Он кивнул, ответил «Это мой ночной кошмар, я живу с этим каждый день» и стал рассказывать, как была устроена газовая камера.
Он оставался снаружи и смотрел через глазок как пускают газ и люди умирают. Когда все в камере были мертвы, и никто больше не двигался, он подписывал одно свидетельство о смерти. Без имен, просто количество убитых людей.
В 1995 году я попросила его поехать со мной в Освенцим на пятидесятилетие освобождения из лагеря. Я хотела, чтобы на руинах газовой камеры Освенцима он подписал документ со своим рассказом. Доктор Мюнх немедленно согласился.
У меня есть настоящий документ, подписанный нацистом. Поэтому теперь, если я вижу ревизиониста, утверждающего, что Холокоста не была, я могу взять этот документ и ткнуть ему в лицо.
Я хочу сказать спасибо этому доктору за готовность задокументировать то, что происходило в газовых камерах. Я не знаю, как можно быть благодарной нацисту. Я никому не говорю об этом, потому что даже для меня это звучит странно. Я не хочу, чтобы кто-то заставил меня передумать.
Через 10 месяцев я проснулась утром и одна простая идея пришла в мою голову. Что если написать письмо о прощении от меня доктору Мюнху? Я сразу же поняла, что ему это понравится и это будет значимым подарком для него. Женщина, выжившая в Освенциме, дает ему, нацистскому доктору, письмо о прощении.
Я обнаружила в себе что-то, что изменило мою жизнь. Я поняла, что обладаю силой прощения. Никто не мог дать мне эту силу, никто не мог забрать ее. Она была полностью моей, и я могла использовать ее по своему усмотрению. Произошла интересная вещь. Я была жертвой почти 50 лет и никогда не думала, что у меня есть власть над собственной жизнью.
Я стала писать письмо и не знала, как это сделать. Я писала его 4 месяца. Потом я подумала, что кто-то должен прочитать его, потому что я не очень хорошо пишу по-английски. Я хотела, чтобы мой бывший профессор по английскому прочитала его. Мы встретились трижды и на третий раз она сказала: «Очень хорошо, Ева, ты простила доктора Мюнха. Но твоя проблема не доктор Мюнх, твоя проблема – доктор Менгеле».
Я не совсем была готова простить доктора Менгеле. Она сказала: «Хорошо, я буду встречаться с тобой, редактировать твои письма. Но я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение. Когда ты придешь домой сегодня ночью, представь, что Менгеле в комнате и ты говоришь ему, что прощаешь его. Потому что я хочу знать, как ты будешь себя чувствовать, если сможешь сделать это».
Я подумала, что это интересная идея. Я пришла домой, открыла словарь и выписала оттуда 20 ругательных слов и прочитала их чётко и громко воображаемому Менгелю в комнате, а в конце сказала: «Несмотря на все это я прощаю тебя».
Я почувствовала себя лучше и поняла, что имею силу над Ангелом смерти Освенцима.
Затем мы поехали в Освенцим. Доктор Мюнх приехал с сыном, дочкой и внучкой, я была с сыном и дочерью. Я прочитала свою декларацию об амнистии, затем мы оба подписали ее.
Я почувствовала себя свободной, свободной от Освенцима, свободной от Менгеле. Я знаю, большинство выживших осудит меня. Но что такое мое прощение? Это акт самовосстановления, самоосвобождения. Все жертвы, весь ущерб, чувство безнадежности, чувство беспомощности, бессилия. Я хочу, чтобы все запомнили. Мы не можем поменять то, что произошло, но мы можем поменять наше отношение к этому.
Источник — Buzzfeed