«Я знала, что убиваю себя. По сути, это и была цель»
Дарья, 25 лет
Сложно описать чувство, когда смотришь в зеркало – и хоть бы что-то нравилось. А с этим лицом приходится жить, приходится выходить на улицу, общаться с людьми. Доходило до того, что я заставляла себя говорить что-то в ответ, даже улыбаться, а сама в этот момент только и думала: «Как они вообще сейчас смотрят на меня, на это уродство?»
Все началось примерно в 15 лет. В обществе в первую очередь котируются какие люди? Экстраверты, «душа компании», легкие на подъем. Я была человеком в себе, думающим. Я не понимала, что это даже хорошо, что такие люди тоже нужны. Потом, с того момента как я начала сравнивать себя с другими, это уже переросло в дисморфофобию. Ненависть к себе бесконечная. Я могла полчаса смотреть в зеркало и думать, что, куда, как отрезать, пришить, покрасить, на сколько еще похудеть, чтобы это было по крайней мере жизнеспособно.
Я стала отказываться от приглашений пойти куда-то, чтобы опять не проходить через двухчасовые муки сборов, макияжа, прически, когда в итоге смотришь на результат и ревешь.
Я даже не пошла на свой выпускной в школе. Ты жирная, ты себя чувствуешь ужасной, отвратительной, некрасивой, тупой, конечно, нет никакого желания выползать и показываться людям. Это привело к тому, что я потеряла много близких друзей, которые вообще-то хорошо ко мне относились.
Фото: unsplash
Самый мой главный комплекс – мешки под глазами. У меня они были всегда, как и у моей мамы, и у бабушки. Из-за этого родственники и близкие люди частенько могли отвесить комментарий: «Ты что, всю ночь бухала?», «Почему у тебя такой нездоровый цвет лица?», «Ты как больная выглядишь». Это все говорилось тогда, когда я была накрашена и вообще-то чувствовала себя красивой. Я бежала смотреть в зеркало: «Ага, действительно, какой-то цвет бледноватый, да и вообще у меня нос не такой, и губа не такая, и все не такое». В 24 года я сделала блефаропластику. Когда я убрала мешки под глазами, стало намного проще на себя смотреть.
Следующей должна была быть ринопластика. Каждый раз, подходя к зеркалу, я пальцем прижимала крылья носа и думала: вот теперь неплохо. Но за два дня до операции я отказалась. Сказала себе, что сделаю потом, если захочу, но сейчас мой нос меня устраивает полностью, я рада, что не решилась на операцию.
Когда пошла мода на худобу, я стала худеть. Три года у меня было расстройство пищевого поведения, потом булимия.
Все начинается, казалось бы, с обычной диеты – ой, да я на гречке с кефиром посижу недельку, а заканчивается тем, что через год, когда ты весишь уже 45 килограммов вместо 63, ты смотришь на яблоко и думаешь, можно ли его съесть или это будет слишком жирно, хотя в этот день ты ела только обезжиренный творог.
Все мысли о еде, абсолютно. Я даже не знаю, как я умудрялась работать. Но при этом нет ни одной секунды, когда ты можешь поесть, когда ты достоин еды. Вот этим людям можно есть, а тебе нельзя, потому что ты такая-сякая.
Я то считала калории, то сидела на диетах, бывало, не ела дней пять вообще, только пила кофе, под конец темнело в глазах и ноги еле носили. Я уже не могла ходить в туалет без слабительного. Потом эти бесконечные отеки по всему телу и на лице, а так как ты не хочешь ходить отекшая, приходится пить мочегонные. Мочегонные страшно сажают организм, выводят все витамины, все оставшееся полезное. Мама с бабушкой первое время пытались накормить меня силой, но они быстро поняли, чем грозит пара порций картошки по-французски. А грозило это тем, что я выпью в два раза больше слабительных таблеток и два дня проведу в слезах. В таком состоянии вообще не воспринимается, что говорят родные. Они говорят: «Ты убиваешь себя». А я знаю, по сути, это и есть цель.
С психологом я не занималась, потому что у нас в городе нет хороших специалистов. Я просто думала, что у меня невероятно низкая самооценка и ужасное, уродливое лицо. Я не знала, что у этого есть диагноз и что это нужно лечить. Когда я почувствовала, что готова к переменам, сама стала работать над собой. Оказалось, дело даже не в том, как я выгляжу, а в том, что за свое несовершенство я хочу наказать себя, заставить страдать.
Моя самооценка росла с нуля, и сейчас она на 50-60 процентов в плюсе, но еще есть над чем работать. А расстройство пищевого поведения у меня есть и сейчас, просто небольшой период ремиссии, когда я проще стала относиться к еде. Сейчас я вешу 53 килограмма и уже чувствую страх, что могу вернуться в те 63. Но нет дикой паники, нет унижающих мыслей. Иногда мне кажется, что все эти годы, с подросткового возраста до 24 лет, – это страшный сон или плохой фильм, который я зачем-то посмотрела и никак не могу выкинуть из головы.
«Родители говорили: «Ну, ты у нас не красавица…»
Анастасия, 27 лет
Папа иногда называл меня «Наська-ушаська», потому что у меня немного торчали ушки. Казалось бы, самое безобидное детское прозвище, но из-за этого лет до 18 я была уверена, что вместо ушей у меня огромные лопухи, как у Чебурашки. Бывало, родители говорили: «Ну, ты у нас не красавица». Потом в школе началось, дети же любят друг друга подкалывать. У меня это очень сильно отпечаталось. Красавицей-то я себя никогда не считала, а после 20 лет нелюбовь к своей внешности стала проявляться более ярко. Важно, чтобы именно отец формировал в девочке уверенность. Я своего папу очень люблю, но, к сожалению, он не мог этого. Такой у него был характер, советское воспитание или что еще. Меня как будто боялись перехвалить, причем в любом плане. Теперь мне приходится с этим справляться самой, я прохожу онлайн-курс по психологии и учусь себя принимать.
С чем это можно сравнить? У меня было ощущение раздвоения. Вот я человек, я есть, а вот мое тело, существует отдельно от меня. Иногда мне казалось, что я не живу, а смотрю фильм про свою жизнь.
В какие-то моменты я даже считала себя симпатичной, а временами накрывало так сильно, что я не могла смотреть в зеркало, мне не помогал ни макияж, ничего совершенно. Я постоянно фотографировалась, чтобы поймать какой-то более-менее нормальный ракурс, но фотографии только раздражали. Я смотрела на них и думала: «Боже мой, какой это урод». Конечно, мне казалось, что окружающие видят меня так же.
Больше всего я не любила свой нос, доставшийся в наследство от турецких предков. Доходило до дикой ненависти и слез. Казалось, что сначала появляется мой нос, а только потом, из-под него, – я. Мне не нравились мои глаза, слишком маленькие, губы, слишком тонкие и бесформенные, светлые брови дурацкой формы, даже линия роста волос, кривая и косая. Ну, и у меня была проблемная кожа. Подростком я один раз неудачно сходила к косметологу, остались ужасные воспоминания о том, как это было больно, и я больше не пошла. Своей кожей я занялась уже сама только несколько лет назад. Когда ситуация стала лучше, улучшилось и восприятие себя.
Я старалась особо не делиться с окружающими своими мыслями по поводу внешности, потому что боялась, что они могут меня сильно ранить. Было страшно услышать: «Да, ты на самом деле так себе». Но даже если случалось, что люди узнавали о моей проблеме и говорили: «Да брось, ты же красивая», я думала – неужели они не видят, какая у меня внешность, какой это ужас и кошмар, нет, они мне точно врут.
Когда мы ходили гулять с подругами, я всегда считала, что я и есть та самая страшная подружка среди милых, красивых девушек. Случались истерики, когда я очень хотела навредить себе в физическом плане, расцарапать лицо. Не знаю, как я справлялась и останавливала себя. Я практически постоянно думала о пластических операциях. А с другой стороны, мне было страшно с точки зрения медицинского вмешательства. И еще я боялась, что даже после операции мне не понравится то, что я увижу в зеркале.
Фото: unsplash
Я сама покупала себе антидепрессанты, пока они еще продавались без рецепта, потом пришлось обратиться к психотерапевту. Когда я рассказала ей о своих проблемах – сложные отношения с родителями, еще что-то, и затронула вопросы внешности – она очень удивилась, как в принципе и все остальные, кто слышал мои претензии.
У меня долго не было отношений, потому что я считала, что никто не будет знакомиться с такой, как я. Моя подруга, психолог, порекомендовала мне зарегистрироваться на сайте знакомств. Мне было уже 25 лет, я имела медицинское образование и понимала, что идеальных лиц нет, а тело – это ресурс и оценивать его так, как делаю я, неправильно. Можно сказать, это была высшая точка, после которой ситуация стала выправляться. Я послушала подругу, будь что будет. И каково было мое удивление, когда меня никто не испугался, никто не бежал от меня на первом свидании и даже делал комплименты.
Некоторое время я общалась в интернете с молодым человеком из другого города. Он писал, что я красивая, а я ему не верила. Тогда он просто заставлял меня: «Пока не скажешь, что ты красивая, я не буду с тобой разговаривать». В тот момент мне казалось, что это психологическое насилие, сейчас я понимаю, что это был его большой вклад в мое выздоровление. А в прошлом году я познакомилась с моим нынешним молодым человеком, и тут у меня вообще не возникло сомнений, как он ко мне относится и что на самом деле я для него очень красивая.