Ксения Кнорре Дмитриева
Однажды в класс, где учится моя дочь, пришел путешественник, фотограф и журналист. Он показывал детям фотографии из самых экзотических уголков мира и рассказывал о своих поездках. Дети с удовольствием смотрели на носорогов, утконосов, на невероятных папуасов в перьях, дивились чумам и маскам… Но я навсегда запомнила, какая фотография произвела на них наибольшее впечатление. Нет, не та, где престарелый индус засовывал голову в пасть тигру, и не та, где чернокожая женщина гордо демонстрировала полторы сотни обручей на своей шее. Они ахнули, все, как один, когда увидели вот это: Килиманджаро на заднем фоне, синее небо, поле, и по нему носятся черные, как уголь, мальчишки, пытаясь закатить футбольный мяч в импровизированные ворота.
— Ребята! – сдавленным от восторга голосом воскликнул кто-то на задней парте. – Смотрите, это же наш футбик!
И я поняла, что наши дети смотрят на весь этот дивный и пестрый мир как на что-то совершенно далекое, как на чужую планету. И только футбольный мяч, точно такой же, как и у них, роднит их в одну секунду и показывает им, что мы живем все вместе и у нас очень много общего.
А мы, взрослые, чужих детей в своем родном городе не замечаем, не хотим ничего про них знать, не думаем о том, что они такие же дети, как и наши. Мы не хотим знать об их далеких экзотических для нас бедах, которые привели их в нашу страну. Нам неинтересно, почему они годами сидят дома и почти не выходят, как их родители боятся всех – от миграционной службы до скинхедов. Они для нас другие. Но это такие же дети, и понятия «война», «обида», «страх», «боль», «добро» и «дружба» — одинаковы для всех, независимо от цвета кожи, как это ни банально. Родители, спасаясь от войны, привезли их в нашу страну, но далеко не всегда им тут рады, и часто дети оказываются в гуще взрослых проблем – без друзей, без перспектив, без возможности учиться.
18 декабря в Центре толерантности Еврейского музея открывается выставка «Отважься на сближение». Посетители увидят фотографии и рисунки детей-беженцев из Конго, Киргизии, Алжира, Афганистана и других стран. Организатор и идейный вдохновитель выставки, международный социально-образовательный проект UbuntuMail привлек для работы с ребятами арт-терапевтов, фотографов, психологов, чтобы они могли рассказать нам о себе, о том, каково это – везде быть чужим ребенком, и в своей стране, и в нашей. Партнеры выставки – Центр толерантности, интеграционный центр «Такие же дети», проект поддержки детей-мигрантов из Киргизии «Билим».
Четверо участников выставки рассказали о себе «Правмиру».
ОЛУЧИ, Ангола
— Меня зовут Олучи, я из Анголы, это где Африка. Я сюда приехал, когда мне было десять, а сейчас мне шестнадцать.
— С кем ты сюда приехал и почему?
— Я приехал с родителями, потому что у нас там была война.
— С кем ты живешь?
— Мы живем я, папа, две тети и брат.
— И мама?
— Мамы сейчас нет, она уехала. У меня есть еще мама русская. А родная мама сейчас у меня в Анголе. Она приезжала к нам в Москве. Она жила на метро «Юго-Западная», и потом я к ней жил, и все, потом она уехала, и я тоже поехал к себе домой, на «Комсомольскую». А моя мама русская – это просто папина жена.
— А что ты делаешь в Москве, учишься?
— Да, я учусь в центре (интеграционный центр «Такие же дети». — Ред.).
— Как тебе вообще в Москве?
— Очень хорошо!
— Где лучше – дома в Анголе или в Москве?
— В Москве лучше. Здесь есть снег зато. У нас там снега нету. Мне нравится, когда он падает много, а еще мне нравится, когда Новый год, когда праздник. А еще мне нравится играть в снежки.
— Как к тебе относятся в Москве?
— Нормально относятся. Никто не обижает. А если меня кто-то бы обижал, я бы рассказал друзей или родителям, да. Я бы позвал ко мне на помощь.
— Что ты любишь делать?
— Я люблю дома сидеть, гулять. Дома сижу за компьютером, а еще музыку слушаю, смотрю видео, сериал или кино какое-нибудь, а еще я смотрю телевизор и делаю уроки. А еще я могу погулять немножко.
— Ты помнишь войну дома?
— Немного помню. Помню, как была война, и потом я увидел бомбы, они все упали. Это когда я еще был маленьким. И я видел, как все взорвался в воздухе и все убежали. Это был самолет. Страшно было, помню, еще плакал. Жалко было, обидно, что была война.
— А свой дом в Анголе помнишь?
— Уже нет. Я помню только про войну, и все.
— Кто-то из твоих близких пострадал из-за войны?
— Да, мои родители. Они пострадали немножко, и потом все, взяли и уехали сюда.
— Сейчас война закончилась?
— Не знаю.
— Ты не интересуешься тем, что происходит в Анголе?
— Нет.
— Ты бы хотел туда вернуться?
— Нет, хотел бы остаться в России.
АЛИМ, Афганистан
— Меня зовут Алим, я из Афганистана. Мне 15 лет.
— Как давно ты в России?
— Почти пять года.
— Почему вы приехали сюда?
— Ну, там школ не было, и тем более война идет, и другие нехорошие вещи происходят. Раньше мы жили в Пакистане, и там мучились. Переехали в Афганистан и там жили, и потом приехали сюда.
— Вы всей семьей переехали в Россию?
— Да, но папа не с нами живет – у него другая жена, и, тем более, он сейчас в тюрьме находится. С кем-то дрался и убил.
— И вы с мамой живете вдвоем?
— Мама, я и еще один брат, а самый старший брат потерялся после драки, когда отец дрался, в ту же ночь. Двадцать пять ему было.
— Вы его искали?
— Еще не искали. Мы ходили в ООН, сказали – вот такая случая произошло, и нам сказали, что его полиция даже не будут искать.
— И вы даже не обращались?
— Пока нет.
— А когда это было?
— Семь месяцев назад. В начале весны.
— Родители расстались уже здесь?
— Да-да, здесь, два года назад.
— Тебе где лучше – здесь или там?
— Здесь. Здесь хорошо. Тем более я люблю гулять и всякое. И здесь хотя бы школа учит. Там вообще школа не учит. Там школа ненормальная. Здесь в школу меня не забрали, я по курсам русского языка хожу. Мы пытались, они отказывались, чтобы принять меня. Они сказали, что ты русском языке не очень хорошо понимаешь.
— Ты хочешь пойти в школу?
— Да. Тем более сейчас у нас проблемы с документы, миграционная служба нас отказывала, чтобы нам продлить документов, из-за этого мы к юристов по «Гражданскому содействию» ходили и жалобу подали, а ответа еще нет, что они сказали.
— Вы снимаете квартиру?
— У нас двухкомнатная квартира. Раньше у нас еще был один сосед, который с нами жил, и теперь они с братом потерялись. Тот же ночью исчез. Он в возрасте моего брата, двадцать пять ему.
— Они дружили с братом?
— Мы вместе жили. Он один нормальный с нами был.
— То есть вас сейчас трое?
— Да, я мама и еще один брат, который старший меня.
— Как проходит твой день?
— Мы с мамой выйдем куда-нибудь, ходим, и назад. Мама еду готовит…
— Мама работает?
— Не, не работает.
— На что вы живете?
— Брат, который старший меня, ему исполнилось 18, он работает, грузчиком.
— Тебе в Афганистане было плохо?
— Там плохо. Постоянно на улице, куда бы ты не ходил, ты играешь с кем-то, а кто-то на тебя нож вытащил, сказал: «Отдай свои деньги».
— С тобой такое было?
— Со мной не было, с друзьями, с которыми я дружил, такое было. Если ты куда-то ходишь, тебя может обидеть кто-то или что-то такое. Тем более там педофилия. У нас там школа есть на районе, там когда школа заканчивается, эти люди, у которых в государстве знакомые есть, они приходят к школе, те мальчики, которые красивые, с собой забирают.
— Что ты любишь делать, чем тебе нравится заниматься?
— Я люблю играть во футбол и в компьютерные игры.
— Тебя здесь никто не обижает?
— Нет. Раньше, два года назад, когда мы жили, и с нами жил какой-то человек жил, и теперь он сейчас в тюрьме, он был педофил. И он хотел что-то плохое сделать со мной, и потом мы его поймали, папа и брат его бил, он убежал в комнату. Потом полиция приехала, его забирала, сейчас он сидит тюрьму.
— Есть ли у тебя друзья среди русских?
— Есть ребята, там ближе школа, и я там иногда играю в футбол.
— Какие у тебя планы, чего бы ты хотел?
— В школу пойти.
— Тебе нравится учиться?
— Да, тем более математика.
— Кем бы хотел бы стать в будущем?
— Бизнесменом.
Фото: Facebook / UbuntuMail
ШАХБИБИ, Афганистан
— Меня зовут Шахбиби. Мне 11 лет. Мои родители приехали из Афганистана, и я родилась уже здесь.
— Почему приехали сюда твои родители?
— Потому что там война.
— Ездила когда-нибудь в Афганистан?
— Да, мы один раз ездили в мамину деревню, пока у нее виза не закончилась. Мы там жили месяц, четыре-пять лет назад.
— И как тебе там?
— Не понравилось – везде песок. Тут как бы дороги, а там пыль и камни.
— Что еще не понравилось?
— Сами люди. Они какие-то страшные, злые. Они там носят платки, а мы не носили платок, и они оскорбляли нас за это. Соседи говорили, что мы не уважаем свою родину, когда мы выходили на улицу. Особенно часто мальчики, такие большие хулиганы.
— А что-то хорошее было там?
— То, что там бабушка. И все.
— Что хорошего в Москве?
— Интересные места, хорошая погода, цветы…
— Что тебе не нравится в Москве?
— Злые бабушки у подъезда.
— Они тебя обижают?
— Да нет… Один раз слышала, что они все против иностранцев.
— А ты сама себя чувствуешь иностранкой или русской?
— Когда хожу в школу, чувствую себя москвичкой. Когда бабушки начинают, я чувствую себя неловко.
— А где твой дом, скорее, — здесь или там?
— Здесь.
— Кем хочешь стать, когда вырастешь?
— Врачом. Каким-нибудь, только хирургом страшно.
Фото: Facebook / UbuntuMail
ВАДУ, Конго
— Я Ваду, я из Конго, мне пятнадцать лет. Я пришел в Россию на каникулы к маме, она здесь училась – она хотела показать мне и моим братьям, где она учится. Потом начались проблемы в семье, и я остался здесь, с мамой. Это было в 2010 году.
— Чем занимается мама?
— Мама работает, раздает рекламу.
— Вы снимаете квартиру?
— Да – мама, я, братья, мамин друг. Нас живет много человек в квартире, тринадцать в трех комнатах. Это мамины знакомые.
— У тебя очень хороший русский язык, как ты его выучил?
— Очень много смотрел телевизор, а еще когда я был на родине, мама привозила мне диск. Я начал говорить русский еще там, в Африке.
— А с кем вы жили дома?
— Когда мама училась, мы жили с бабушкой. Потом пришли к маме на каникулы, и обратно не получилось вернуться. Семейные проблемы. Мама не хочет говорить, почему.
— Ты в школе учишься?
— Я учусь тут, в центре (интеграционный центр «Такие же дети». – Ред.).
Фото: Facebook / UbuntuMail
— А в обычную школу не ходишь?
— Нет пока. У меня французский, я думал, пойду в Африку и еще раз поучу французский, а тут, в Москве надо русский. Если я буду учить русский и французский, у меня будет перебор. Русский я могу говорить, но пока читать и писать очень плохо.
— Вы пробовали здесь поступить в школу?
— Нет.
— Что ты делаешь днем, когда мама работает?
— Я учусь французский дома – мамины знакомые, которые с нами живут, они учили в Африке и учат меня здесь, чтобы я не забывал. Мама говорит, если я учу русский языка, я могу забыть мой родной французский.
— Мамины знакомые, которые живут с вами, они русские?
— Нет, они африканские.
— Что еще делаешь?
— Мою одежду, смотрю за братиком, готовлю.
— Как тебе в Москве, нравится?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю…
— Дома лучше?
— В Африке? Нет, там еще хуже.
— Почему?
— Там сейчас война, там убивают. Там выборы президента, и в каждом году все хуже и хуже. Они убивают друг друга, и это очень ужасно. У меня был друг, тут, в русском центре, и он возвратился в Африку. Ему тут не понравилось, и он ушел туда. И вот он позвонил и сказал, что там сейчас очень горячо. Убивают просто когда выходишь на улицу. У нас президент уже шестнадцать лет на этом посту, он ничего не делает, просто кушает наши деньги, и все хотят от него избавиться. Или убить. Он плохой президент, ничего не делает.
— А вы куда-то ходите с братьями и мамой?
— Ходим иногда, гуляем. Мы не одни черные. Есть еще мно-о-ого черных в нашем районе. Они тоже пришли беременные, тут уже родили, у них много дети.
— Как к тебе здесь относятся?
— В России? Хорошо относятся.
— Не обижают?
— Нет.
— Вообще за шесть лет ни разу никто дурного слова не сказал?
— Да нет. Я же просто дома сижу. Понедельник иду уроки с братьями, возвращаюсь домой, и все. Я не гуляю.
— Совсем не выходишь?
— Нет. Всегда дома.
— Что-нибудь хорошее есть в Москве?
— Хорошее? Тоже есть. Ну, друзей появилось хотя бы. И у мама тоже друзей появилось. Хорошее тоже случается. Особенно Новый год – очень классно, когда все прекрасно в Москве.
— Обычно те, кто приезжают из Африки, жалуются, что в Москве очень холодно.
— Да, я тоже сейчас очень жалуюсь. Я привык в жаре, а тут так холодно.
— Что будешь делать дальше, какие планы?
— Если все получится, я хочу играть в футбол.
— Ты занимаешься в спортивной школе?
— Нет, меня тренирует дядя. Он сказал, что когда он могут меня взять играть, но не сказал, когда, сюрприз сделает. И я тогда смогу ходить в нормальный центр, где учат играть. Знакомый дядя, живет в районе, не так сильно его знаю. Он очень хорошо играет! Я с ним тренировался – я сам не знал, что в футбол так классно можно играть. У него мяч в ногах, он говорит: я пробью туда, видишь, где вон та штука? Он бьет – и прямо туда пошла. Он меня тренировал много раз, но я так не смог так сделать, как он. Он меня учил-учил… Он был футболистом в Африке, играл в команде. Здесь он работает, курьером.
— С русскими ребятами ты общаешься?
— Есть только один. Но он не тут живет, далеко. Он был в Москве, в парке, я увидел его и познакомился. Он сказал, что он здесь живет, после каникул пришел. Он мне дал свой номер, и я с ним общался даже в ВК.
— Ты собираешься вернуться в Африку?
— Не знаю, мама решит. Но не точно сейчас. В тот раз, когда мы были еще в Африке, в 2009, тоже выборы президента пошли. Я был с мамой, мы на улице сидели, мама тут общалась, сидим просто так, готовим, и пуля в кастрюлю пришел – бам! Сидим просто, и пуля в кастрюлю. Даже откуда, не знали. Все домой зашли. Это я не могу забыть точно.
P.S. По просьбам родителей имена всех детей изменены.
Ксения Кнорре Дмитриева