«Я привез из Чечни всех своих солдат». Офицер спецназа — о подрыве на мине, слезах героя и пятерых сыновьях

Ребята вытаскивали меня 5 часов

— День взрыва, 28 января 2003 года, — помните его? Каким он был с самого начала?

— День был обычный. Раннее утро. Мы приблизительно знали, где находится база боевиков. Это район Ялхой-Мохк (село в Курчалоевском районе Чеченской Республики. — Прим. ред.).

Я тогда не был воцерковленным человеком, но каждый раз перед выходом группы на задание просил: «Господи, дай вернуться всем живым-здоровым». Когда ты работаешь с отрядом, с большой группой людей — отвечаешь за определенный участок. А когда выполняешь автономную задачу со своими людьми, тогда напряжение и чувство ответственности работает по-другому.

Для себя определил позже, что в тот день поспорил с Богом. Когда, как обычно, просил за своих ребят перед выходом, мелькнула мысль: а о себе чего не просишь? И тут же отмахнулся — а что со мной может случиться?

Игорь Задорожный

Я ж такой был — бодрый, самонадеянный товарищ. У меня тут 12 человек, главное, чтобы люди вернулись, а мне-то что будет? Мы ушли в тот день как обычно, затемно, планировали вернуться засветло. Я работал по такому принципу. Если возвращаться ночью, большая вероятность попасть в засаду. 

Игорь Сергеевич говорит, что в этот день Господь показал многое. Он не шел первым в группе, но так сложились обстоятельства, что оказался впереди. 

Саперы копали, искали трубу с водой, которая вела к базе боевиков, он указывал на местонахождение базы. Двое копали, двое прикрывали. Время поджимало, нужно было вернуться засветло. Задорожный решил осмотреть местность. Часть его группы была на южной стороне склона горы, а на северной стороне по всем предположениям должна быть база боевиков.

— Я понимал, что это метров 50, может 80, но где-то рядом. Стоял плотный туман, и я решил пробежаться. Заметил звериную тропу, но понял, что с ней что-то не так, она странная. Я охочусь с 9 лет и хорошо понимаю про следы и активность зверей, — рассказывает Игорь Задорожный. — Прекрасно знаю, что в этих местах много кабанов и зайцев, обычно звериные тропы усеяны их следами, а тут — ни единого. Меня это насторожило. Я понимал, что, вполне вероятно, где-то здесь есть наблюдательный пост, предполагал, что, возможно, подходы к базе заминированы, но получилось как получилось. Пошел по другой тропе, по ней подвозили на эту базу питание и боеприпасы. 

— Вы были ранены, потеряли ногу, но не потеряли сознание и продолжали командовать! Стресс? Болевой шок?

— Не знаю, почему не потерял сознание. В первую очередь надо было оказать себе первую медпомощь. Что-то сделал сам, крикнул замкомвзвода, он отправил мне парня, который выполнял обязанности санитара. Штатный приболел, и я его не взял на задание. Но у нас каждый боец мог оказать медпомощь. «Промедол» я уколол себе сам, перебинтовал, первую помощь оказал тот парень — Демид, Максим Демиденко. 

Из Чечни привез всех своих солдат

Заместитель командира боевой группы Игорь Задорожный на момент объявления второй чеченской кампании был заместителем командира группы по спецподготовке. Проводил занятия с личным составом по всем направлениям, которые необходимы солдату на войне: «и петь, и танцевать», как говорит Задорожный. Огневая, тактическая подготовка, разведка, химзащита, вождение боевой техники — все то, чему когда-то самого Задорожного научили в военном училище.

Отряд обычно уезжал в командировку месяцев на девять-десять.

— Что вы знали о происходящем в Чечне на момент своей первой командировки туда?

— Первая чеченская кампания началась в 1994 году под Новый год. А я уже на тот момент учился во Владикавказском высшем военном командном училище Внутренних войск МВД. 

В коридоре Фонда «Ратники Отечества»— Совпало все это через шесть лет, сложилось в единый пазл, когда оказались там сами?

— Вторая чеченская — это была другая кампания. Если в первую против России воевал практически весь народ Чечни, то начало двухтысячных — отдельные подготовленные боевики. Их народ уже так не поддерживал, начал понимать, что их используют, и к нашим войскам местное население было настроено более лояльно. Это была война, где боевики и другие заинтересованные лица просто зарабатывали. 

Вторая война началась с освобождения Дагестана, и в мае 2000 года мы приехали именно туда.

— За что сражался Задорожный? 

— Офицерская задача состояла в том, чтобы вывезти оттуда столько людей, сколько привез. Чтобы матери не страдали. По официальным цифрам в Чечне погибло более 10 000, но я думаю, что там не менее 30 000 наших военнослужащих уложили. Моей задачей не было кого-то побеждать, но максимально вывести подчиненных.

— Удалось?

— Я привез всех. Все мои 4 командировки в чеченскую кампанию для моих солдат оказались удачными.

— Что сработало?

— Обязательный контроль над четким выполнением того, чему обучаем, плюс опыт старших товарищей, которые были в первых командировках, наставления нашего командира отряда. Это истории, которые произошли с ними несколько лет назад. Я это просто рассказывал бойцам, объяснял, как делать нельзя. Но каждую войну боевики придумывали что-то новое. 

Как раз в период второй кампании появились пластиковые нажимные самодельные взрывные устройства. Они хорошо маскировались, а обнаружить миноискателем было невозможно. Идешь — бум — тебе ногу оторвало. В первую кампанию я даже не слышал о таком. Наши саперы их находили потом, иногда случайно натыкались.

Командир сам повезет тело бойца родителям

— Когда все пошло не по плану в тот день в январе, я принял решение выходить из этого района и перегруппироваться. Основная часть группы была наверху для прикрытия. Мы начали спускаться по склону, меня тащили 6 человек. Это половина группы. И они меня тогда вынесли из ущелья. Падали, кувыркались, но несли. А местами снег подтаял, на этом южном склоне грязь, идти было очень сложно. Пять часов меня ребята вытаскивали.

После перегруппировки наш головной дозор пошел вперед и попал в засаду, по ним начали стрелять. Вызвать никого из них по рации мы не могли, я думал, что они погибли, и начал планировать отправить кого-то из ребят, чтобы их вытащить. В голове, конечно, крутилось нехорошее развитие событий.

Но головной дозор отозвался, ребята сказали, что выходят. До этого я связался с командиром батальона десантников. У него была своя минометная батарея. Он сообщил, что в соседнем квадрате будет проводить зачистку, мы согласовали взаимодействие. Вышел на него я по закрытой радиостанции, сообщил, что нам нужна поддержка огнем. Показал координаты, где находимся, и они отработали. 

Понятия не имел, сколько боевиков на базе. Мне нужно было их задавить. Тем более я не мобильный, не мог видеть хорошо обстановку, а еще и полгруппы ребят несут меня. Силы ограничены. Задача была отбиться. Получилось, что минометный огонь накрыл базу боевиков удачно.

Силы иссякли, когда все закончилось. Тогда, уже в БТРе, я не мог держать открытыми глаза, потерял много крови. Но все еще был в сознании и мог говорить.

Операция прошла успешно, задание было выполнено, база уничтожена. 

— Игорь Сергеевич, вы же понимали, что произошло с вашим телом, видели, что ноги нет. В критической ситуации кажется нормальной реакция любого человека впасть в шок, эмоцию, растерянность. Офицер, солдат — не боевая машина. Или вы в себе выработали какие-то особенные качества? 

У Задорожного — 4 командировки в Чечню. Всех своих подчиненных он привез домой живыми— Передо мной стояла задача сохранить людей. Было у меня и запасное решение, но оно не пригодилось. Ничего специально не вырабатывал. Так сложилось внутри меня — с годами, с обучением. Ну и когда-то командир нам сказал: «Смотрите за своими людьми. Каждый командир повезет своего солдата домой сам и будет объяснять его родителям, почему их сын погиб». И, слава Богу, это был я, а не мой солдат. 

— Не думали в тот момент ни о чем, кроме выполнения боевой задачи?

— Единственная мысль пролетела, когда подорвался: вот щас ты сдохнешь, а у тебя даже сына нет. 

Жизнь не черно-белая

Пока Игоря везли в госпиталь, его правая рука почернела, оказались перебитыми нервные окончания и кровеносные сосуды — рука не действовала. Вторая нога на вид целая, только коленная чашечка оторвана, но Задорожный вспоминает, что она была розовая, нормальная, а вот пальцы не шевелились. 

— Я надеялся, что все как-то соединят, сошьют — был далек от медицины. Когда приехали в госпиталь, попросил хирургов хоть что-то оставить, руку или ногу… 

— Когда вы пришли в себя в госпитале, о чем думали? Как долго шло принятие того, что произошло?

— Было обидно. Почему? За что? Почему случилось все так бестолково, на ровном месте? Понимаю, если в бою пуля прилетела, осколки, а тут так… Разные мысли. С полгода прошло, пока не пришло осознание, что это испытание, посланное свыше.

— Как вы это поняли?

— Я попал в один госпиталь, в другой. Вспоминались разные моменты в жизни, не только из этой командировки. Я мог убиться триста раз. Однажды на минном поле растяжку сорвал, но она оказалась сигнальной, потом как-то пулеметчик «заснул» у десантников, начал стрелять по своим, я сказал ребятам лежать, а сам пошел. Тоже все обошлось. Много разных случаев было на грани. В детстве с лошади падал, в милицию попадал, но Господь меня как-то вел. И тут пришел тот момент, когда надо было понять и выбрать — с Ним я или нет. Когда просил за ребят в Чечне, Он же помогал, а я словно бы за должное все принимал. 

При главном госпитале, в котором я лечился, по инициативе священника, отца Николая, мы организовали храм. Отец Николай приезжал, проводил службы, общался с нами. И потихонечку я стал смотреть в эту сторону более пристально. А однажды после причастия меня посетила Божья благодать — невесомость, ощущение невероятного счастья. Тогда я убедился, что Господь есть и что я просто неправильно себя вел, надо пересматривать свою жизнь.

— А неправильно в чем?

— Жесткий к людям, жизнь делил только на белое и черное. Либо ты слабый человек, и нам не по пути, либо ты сильный, и мы идем вместе. Солдат и офицеров тоже делил по этому принципу, к сожалению. Я был жестким командиром. С одной стороны, по-другому и нельзя, но в чем-то мог перегнуть палку. Например, если старослужащий избил молодого, я брал боксерские перчатки, давал ему, и мы шли заниматься спортом — я его наказывал. Категоричные методы воспитания были.

У меня есть друг, он закончил службу полковником, а я майором. Начинали мы в одно время лейтенантами. Так вот он был очень методичный. Многие бравые офицеры над ним посмеивались тогда. Под его командованием было море контрактников, срочников. Бывало, построит он их на плацу и час-полтора рассказывает, как надо и как не надо себя вести. Я так не мог. Холерик, наверное. Мне нужно четко, быстро, раз и навсегда. Я друга все время спрашивал: «Леша, ну как у тебя терпения хватает?», а он мне в ответ спокойно: «Что же делать — не бить же им морды».

Стараюсь это качество в себе и сейчас воспитывать. И с сыновьями — выдохнул, выждал паузу, а потом уже разговор складывается по-другому.

Мое тело изменилось, но сам я остался прежним

Командировка Задорожного в Чечню в 2003 году стала четвертой и последней. На тот момент он был женат. Супруга приехала в Новочеркасский госпиталь, где лежал ее муж после ампутации, и на категоричное «уходи» Игоря ответила «нет». Хотя он признается: надежда, что жена останется, все-таки была. Но проговорить и дать ей право выбора он был обязан. Год супруги провели в госпитале. 

Задорожный не видел себя нигде, кроме спецназа, и обратился к командиру отряда с просьбой оставить его на военной службе. Его переводят с Дальнего Востока в Москву, и в этом же, 2003 году он начинает службу в 8-м отряде специального назначения «Русь» ВВ МВД России. Через пять лет отряд расформируют, Игорь Сергеевич уйдет с военной службы в звании майора и должности начальника группы дознания.

За это время в семье Задорожных родился долгожданный сын, назвали Никитой. Но семейная жизнь не заладилась.

— Жене нужно отдать должное, что она не ушла тогда от меня. Но обстановка дома становилась все сложнее — после работы в семью мне возвращаться не хотелось. Наверное, наши отношения не складывались потому, что мы оба — сильные личности. Мне важно было оставаться главой семьи, полноценным человеком, она, вероятно, чувствовала себя сильнее в каких-то вопросах, или что-то ей вскружило голову. 

Из армии на тот момент времени Игорь уволился, устроился в строительную компанию в службу безопасности. Напряжение в семье нарастало, Игорь принял решение пожить отдельно, а через полгода понял, что нужно делать выбор, и подал на развод. 

— Единственная большая сложность и проблема тогда для меня была — сын четырех лет. Это было болезненно, но находиться рядом с его мамой не представлялось возможным. Реакция на мое заявление о разводе была не радостной, конечно. Она не могла понять, как я — инвалид — могу от нее уйти. Но я решил вопрос с жильем для них и ушел. Стал воскресным папой. Никите сейчас уже 15 лет, и мы плотно поддерживаем отношения. Известие о его рождении в свое время стало для меня чудом и большой радостью. Но семью не спасло.

Было послание сверху и просто влюбился

— Есть немало печальных историй участников локальных войн. Человеку сложно справиться с реальностью, жизнь складывается сложно. Часто в ней есть место алкоголю, наркотикам, суицидальным мыслям. Что вам помогло выстоять, что придавало сил? 

— Да, я тоже в один момент начал выпивать довольно часто, устал от всего, но суицидальных мыслей не было. Очень, очень хотел семью. Встречался с одним батюшкой, рассказал ему о своих мечтах про жену, детей. А он мне говорит: «Зачем тебе все это?» Посочувствовал, сказал, что мне сейчас уже тяжело, и предложил найти женщину, которая бы ухаживала за мной и стала просто другом. Я сказал, что так не хочу. На том мы расстались, и больше я его не встречал.  

И через неделю мне такой звоночек из пространства сюда (показывает на голову): езжай в гаражный кооператив (там у меня место под автомобиль). 

Я помнил эту девушку, зовут ее Марина, она работала тогда в том кооперативе бухгалтером. Приехал, не помню, какой дежурный вопрос задал. А у нее такие большие глаза, и она все время улыбалась — очень интересная и солнечная. Попросил номер телефона. Дала. И у меня появилась надежда. Я спросил, что она делает в субботу, и пригласил в кино. 

Когда Игорь Сергеевич рассказывает эту историю, улыбается, и его голос звучит как будто громче, радостнее. Вспоминает, как неудобно было передвигаться на протезах и стоять в том помещении, потому что всюду пороги и неровные поверхности пола. Неловкость испытывал и от того, что рядом с Мариной сидели еще две сотрудницы, а ты тут про свидание хочешь заговорить… 

— А я еще с этим костылем, но деваться некуда. Господь послал — надо действовать. 

Игорь Сергеевич Задорожный на одной из встреч с детьми. Фото из архива Задорожного

— Вы поженились? Как поняли, что это ваш человек?

— Во-первых, было послание сверху. Во-вторых, влюбился. Это все прекрасно и важно, но я всегда держал в уме школьные уроки семейной психологии. Помню, молодая учительница нам рассказывала про влюбленность, когда теряешь голову, букетно-конфетный период, и тот момент, когда чувства остывают. Но если уж решился создать семью — посчитай все плюсы и минусы. Сел, посчитал. Плюсов оказалось больше. Кажется, на пару. 

Мы поженились в апреле на праздник Красной горки. В ЗАГСе тогда была живая очередь и очень много желающих пожениться. Сотрудники ЗАГСа составили список пар. Он был ограничен цифрой 60, если мне не изменяет память. Мы оказались условно шестьдесят первыми, то есть не попали. Но я решил, что буду ждать. Ночевали в машине у ЗАГСа. Дождались утра, подать заявление удалось, так как сочетание одной из пар расстроилось. Так мы поженились. 

Я всегда говорю, что мне во всем помогает Бог. Люди часто не верят, но тогда я говорю: «Посмотрите на меня. У меня одна рука, я развелся, удачно женился, у меня дети. Разве этого мало? Неужели вы думаете, что я это все сделал без помощи Божией? В это трудно поверить».

Пряники детей портят

— Совсем недавно у вас в этой семье родился четвертый ребенок, и ваши коллеги думают, что он не последний.

— Я был уверен, что их будет всего четверо, а у меня пятеро. И теперь я уже ни в чем не уверен. В этом браке мы не планировали еще одного ребенка. Миша родился 10 января, и это просто посланец Бога — точно. Я в шоке, жена в шоке. Когда узнал от нее о том, что у нас будет еще ребенок, сказал, что этого не может быть, а она в ответ — тоже так думала, но вот тест. Самоизоляция была. 

Никите, сыну от первого брака — 15 лет, как я говорил. Старшему сыну Даниилу во втором браке — 9 лет, Александру — 5 лет, Гавриилу 2 годика, и вот Михаил. 

Второй брак стал для Игоря Сергеевича богатым на рождение наследников. Всего их четверо. На снимке — старшие. Фото из семейного архива

— У вас армия дома, есть кем командовать. Как все устроено в семье? 

— Жену назначил старшиной. Приготовить, постирать, погладить, на занятия отвести детей, вовремя компьютер на удаленке подключить, «пенделя» дать, если нужно — это ее задача. В магазин сходить, приобрести все необходимое от книг до мелочей — тоже на ней.

Моя задача — общее управление и обеспечение. На мне еще спорт с детьми. Особенно если на удаленке. Каждый день старался дать физическую нагрузку — отжимания, подтягивания и пройти тест Купера (общее название ряда тестов на физическую подготовленность организма. — Прим. ред.). Тест — это спецназовская тема. Кто по званию сыновья? Все бойцы.

— Вы строгий отец?

— Справедливый. Если вижу, что подрались — это нормально для пацанов. Сам таким был в детстве. Но если вижу, что кто-то использовал опасный прием или сделал что-то исподтишка, наказываю, чтобы запомнилось и не повторялось. В нашей семье есть правила, у меня четкие представления о воспитании. Строгость еще никогда не испортила, а вот баловать детей нельзя.

Моя задача вырастить достойных людей, чтобы они знали и понимали, что такое человечность, выбор, уважение. Поэтому вожу их в храм, они исповедуются и причащаются. Может, когда подрастут, отойдут от этого, но со временем вернутся, я уверен. Главное в жизни христианина — душу спасти.

— А если однажды кто-то из детей вас разочарует?

— Я знаю, что каждому из них будет непросто устоять перед соблазнами этого мира. Стараюсь донести до них, что деньги и власть еще никого не сделали счастливым. Но это очень большой соблазн. Главное не потерять веру в Бога и себя. Если оступится кто-то из них, постараюсь помочь.

Рождение каждого сына — большая душевная радость, но меня тревожит их будущее. Беспокоит то, что происходит в мире. 

— Вас строго воспитывали? Каким вы были ребенком?

— Мы жили в деревне. Я рос обычным парнем. Что такое сельский труд, знаю, работали мы с братом немало по хозяйству. 

Учился между «3» и «4», но если бы меня мотивировали, объясняли, мог бы лучше. Понимаю, что этот момент упущен. Тогда для пацана в деревне нормально было так учиться. 

Доставалось ли мне ремнем? Однажды от отца — палкой. За то, что мы прыгали с братом на стоге сена, да так, что попортили изрядно его. Отец рассердился, но после разговора с мамой нас больше не лупил. Только мама. За дело.

То, что пацаны могут подраться, это нормально. Главное, чтобы не было так, что старший на младшего, и чтобы понимал, что делает, а то можно навредить. Помню случай один. 

Я отлично метал ножи в детстве. Однажды решил метнуть шило. Да не просто в стену или в цель в заборе, а в брата. Понял, что произошло, уже когда это шило летело. Сначала на уровне его головы, потом на уровне груди. Оно летело, он бежал. Воткнулось в ногу. Все обошлось более-менее, но испугался я тогда жутко и бросил это занятие надолго. Вспомнил уже в училище. 

В армии умение метать не пригодилось, оказалось неактуальным. Я метал саперные лопатки для развлечения и поддержания навыка. Вначале одну метну, следом другую — лезвием в черенок. Потом один очень ловкий боец, мастер на все руки, строгал черенки для лопаток.

Игорь Сергеевич сажает сирень Победы

Наша семья жила на границе с Китаем. Деревня, где жили мы с родителями, находилась через речку от заставы. Я видел, как солдаты действовали, когда застава поднималась в ружье, по тревоге и на учения. Мама работала в продуктовом магазине продавцом, регулярно отпускала продукты для военных. Вполне логично, что я оказался в армии. Залипал на фильмы «В зоне особого внимания», «Пес Алый», «Граница». Но последней каплей в принятии решения, по какому пути идти, был такой момент.

Приехал товарищ из Владикавказского высшего военного командного училища, рассказал, что там готовят офицеров для спецназа. А у меня тогда уже приписной был в десантники идти. Переговорил с еще одним товарищем, который отслужил в Афгане, спросил у него, кто круче — десантники или спецназовцы? Он сказал: конечно, спецназовцы, и выбор был сделан.

Герои плачут

— Есть ли у Героя России свои герои?

— Да. В школе моим героем был летчик Алексей Мересьев. Когда ты в пятом классе, понимаешь, что он сделал нереальное. Сейчас у школьников герой — Гарри Поттер. У нас были другие герои, поэтому и люди были другие. Поэтому наши старшие братья рвались в Афганистан. 

И сейчас у меня есть свой герой — Валерий Анатольевич Бурков. Герой Советского Союза, а с 2016 года — инок Киприан. Это пример огромной работы над собой в духовном плане. Советский авиационный военный штурман. Он прошел Афган, остался без ног. Нашел в себе силы жить и быть лучшим во многом. Он был бизнесменом, но выбрал монашеский путь. Меня удивляет и потрясает его история. 

— Герои плачут?

— Чем старше становишься, тем слеза накатывает чаще. У меня была пара срывов, когда не мог себя сдержать. 

— Это человеческие потери?

— Не всегда. Что-то происходит в жизни, оно накапливается, и ты от него не избавляешься. Такое не у всех происходит, но у ребят, которые прошли через войну, были тяжело ранены, случается срыв. Спусковым механизмом может послужить какая-то жизненная ситуация. Это совсем не обязательно воспоминания о войне. 

Я общаюсь в основном с бывшими военными. Они тоже такое отмечают. Недавно звонил товарищу, тоже командиру группы спецназа, вспомнили, как он со своим замом меня однажды в поезд сажал. Так он тоже говорит, что накатывается слеза от таких воспоминаний. 

Они тогда из госпиталя меня провожали. Стоянка поезда — одна минута. Попросили, чтобы задержали состав на пять минут, но цепочка не сработала и поезд тронулся в тот момент, как только они успели меня занести в вагон. А еще же до места нужно донести. Поезд скорость набирает. Я им говорю: бросайте все вещи наши и прыгайте! Как вспомню, как они кувыркались… Хорошо, что не разбились тогда…

Латвия. Воинское братское кладбище в Приекули. Фото из архива Задорожного

— Случались в вашей жизни ситуации, подобные этой? Когда ждешь помощи, может, даже сострадания, а в результате оказываешься в неловкой и даже в беспомощной ситуации? 

— Сразу всплыло два случая. Один, когда попал в реанимацию после ампутации. Это было под Грозным. Помню, дежурный врач спросил меня, как я буду дальше жить. И рассказал случай. Кажется, он говорил об абхазо-грузинских событиях, партизанских вылазках. Во время одной такой вылазки один из их друзей напоролся на мину и потерял ногу. Чтобы не быть обузой своей матери и сестре, он покончил с собой там же, на месте.

Я тогда подумал: «Какой врач интересный». Уже задумался над «предложением», но потом подумал, что покончить с собой могу всегда, а вот выжить попробую. Второй момент, когда меня привезли в Моздок в госпиталь. Помню бригады врачей, хирурги из Питера и Москвы. А нас привезли, выложили в фойе на носилках, один врач посмотрел на меня и сказал: «Это мясо ко мне несите». Были бы целы руки-ноги, точно бы набил ему морду тогда.

Игорь Сергеевич рассказывает о своем пути подросткам на смене лагеря «Ратники Отечества. Бородино». Фото из архива Фонда «Ратники Отечества»

Циники и хамы были, есть и будут, к сожалению. Задача — научиться контролировать свои эмоции. Инок Киприан для меня пример сегодня и в этом вопросе. Дал тебе Господь испытание в виде этого человека, спокойно его вынеси и сделай выводы. Самое сложное — не нагрубить в ответ, не стукнуть костылем, успокоить свою гордыню. 

— Как вы это делаете?

— Молюсь. Прошу: Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй. В конце концов, правильно же, что не дал костылем в ответ. Я же знаю, если так сделаю — ответить мне будет некому.

— Простите за неловкий вопрос. Просто у многих есть представление, что если человек носит Звезду Героя, то ему и проблемы разные решать легче — от личных до общественных. Приходилось когда-нибудь использовать свой статус?

— Во-первых, я не герой. Я обычный солдат, офицер. Нет, никогда не пользовался своим статусом, если вы имеете в виду такие моменты, как «мне положено, мне обязаны» и все в этом духе.

Это не мой вариант. Сын старший раньше удивлялся: «Как так? Ты же можешь!» Я отвечал: «Нет, сын, я не могу». Но сейчас он старше, мы много с ним разговариваем на разные темы, и он уже смотрит на такие вопросы иначе. А когда ему было лет 10-11, бывало, идет на лыжах или едет на велосипеде и нет-нет да скажет: «Если бы ты не пошел на войну, мы бы вместе могли сейчас кататься». Всегда ему отвечал и объяснял, что не мог не пойти. 

Зачем заниматься с чужими детьми

С Игорем Сергеевичем мы встречаемся в Благотворительном фонде «Ратники Отечества». На нем — краповый берет, у сердца на форме — Золотая Звезда. Усталость выдают круги под глазами, но о детях и проектах фонда он может говорить долго и воодушевленно. 

Всюду по стенам фотографии в рамках — кадры с реконструкции военных исторических событий 1812 года и работа военно-исторического лагеря для подростков «Ратники Отечества. Бородино». 

Игорь Сергеевич рассказывает об музейных экспонатах в Фонде «Ратники Отечества»

Игорь Сергеевич сейчас заместитель председателя фонда и бессменный участник всех событий по его линии, куда вовлекаются подростки. 

Однажды его сюда пригласили, и вот уже почти пять лет, как он накрепко врос в тему патриотизма. Коллеги из фонда говорят, что подростки на нем буквально виснут и обожают, когда он что-то рассказывает.

Когда еще Задорожный служил в отряде спецназа, его постоянно приглашали на встречи с детьми в московские школы и детские дома. Он не отказывал и не делает этого сейчас. Пригласят в Подмосковье — едет, скажут, что рады бы были его видеть в другом регионе России на встрече в рамках патриотического проекта — тоже едет. 

— Игорь Сергеевич, что важного нашли для себя в работе патриотических смен для подростков?

— Таких смен фонд провел множество. В прошлом году по понятным причинам лагеря не было. Что важного? Вы только представьте, что за лето в 2019 году через наш лагерь прошли полторы тысячи детей со всей России.

Мы даем им историю, которую уже много в каких моментах переврали со времен Союза, а школьные часы на ее изучение сократились. Основным направлением работы взяли два периода: война 1812 года и война 1941-1945 годов. Стараемся дать основные знания детям хотя бы по основным событиям, которые происходили в это время. Все это преподают историки, дети слушают их с открытыми ртами, я — тоже. 

На встречи с детьми приглашаем Героев Советского Союза, Героев России, чтобы они рассказали про свои подвиги, про свою жизнь. Летчики, космонавты, депутаты, актеры — кого у нас только не было. Чтобы дети понимали, что рядом с ними живая история, с этими людьми можно общаться, задавать вопросы и понять для себя, может быть, что-то важное.

Очередная лагерная смена «Ратники Отечества. Бородино». С актером театра и кино Денисом Никифоровым. Фото из архива фонда «Ратники Отечества»

— У вас своих детей пятеро. Зачем вам заниматься с чужими?

— А мои дети будут жить среди других, таких же, как они. Хочу, чтобы они шли и смотрели в одном направлении. Хочу, чтобы все дети росли нормальными, с правильными ценностями. Старший сын уже и сам был в нашем лагере участником, и работал там, котлы мыл. Восьмилетнего сына своего тоже сюда закидывал на пару дней, у него восторг. 

— А какие главные ценности, о которых вы говорите?

— Сейчас? Ценности? Мы часто видим, как нам втюхивают ценности халявных денег, быть блогером, рубить бабло, не работая, идти по головам, я — круче всех, я — лидер, вы все вокруг — никто. И это дети берут, к сожалению.

У нас всегда вопрос стоял так: поддержи своего ближнего, помоги ему, подставь плечо. 

Я всегда детям говорю, чтобы они были внимательными, присматривались к одноклассникам, товарищам, к тому, что происходит рядом, и оказали поддержку, кому она необходима. Мы, взрослые, должны дать им историю отечества, а они — взять, сохранить и сберечь. Сейчас я вижу именно такие ценности.

— Как сегодня говорить с детьми о патриотизме?

— Мы не говорим о патриотизме, мы их погружаем в эпоху. Самое главное — увлечь их темой, заинтересовать, а потом они сами начнут ее смотреть с помощью тех же гаджетов. А уж потом викторины, за которые они получают призы и грамоты. 

У нас режим, спортивная и военная подготовка в рамках возрастных особенностей детей. Самое сложное для них — первые три дня, и если они их выдержали, в конце смены не хотят разъезжаться. 

Им во время смены ничего не навязывается, встречи проходят в формате общения. Такое остается в памяти.

— Меняет лагерь детей? Какими они приходят к вам и какими уходят? 

— Родители звонили, рассказывали, как дети поменялись. Элементарно начали комнату свою в порядке держать, одежду аккуратно складывать. Родители благодарили. Это приятно.

Были дети из детских домов. 

Этот лагерь мы проводим в Можайском районе, всегда оставляем квоту для определенного количества детей именно из этого района. Можайские подростки приезжали к нам три года подряд, на сменах регулярно появлялась женщина в звании капитана полиции. Она все списки сверяла. Мы понять не могли — к чему такая бдительность? А через три года она рассказала, что те дети состояли на учете в детской комнате милиции. Девяносто процентов из них в течение учебного года снимали с учета после посещения наших смен. Эти подростки улучшили свои результаты в учебе, увлекались спортом. Мы тогда сильно удивились, немного шокированы, но такое было.

Другой пример. Очень просила взять парня одного в наш лагерь его сестра. Звонит, плачет: не справляется с младшим братом тринадцати лет. Она его без родителей воспитывает. Попал в преступную группировку, все плохо. Три года все смены подряд он проводил в нашем лагере. И на кухне помогал, и чем только не занимался. В позапрошлом году в первую смену был просто бойцом, потом командиром отделения, а потом был готов стать замкомвзвода. Платили ему зарплату, дали на попечение самых младших детей девяти-десяти лет, и он справился. В следующем году планирует поступить в военное училище. 

Встреча с подростками в Югре

— Игорь Сергеевич, что такое счастье?

— Для меня это любимая жена и дети. Счастье в том, что сейчас поеду домой, их увижу. И счастье, конечно, любимое дело, узкий круг людей, с которыми одинаково мыслишь, вместе с ними созидаешь. А я уверен, что мы именно созидаем. Все вместе — десантники, спецназовцы, разведчики — делаем общее дело.

Материал был впервые опубликован 27 февраля 2021 года