Почему разрушение семьи не считается преступлением и подлостью
– Отец Федор, на ваш взгляд, почему сегодня так много разводов?
– Ситуацию с разводами мы можем без всякого преувеличения назвать национальной катастрофой. У нас почти девять разводов на десять браков. Можно сказать, что мы как народ перестали уметь сохранять семьи. Это как если бы, например, почти у всех людей исчезли навыки, связанные со строительством домов. Если бы это было так, мы бы сейчас жили в шалашах и пещерах.
Примерно такая же ситуация с семьями – исчез именно сам навык. У достаточно большого количества людей все-таки сохраняется желание создать семью. А вот строить не получается.
Причины известны. Одна из них – колоссальная потеря мужского населения страны в революцию, Гражданскую и Великую Отечественную войны и в годы репрессий, приведшая к тому, что больше половины детей страны росло без отцов. Мальчики и девочки не впитали поведенческих сценариев, связанных с жизнью в полной семье.
Но основная причина не в этом.
Есть идеальное представление о браке, когда один раз на всю жизнь, до гроба в полном счастье и гармонии. Все хотя бы декларируют, что они хотели бы такой брак. Так вот, это представление – оно христианское, рождено и может быть реализовано внутри христианского мировоззрения. Потому что стандарт любви, который предложил миру Христос и призвал человека тянуться к этому идеалу, настолько высок, что может породить только такое представление о браке.
Этот высочайший стандарт любви требует погружения в любимого человека на протяжении всей жизни.
Христианство предполагает – все, что нужно познать мужчине в женщине, есть в одной женщине. И все, что нужно познать женщине в мужчине, есть в одном мужчине. И познается это через целожизненную любовь.
Путь от увлечения и влюбленности к познанию человека действительно до самой его глубины может быть осуществлен в полноте только в течение долгой совместной жизни. Сам по себе этот путь – ценность, постоянное погружение в эту глубину. Через эту любовь человек начинает видеть Бога, мир, окружающих людей, самого себя глазами любимого. И поэтому его знание обо всем на свете становится более многогранным и глубоким. К сожалению, с разрушением христианского мировоззрения, которое сейчас происходит во всех европейских народах, в том числе и в нашем, неизбежно, хотя и с некоторым замедлением, начинается гибель семьи.
Протоиерей Федор Бородин
– Разве это началось недавно?
– Сейчас увеличились темпы разрастания этой катастрофы. Есть удивительный пример в советской эстраде – песня «Огней так много золотых на улицах Саратова». Песня написана, насколько я знаю, людьми, к Церкви не имеющими никакого отношения. Но она выражает еще оставшиеся христианские представления об отношении к любви, к семье, к влюбленности: «Его я видеть не должна, боюсь ему понравиться, с любовью справлюсь я сама, а вместе нам не справиться… Как рано он завел семью, печальная история. Я от себя любовь таю, а от него тем более». Человек, от лица которого исполняется песня, понимает, что семья представляет из себя значительно большую ценность, чем влюбленность. Что разрушить семью – это преступление. 60 лет назад это еще все понимали.
К сожалению, сейчас разрушение семьи не считается преступлением, не считается падением и перестает восприниматься как подлость. Но, с одной стороны, это предательство близкого любимого человека, а с другой – предательство того самого идеала любви. Оно показывает, что ты не дотянулся до этого идеала, оказался слишком мелок, захотел снова испытать влюбленность, которая на самом деле значительно мельче, чем любовь.
Измена начинается в добрачных связях, потому что добрачные связи не обязывают ни к чему. Они на самом деле есть многократный опыт по предательству любви, когда один человек использует другого, а совсем не ставит перед собой задачи сделать другого человека счастливым.
– Но как добрачные связи могут сказываться на семейных отношениях?
– Потом этот опыт предательства и пользования другим человеком может быть перенесен в семью. Помню, как меня поразил разговор с одним человеком, у которого разваливалась семья, и мы с ним об этом пытались говорить. Он утверждал, что абсолютно во всем виновата жена. Я спросил: «Скажи, пожалуйста, ты, когда на ней женился, хотел сделать ее счастливой или нет?» Он резко ко мне обернулся, посмотрел удивленным взглядом: «Какая интересная мысль! Я об этом даже не думал». И это воцерковленный человек! К несчастью, эта семья распалась.
Влюбленность, увлечение человеком не может стать любовью по-настоящему, пока ты не взял на себя ответственность за другого человека. Почему Церковь настаивает на заключении браков, на венчании? Потому что пока человек не скажет: «Все твое – мое, и молодость, и красота, и старость, и болезнь, и вся ответственность, и все твои родственники – все мои родственники», Бог не может дать человеку любовь. Ответственность, как внутреннее состояние, когда все твое – мое. Когда я люблю настолько, что не хочу брать только часть любимого, то есть пользоваться им. Потому что это все мое. И все мое – твое. И вот этот, такой стандарт, до которого человек дотягивается, он открывает возможность полюбить полностью человека и быть с ним счастливым.
Настоящая христианская любовь – служение, следование образу Христа. Христос сказал, что Он пришел служить, а не чтобы Ему служили. Или как апостол Павел передает, что «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35).
Когда человек старается, когда ему радостно от того, что другой счастлив, когда он готов себя очень сильно ограничивать, и перевоспитывать, смиряться, и через это служить, когда перед этим он взял на себя всю полноту ответственности за другого человека, тогда Бог может дать настоящую христианскую любовь.
Самый главный навык, который исчезающе мал в нас, христианах, и который почти исчез в окружающем нас обществе, – навык смиряться перед любимым человеком. Легче уйти.
И мы имеем огромное количество людей, которые так вот порхают по жизни – два, три, четыре брака. Но такой человек никогда не познает, что такое настоящая любовь. И его браки всегда будут под угрозой.
Среди православных семей разводов в разы меньше, чем у далеких от Церкви, но есть разводы даже среди священства. Их еще меньше. Их очень мало. Но они есть, а раньше – практически не было. Мне кажется, это связано именно с тем, что навык по-настоящему, по-христиански любить исчезает из нашего общества. А если исчезает жизнь во Христе, ориентирование на Христа как на образец, то неизбежно разваливается и сам брак в христианстве, даже остаточное представление о нем.
Фото: svadborg.ru
– Но ведь Церковь допускает и второй, и даже третий брак.
– В принципе, в Церкви возможен только один брак. Это не мы придумали, это Христос сказал: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:6).
Второй и третий брак благословляется Церковью только из снисхождения к человеческой немощи.
В одном старинном требнике мне попались слова, которые меня очень поразили. Там было сказано, что если вдовец или вдова вступает в брак, то на год отлучается от причастия. Понимаете, почему? Потому, что она Там тебя ждет. Да, ты не дотянулся, да, ты не смог. Апостол Павел разрешил вступать в брак овдовевшему человеку, но все равно это есть некая потеря, потеря того, что тебе было возможно получить, если бы сохранил верность.
Сейчас идет полемика вокруг решения Константинопольского Патриархата о второбрачии вдовых священников. Мне кажется, что это нарушение древних канонов и оно говорит о том, что авторы этого решения просто не понимают, что такое христианский брак. Почему всегда в истории Церкви вдовому священнику не разрешалось вступать во второй брак и священник должен был быть полностью целомудрен к первому браку? Не потому, что к священнику другие требования. Это очень важно. А потому, что общие ожидания от того, что значит христианский брак, к священнику применялись абсолютно, а к другим могло быть снисхождение. Еще раз повторю: к священнику не другие требования, просто они строго выполнялись, ведь христианский брак – это не один раз на всю жизнь, а один раз на всю Вечность.
И мы знаем много замечательных священнослужителей, которые стали великими святыми, потому что они приняли свое вдовство. Например, святой праведный Алексий Мечев, оставшийся с четырьмя маленькими детьми вдовцом.
Если муж бьет жену, он предал любовь
– Как быть, если муж бьет жену, пусть не постоянно, пусть «всего два раза ударил», а священник говорит ей, что нужно смиряться и терпеть?
– В христианской семье насилие мужа над женой невозможно. Когда какому-нибудь священнику кажется, что это норма, потому что так было раньше, считаю, что это просто глупость. Не все из того, что было раньше, было христианским. Например, рабство или в России крепостное право – это преступление против христианского взгляда на человека.
То, что раньше мужчина бил жену и общество к этому спокойно относилось, не говорит о том, что это допустимо в христианской семье.
Любящий глава семьи не может совершать никакого насилия над своей супругой. Ни физического, ни морального.
Я достаточно часто сталкиваюсь с тем, что мужчины, понимающие свое христианство очень прямолинейно, считают, что могут полностью поработить свою супругу, она должна оказывать помощь, слушаться, и никакого другого мнения, кроме его, в семье быть не может.
Да, «к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3:16) – это сказал Господь. Никто не может отменить этих слов. Но ведь любая власть в Церкви опирается на образ власти Христа. А образ власти Христа – это любовь, которая восходит на крест.
Невозможно представить себе, чтобы Христос бил Своих апостолов, учеников.
Насилие, в каком-то смысле, – точно такая же измена христианскому браку, как и супружеская измена. Не случайно в решении Синода Русской Православной Церкви нанесение тяжких телесных побоев, тем более несущих угрозу жизни – причина, по которой пострадавшая сторона может считать брак оконченным.
Если муж бьет жену, он предал любовь, понимаете?
– Если разводы, пусть и гораздо реже, случаются даже в семьях священников, то, получается, совсем никаких гарантий – ни исповедь, ни причастие, ни даже служение у Престола их не дают?
– Священническое служение совершается параллельно с другими служениями. Например, со служением мужа. Проблема в том, что только в дурных романах все заканчивается свадьбой. На самом деле со свадьбой все только начинается. Начинается огромная работа. В фильме «Тот самый Мюнхгаузен» звучат слова, что любовь – это теорема, которую нужно доказывать каждый день. То есть это труд, который надо совершать ежедневно.
Это труд еще и потому, что каждый человек находится в развитии. У той девушки, которую ты полюбил, будут внутренние кризисы, перемены, у нее могут быть идущие совершенно в другом ритме пути внутреннего развития. И это тоже Промысл Божий о тебе, чтобы ты был шире и глубже. Потому что твое познание мира и Бога осуществляется и через этого человека.
А человек, и священник не исключение, может в какой-то момент не захотеть дальше совершать эту работу. Может прожить вместе с супругой годы и однажды сказать: «А я не хочу больше работать. Мне надоело». Он может принять помыслы о том, что где-то проще, потому что здесь его не любят, не уважают, не ценят, не понимают. Как только он эти помыслы примет, сразу (сатана работает очень четко) появляется извне семьи кто-то, с кем, кажется, будет значительно легче, проще, красивее и радостнее.
Тут человек может сказать: нет, я останусь верным, я не предам любовь. А может сказать, что все вокруг такие и я такой. Почему я должен? В конце концов, сейчас человеку достаточно включить телевизор и там десятки «специалистов» скажут ему, что мужчина – это просто самец, ему нужно оплодотворить как можно больше самок. С этим бесполезно бороться. И если человек готов принять мысль о том, что он – животное, то он уйдет от любви.
Несколько лет назад ко мне пришел человек, который венчался в нашем храме. Он рассказал, что с ужасом обнаружил – жена изменяет ему с его же коллегой. У него были все причины, даже по канонам, чтобы расстаться с этой блудницей. Но он говорил, что любит жену и хочет сохранить семью. Он боролся, и через его любовь, через его веру жена стала оттаивать. Человек совершил настоящий подвиг.
Поэтому иногда бывает так, что внешний зритель ситуацией возмущается: почему священники настаивают на том, что надо смиряться, терпеть? А священник просто надеется, что эту семью можно спасти. И если потерпевшая сторона готова простить, то, в принципе, все можно склеить. Потому что Божественная благодать не ограничивается человеческими силами или обстоятельствами нашей жизни.
Священник, на мой взгляд, должен говорить, что да, согласно словам Христа, прелюбодеяние – повод для развода (Мф. 5:32). Ты можешь оставить семью, можешь оставить этого человека. Бывает такое, что люди не могут простить предательства. Иногда даже, может, и правильно развестись, особенно если измена продолжается, потому что в такой лживой обстановке невозможно нормально воспитать детей. Но, возможно, если ты вытерпишь кающегося супруга, то ваша семья восстановится.
– Семьи не всегда распадаются из-за измены: люди уходят порой не к кому-то, а друг от друга. Почему так происходит?
– Люди не хотят носить тяготы друг друга, исполнять закон Христов. Человек не хочет меняться, не хочет терпеть, не хочет служить. И в основном, чем меньше человек сам этого хочет, тем больше он требует, чтобы перед ним смирялись, ему служили.
А без смирения друг перед другом, без несения тягот друг друга брака быть не может, семейного счастья быть не может.
Христианская семья – это такое большое бревно, которое несут двое за два конца. И будь ты хоть Иван Поддубный, если другой кончик отпустил, ты не удержишь.
Фраза «от развода страдают дети» стала затертой, а ведь это катастрофа для ребенка. Для него мир состоит, прежде всего, из папы и из мамы, это целая Вселенная. И они должны быть вместе. Как одно небо над ним, одна земля под ним. И вдруг это пополам треснуло и начинает расходиться. Этого не может быть, этого не должно быть, – понимает ребенок. Но это есть. И его внутренний мир неизбежно претерпевает страшные искажения. Я знаю об этом, как сын разведенных родителей.
Последствия родительского развода – последствия ядерного взрыва в моей маленькой детской вселенной, я лет до сорока – сорока пяти обнаруживал в себе и, может быть, еще не обнаружил все последствия этой, как сейчас говорят, травмы, искажений моего духовного мира, которые вошли в меня, когда мне было двенадцать лет.
До этого я видел счастливую семью, где папа и мама любят друг друга, а после этого любовь умерла. Мир стал огромным, холодным, и я, пытаясь найти объяснения, ставил это себе в вину.
К сожалению, сейчас разводящимся супругам есть дело только до себя. Если бы они по-настоящему любили детей, они бы сделали все для того, чтобы сохранить любовь и семью.
Если два человека со смирением готовы переживать любой кризис, то любая семья может сохраниться. В конце таинства венчания есть удивительные слова. Священник говорит: «Господи, благослови этих рабов Твоих, Твоим Промыслом бракосочетавшихся». Причем, когда этот чин составлялся, в основном браки совершались, как казалось, промыслом родителей. Родители женили детей.
Никто никого не выбирал, но Церковь верила, что Бог соединил, это человек не разлучает, что это Промысл Божий. И люди в это верили и понимали, умели жить по-христиански.
«Мы боимся, а вдруг не получится»
– Ситуация, о которой вы говорите, схожа с тем, когда молодой человек оканчивает семинарию, надо рукополагаться, а невеста есть не всегда – как вам идея жениться на первой встречной?
– Чаще всего семинаристы – очень целомудренные люди, которые хранят свое целомудрие на уровне помысла. По крайней мере, так было в мое время, надеюсь, что сейчас все тоже так.
Вот в наше время было принято: семинарист учится в семинарии, ему понравилась девушка, он идет и подает за нее сорокоуст, говорит: «Господи, отпусти», потому что пока не время. Потому что он не может создать семью, у него нет средств, чтобы снимать квартиру в городе, кормить детей, он учится, живет в семинарии.
Но потом, когда, например, архиерей звонит и говорит: все, переходи на заочное, срочно женись, потому что надо открывать по пять храмов в день, священников не хватает (речь же о девяностых годах), семинарист выходит на эту знаменитую чугунную лестницу в академии, перед тем крепко помолясь у мощей преподобного Сергия, и делает предложение буквально первой встречной.
Нередко бывшие семинаристы женаты на женщинах со сложным характером, знаю много таких примеров. Но все равно это счастливые браки, потому что он принимает ее как дар Божий, а ее характер – как задание Божие себе. Священники, которые даже мучаются со своими женами, с их тяжелым характером, обычно хорошие священники, очень хорошие.
В любом случае, поскольку человек нацелен сохранить брак, бороться за него внутренне, он борется и делает.
А в мире, вне Церкви, большинство людей подолгу присматриваются друг к другу.
Вот это «попробовать» – самое печальное. Очевидно же, что «пожить, попробовать» ведет к будущему распаду брака. Именно потому, что, если ты не берешь ответственность, любовь не рождается, а влюбленность проходит.
Кстати, есть очень важный момент, с которым мы, священники, сталкиваемся в современной практике. У нас в чинопоследовании таинства венчания не произносятся обеты, а лишь задаются вопросы: а имеешь ли ты благое произволение и не обещался ли иной невесте.
Один бывший прихожанин, разваливший свою семью, говорил мне:
– Отец Федор, покажите мне обет, который я нарушаю. Да, на тот момент я имел благое произволение, не обещал другой невесте, это была правда, я не солгал. А сейчас я ее не люблю, люблю другую.
А я ему ничего не могу сказать. Потому что когда чин венчания составлялся, то для всех «один раз навсегда» было абсолютно очевидно. Священство сейчас ищет какие-то пути, для того чтобы это преодолеть. Кто-то использует в предвенчальных беседах католическую модель, которая на самом деле просто древнецерковная модель: я такой-то, беру в жены такую-то, обещаю любовь, верность, супружеское уважение. А жена обещает любовь, верность и супружеское послушание.
У меня есть знакомый игумен, который тоже придумал подобную форму о верности, которую произносят супруги на венчании, о том, что «только смерть разлучит нас». Когда перед венчанием он говорил о том, насколько важен этот шаг, и предлагал прямо в храме задать собирающимся венчаться вопросы, половина (!) пар говорили: «Нет, не задавайте нам такие вопросы, мы не хотим давать этого обязательства. Мы боимся, а вдруг не получится». Таких людей нельзя венчать. То есть человек, вступая в брак, чтобы попробовать, имеет мысль о том, что он может оставить свою жену или своего мужа.
Фото: Misha Maslennikov / Flickr
Сейчас как раз на общецерковном уровне идет работа над формулировкой этих обетов. Даже говорят о письменном документе. Он мог бы помочь в таком чрезвычайно важном для осознания человека обещании, которое он собирается дать Богу и супругу (супруге).
Человек должен прежде всего от себя сказать: я совершаю действие, я беру в жены. Не мне выбрали, не мне предложили, давайте попробуем, а я совершаю действие. Я обещаю ей любовь, и верность, и уважение. Кстати, если муж обещает ей супружеское уважение, ни о каком поднятии руки тут, понятно, речи быть не может.
– Как все-таки людям сохранить семью?
– Чрезвычайно важно вместе молиться. Понятно, утром это невозможно, все в разное время встают, кто на работу, кто в школу, кто в институт. А вот вечером семья должна собраться и вместе молиться. Я прямо настаиваю на этом. Если мы говорим, что семья – это малая Церковь, то она, прежде всего, реализуется в совместной молитве.
Во-первых, христианин не может встать на молитву, не примирившись со всеми остальными, и в этой совместной молитве сгладить все недоразумения, обиды, прочее. А во-вторых, каждый день возобновляется вот эта помощь благодати Божией, полученная в таинстве венчания.
Ведь венчание – это не просто какая-то регистрация в Церкви или в Небесном Загсе, а, прежде всего, помощь Божья. Как исповедь, которая не только прощение грехов, но и помощь преодолевать грехи, которые живут в человеке. Поэтому мы часто исповедуемся, и это помогает нам преодолевать наши грехи. Так же точно с венчанием. Это помощь строить семью. И когда мы вместе молимся, мы снова как бы открываем, мы снова расчищаем этот колодец с этой чистой водой, даем слово смиряться и терпеть друг друга.