Во всем этом ему помогает семья и норвежские друзья, которые за это время стали родными людьми. А соотечественница в Швеции Тамара Сушко сняла документальный фильм «Не рабы рыбы».
— Какая она была — моя прабабушка? — задает вопрос Юрию Федоровичу его внучка. Это первые кадры фильма. Здесь ей ровно столько же лет, сколько было маме Юрия, когда ее угнали немцы. Пятнадцать.
Создатели фильма не ожидали, что расследование судьбы одного пленного даст возможность прикоснуться к судьбам ста тысяч. А желание раскрыть тайну рождения одного ребенка в немецком плену в Норвегии приведет к судьбам пятидесяти.
Афиша фильма
Все это — благодаря тому, что вокруг одной истории объединились те, кого связывает любовь к человечеству, жажда жизни и справедливость. У каждого своя война. Даже в мирное время.
«Мама привезла со мной из Норвегии ножницы»
В городок Сестрорецк Ленинградской области супруги Сальниковы — Юрий Федорович и Наталья Петровна — переехали из Петербурга относительно недавно. Городская жизнь отошла на задний план.
Мы в доме, который построен по плану Юрия Федоровича — скульптора и архитектора. В нем много свободного пространства, работ художников и предметов интерьера, к которым неравнодушна хозяйка. Уютно.
Юрий Федорович уверен: если бы не сын и супруга, не было бы этой послевоенной истории. С ее тайнами и сложными пазлами. Уходят они в далекий 1941 год. Но приоткрылась тайна рождения Юрию Федоровичу, когда он был подростком.
Юрий Фёдорович Сальников и его супруга Наталья Петровна
— Когда мне было четырнадцать, мамин брат достал ножницы — они всегда были в нашем доме. И говорит: «Вот что значит “Золинген” (город Золинген в Германии известен в мире как производитель высококачественных лезвий, ножей и других режущих инструментов. Его имя защищено в качестве торговой марки. — Прим. ред.). Столько лет и такое качество. Твоя мать когда-то привезла их с собой из Норвегии».
Я был удивлен! Как? Из какой Норвегии? Почему? А он мне говорит: «Ну вот, она тебя оттуда привезла». С тех пор мне было все очень интересно. Я сейчас сожалею, что не стал все у родителей выспрашивать. Но тема эта была в семье запретной. Документы до определенного времени прятались. И я ничего не знал. А местом моего рождения в документах значился Владивосток. И все было очень запутанно, — продолжает Юрий Федорович.
Ножницы Solingen, благодаря которым раскрыта тайна рождения Юрия Сальникова. Они до сих пор хранятся в семье
Ножницы оказались знаковой вещью. Дело в том, что мама Юрия Федоровича и ее родители жили на канале Грибоедова. Это самый центр города. Напротив Дома Книги.
— До войны они жили во втором дворе на третьем этаже. А во время войны, так как тяжело было ходить и постоянно бомбили, переселились на первый этаж, в такую каморку. Маленькая двухкомнатная квартирка. Когда война закончилась, они остались там же. А когда мы снимали фильм, были в этой квартире. Что удивительно, сейчас там находится парикмахерская, — говорит он.
Адрес, по которому жила в детстве мать Юрия Сальникова Галина
Лив Мьелде подключила ученых
Наталья Петровна знала о тайне рождения мужа и как могла принимала участие в его судьбе:
— Все началось с того, что я вместе с сыном работала в художественном салоне в центре города, на Невском проспекте. В этот салон за сувенирами часто заходили иностранцы. Так как мы знали, что Юра родился в Норвегии, интересовались, откуда приехали туристы. И достаточно часто среди них были люди из Норвегии. Одна попытка что-то узнать оказалась неудачной, но мы не переставали спрашивать.
Однажды в салон зашли Лив Мьелде и Ричард, ее супруг. Он — антрополог, а она — профессор университета в Осло. Оказалось, что Лив как раз занимается такими проектами, говорит Наталья Сальникова.
— Это просто чудо, что нас свела судьба! — продолжает она. — Сын дал ей записочку, где значились имя, фамилия, отчество родителей Юры, место его рождения, как предположительно об этом знал он сам. Лив подключила к этому проекту историков, других ученых. Человек двадцать одновременно стали поднимать эту тему. Лив периодически приезжала к нам, мы созванивались и сблизились так, что уже называем друг друга сестрами.
Ученые пригласили Сальниковых в город, где родился Юрий Борисович – Будё. Он стал единственным ребенком, родившимся там в немецком плену и добравшимся до этих мест.
Норвежская газета. Воспоминания о первой поездке
Юрий Федорович достает папку, в которой хранится много чего интересного. Показывает номер норвежской газеты. Здесь рассказано о приезде русских. Тут же на столе появляется книга «Тайна пары ножниц». Лив Мьелде написала ее, когда собрала достаточно материала. Презентация прошла в Будё в 2018 году. Сама она говорит, что раскручивала эту историю, как детектив, и многое узнала об истории своей страны.
Маму немцы угнали в Германию
Юрий Федорович все эти годы тщательно собирает материалы, которые так или иначе имеют отношение к его судьбе и судьбе его родителей:
— Маму звали Галиной. История была такая. В 1941 году мамина мама, моя бабушка, отправила ее к своей сестре в Смоленскую область. Это был город Гжатск, ныне Гагарин. И туда пришли немцы и стали угонять то ли в начале 1942 года, то ли в конце 1941-го в Германию. Немцы по окрестностям Смоленской, Брянской областей собирали подростков. Маме тогда было 15 лет. 16 исполнилось в августе, уже в плену. Их всех сначала в Германию отвезли, а потом в Норвегию.
Фабрика, где они работали, называлась «Фрост филе», находилась в Северной Норвегии, за Полярным кругом, в городе Будё. Здесь немцы организовали рыбоконсервный завод, который выдавал 100 тонн консервов в сутки. Конвоиры жестоко били пленных за малейшую провинность. За нарушение режима или вынос рыбы из цеха могли расстрелять. «Руки у работающих на конвейере невыносимо болели от холодной воды. Боли в руках маму мучили до конца жизни», — вспоминает Юрий Федорович.
Юрий Сальников показывает место, где жила в детстве его мама
— Когда я туда попал, понял, что, наверное, самой ужасной для них была полная неопределенность. Сколько будет идти война, освободят ли их, вернутся ли домой? Однажды, когда был взрослым и уже знал, что родился в Норвегии, спросил у мамы, почему они там не остались, ведь Норвегия сегодня процветающая страна? Она тогда сказала, что они мечтали вернуться домой, — говорит он. — Каково же было этой девочке там? Мама жила в красивом месте — в большом городе Ленинград между Казанским собором и Спасом-на-Крови. А что видела она там? Руины после бомбежки? Немцы боялись, что англичане высадят там десант, и разбомбили Будё. Остались руины.
Дом на Грибоедовском канале, в котором жила семья матери Юрия Сальникова
Завод стоял в нескольких метрах от моря. Мать Юрия Федоровича говорила, что, бывало, пленные выйдут так к морю и долго смотрят вдаль. Мрачный пейзаж, камни, развалины и холодный ветер. Она, как и многие, очень хотела домой.
— Как туда попал отец, знаю немного. Его призвали в 1939 году. Он был сержант, командир отделения, как я понял из архивов. Попал в плен. Но не на изнуряющие работы, а на фабрику эту. Потому что у него было образование. Перед войной закончил техникум и стал инженером-электриком. Так и работал там. Это же производство. Объект стратегический. Такие, как он, были нужны, — заключает он.
Некоторые прыгали с корабля, но, я думаю, это были надзиратели
Юрий Федорович достает потертый бумажник из рыбьей кожи с надписью, в нем старые фотографии. Это сокровище он нашел, когда умерла мама. А было ей 67 лет. Отец ушел из жизни на пять лет раньше, ему было 70.
С фотографий на нас смотрят красивые мужчина и женщина, которых, возможно, от многого спасла любовь в плену.
Старый бумажник и фотографии — память о родителях
Юрий Федорович склонен верить, что их отношения родились не из обстоятельств, а благодаря настоящему чувству. Об этом, по его мнению, свидетельствуют некоторые события. Шикарный подарок отца матери — швейцарские часики. Такое подаришь не каждой. И тот факт, что после плена и разлуки они все-таки встретились, родили еще сыновей и до конца дней были вместе.
Юра был их первенцем. Именно его рождение покрыто множеством несостыковок и тайн. Почему? Просто родители спасались, как могли, и тщательно скрывали то, что с ними случилось. Боялись своего прошлого, как боялись и настоящего, если это прошлое сыграет с ними злую шутку. Мама Юрия так и не вернулась жить в свой любимый Ленинград.
— Я родился 1 января 1945 года, а через полгода закончилась война. Но в Норвегии военные действия закончились на два-три месяца раньше. Родители в то время, когда мне пришлось появиться на свет, были уже свободными и могли перемещаться по городу. Насколько нам стало известно, когда уже раскручивали все, в этом лагере русские пары стали родителями 51 ребенка, — говорит Юрий Федорович.
Мама и отец Юрия Сальникова в молодости
В этом же году их стали отправлять на Родину. Я интересовался: кто-нибудь из военнопленных остался там, в Норвегии? Оказалось, был один случай, когда военнопленная родила от норвежца и каким-то образом там осталась, — продолжает он. — Был еще один беглый. Он прятался в горах, и местные его подкармливали. Насколько я знаю, было такое соглашение между властями, чтобы все военнопленные вернулись в Союз.
Сначала всех военнопленных из Буде на пароходах переправили в Нарвик, оттуда — в шведский городок Лулео.
— Там я тоже был, когда закладывали камень на месте отправки военнопленных. Там есть русская диаспора, и они все это организовали. Помню, что присутствовал очевидец тех событий, швед. Продавал там свою книгу. Она переведена на русский язык. Пишет, — а еще и на мероприятии рассказывал — что русские не хотели возвращаться домой и прыгали за борт, а пароход их давил. По его словам, они боялись лагерей и расстрелов на Родине. А вот родители мне говорили, что все происходило радостно и с песнями. А прыгали те, кто работал надзирателями в лагерях. Они боялись расправы со стороны своих же, и это понятно, — говорит архитектор.
Согласно документам, все военнопленные, которых отправляли в Россию, попадали в фильтрационные лагеря. 45 процентов надели шинели и отправились на русско-японскую войну. Пока шли поезда на восток, американцы скинули ядерную бомбу на Хиросиму, и война прекратилась. Многие тогда осели на Дальнем Востоке. В том числе мой отец. Он остался во Владивостоке.
Маме дали прописку на полгода в Ленинграде
— Мама добралась до Ленинграда. А как складывалась судьба женщин, которые вернулись из плена с детьми? Трагично, как правило. Все считали, что эти дети — немецкие выродки, и нещадно притесняли тех женщин. Как правило, они не могли устроиться на работу, а паспортов у них не было вплоть до 55-го года. Многие пары тогда не смогли воссоединиться. Семьи распались, и дети своих отцов больше не видели.
У Галины Короленко судьба сложилась иначе. Юрий Федорович уже потом понял, что она всячески скрывала факт его рождения в плену, за границей.
— Я долго распутывал цепочку, чтобы понять, как может быть такое: мне говорят, что родился в Норвегии, а в документах в графе «место рождения» стоит Владивосток, — отмечает он.
Юрий Федорович, когда смотрит на старые снимки, вспоминает то один факт, то другой. Это как проявленный негатив — становится все четче и контрастнее, и, кажется, от этой ясности ему становится легче и светлее.
Галина Сальникова с сыном Юрием
— Мама вернулась домой. Представляете реакцию ее мамы? Четыре года без всяких вестей. Она была уверена, что дочери нет в живых. А тут дочь появляется в дверях. И вот тут что удивительно еще. Мой дядя как-то сказал, что, скорее всего, если бы мама осталась тогда в 1941 году в Ленинграде, вряд ли выжила бы. У нас тогда вымер почти весь двор в Ленинграде, — рассказывает он.
Архитектор изучал документы паспортных столов города в надежде, что где-то промелькнет его имя. Все, что у него было — метрики, выданные в 1947 году, в один день с метриками младшего брата, который родился уже во Владивостоке.
— Я все думал, как же так, родился в 45-м, а метрики выданы на два года позже. Пошел в паспортный стол в Петербурге уже в двухтысячных годах. Выдали мне талмуд. Там за 45-й год все регистрации рождения. Да, себя нашел. Зарегистрирован на фамилию Короленко.
В графе «место рождения» — прочерк, в графе «отец» — тоже прочерк. Уверен, что мама скрывала умышленно, на всякий случай, чтобы не было последствий.
А вот свидетельство о рождении я получил в 2010 году. Нашел причину, по которой цифра в метриках, которые получены во Владивостоке, не совпадала с цифрами метрики брата. Дело в том, что по итогам запроса во Владивосток нам сказали, что такие документы на меня не выдавались. Значит, они были куплены условно за бутылку, чтобы на меня был хоть какой-то документ, — продолжает он.
Родители расписались за три дня до рождения брата, а Юрий Федорович был усыновлен своим отцом и стал Сальниковым.
Юрий Сальников с фотографией родителей
— Мама в начале 1946 года села в поезд и уехала к папе во Владивосток. Наверное, они решили воссоединиться, а еще сыграл тот факт, что прописку ей дали всего на полгода. Потом я вспомнил, что тогда же бывшим военнопленным нельзя было жить в больших городах, таких как Москва и Ленинград. Это тоже стало причиной отъезда, — вспоминает он. — Подтверждение всему этому нашел в архиве одного из паспортных столов города. Чудом наша домовая книга уцелела. Многое было утрачено во время войны. И в той книге значится дата ее регистрации и место, откуда она прибыла – Норвегия.
Раньше я осуждал государство. Сейчас понимаю
В 1952 году Владивосток сделали военной базой и всех, кто ранее был в оккупации и плену, выселили оттуда. Родителям снова нужно было что-то менять.
Федор Сальников тогда работал начальником электроцеха на судоремонтном заводе. Ему, как специалисту, предложили два варианта. Тогда строили судостроительный завод в Астрахани и Клайпеде. По просьбе Галины отправились в Литву. Это ближе к Ленинграду.
— Помню, тогда я жил то с родителями в Клайпеде, то с бабушкой в городе на Неве. Уже в Литве родился третий брат. Мама, когда в возрасте была, доживала с ним. Мы с братом, бывает, спорим о разном. И когда речь заходит о внешней политике, о России, часто мнения расходятся. Тогда говорю ему: ты же русский человек. А он говорит, что литовец русского происхождения. Вот так может на отдельно взятой семье отразиться история государства, — рассказывает Юрий Федорович. — Что советский человек знал о Норвегии? Просто — что есть такая страна и все.
Я одно время удивлялся: почему людей, которые так много пережили и, наконец, вернулись на Родину, не могут оставить в покое.
Почему ко всем ним такое пристальное внимание? И уже потом понял. Могло же быть все что угодно.
— Бывших военнопленных могла вербовать та сторона. Люди подписывали любые бумаги за кусок хлеба, чтобы выжить, — добавляет Наталья Петровна.
— Государство обязано было устанавливать контакты. Это была вынужденная мера, страховка. Враждебный лагерь не дремлет, — продолжает Юрий Федорович. — И вся эта история с моим рождением, с их пленом. Понятно, что родители не афишировали. Они переживали за меня, за себя, за мою судьбу и судьбу других детей. А было же за что. Времена непростые. И в отличие от многих детей, рожденных в плену, у меня в жизни все сложилось достойно.
Сейчас понимаю и отца Наташи. Он служил в органах, и когда узнал о нас, поставил перед дочерью вопрос ребром: заканчивай с ним всяческие отношения. Помню, усадил он меня за стол и устроил настоящий допрос: кто такой, где вырос, кто родители, где родился? Я ему отвечаю: а при чем здесь мои родители, если отношения с Наташей у меня? Очень хорошо помню его ответ: «Прошлое твоих родителей может повлиять на дальнейшую судьбу моей дочери». И был прав. Понял я это, когда получал документы о своем рождении. Хорошо, что поступил я в Академию художеств, а не в военное заведение.
— Тем не менее, мы уже 52 года вместе, — говорит Наталья Петровна. И видно, что она не жалеет о своем выборе.
Наталья Петровна Сальникова
«В Норвегии было множество лагерей, нам надо отмыться от этого»
Юрий Федорович и Наталья Петровна вспоминают о своих поездках в Норвегию и все время повторяют, что в Будё попасть достаточно сложно:
— Во-первых, это за Полярным кругом. А когда мы летели в первый раз в Будё через Осло, были чрезвычайно удивлены вниманием, когда проходили паспортный контроль. С пристрастием выясняли, кто мы и зачем летим в Будё? Мы не раз были за границей, таких неловких ситуаций не возникало. И только когда показали приглашение от мэрии, беспрепятственно попали в самолет.
— Оказывается, Будё – одна из самых больших натовских баз. Наверное, и внимания вызывает больше, — говорит Юрий Федорович. — Когда мы пошли там на посадку и я увидел с высоты город, предположил, где находился лагерь, и не ошибся. Растрогало первое впечатление. В аэропорту нас встречала женщина с табличкой «Юрий Федорович, добро пожаловать на Родину». Оказалось, эта женщина после войны работала в здании, где был госпиталь, в котором я родился.
Историю Юрия Сальникова хорошо знает его сын Михаил (в середине кадра). Он и его семья сопровождали Юрия Фёдоровича в одну из его поездок в Норвегию
На полке в гостиной Сальниковых стоит эскиз памятника. Скульптура, предельно ясная в контексте восприятия истории о маме Юрия Федоровича. Она называется «Девушка на ветру» — собирательный образ тех, кто дышал норвежским воздухом несвободы, смотрел вдаль и мечтал о Родине.
— Юрий Федорович, а чья мысль о памятнике, ваша?
— Моя — идея эскиза. А мысль подал бывший натовский летчик Кнут Сторе. Он сейчас директор большого музея авиации в Будё. Мы познакомились и поддерживаем отношения. Этот человек очень интересуется периодом Второй мировой войны. Он нашел, сохранил и систематизировал документы, связанные с лагерем-заводом. Кнут подарил мне этот альбом.
Юрий Федорович перелистывает толстый альбом с уникальными архивными фотографиями. Таким был Буде, когда там в плену трудились его родители. Каждое фото подписано.
Юрий Фёдорович Сальников показывает альбом с архивными фото Будё. Альбом подарил ему Кнут Сторе
— Руины и край земли. Двадцать метров от фабрики — скалы и море. Вот это — госпиталь, это бараки, жилая зона. Вот план лагеря, — показывает Юрий Федорович и продолжает:
— Нас возили по разным кладбищам. Кнут Сторе тогда сказал, что в натовские времена советские захоронения были уничтожены. И уже в наши дни поляки, югославы свое восстановили, поставили стелы, а про русских — ничего. Так и решили. Я уже идею с памятником осуществил. Согласовали это в мэрии Будё.
— Когда он там появится?
— Процесс небыстрый. Дело в том, что каждые два года в Буде меняется мэр. И если сначала нас поддержали, то, когда власть поменялась, другой мэр решил, что деньги, которые выделяют на памятник, могут быть полезны еще где-то.
«Девушка на ветру». Так называется скульптура, которую мечтает установить Юрий Сальников и все, кто ему помогает
Потом, когда презентовали книгу Лив, мы снова встречались, уже с другим мэром. Нас снова поддержали. Это молодая женщина-мэр. Меня удивило: она не в курсе, что СССР освобождал Северную Норвегию. У них своя история. И только некоторые, такие как Кнут Сторе, говорят о том, что на всей территории Норвегии было множество трудовых, каторжных и концлагерей. Он говорит: «Нам надо отмыться от этого».
Это будет бронзовая скульптура высотой 2,5 метра. Есть договоренность, что отливать скульптуру будут в Екатеринбурге. Бригада готова приступить. Мы не успели сделать это к 75-летию Победы, да и ситуация в мире пока сложная в связи с пандемией. Поэтому сейчас настроены на то, чтобы его просто сделать, — заключает Юрий Федорович.
— Полгода назад решился вопрос, где будет установлен памятник, место есть, — продолжает Наталья Петровна. — Сейчас вопрос в деньгах. Общая сумма — порядка 7 миллионов рублей. 75 процентов расходов покрывает Норвегия. Остальное должны добрать мы. Это полтора миллиона рублей. Объявили сбор на краудфандинговой площадке, но сумму не собрали. Будем пробовать еще.
Юрий Сальников мечтает установить памятник военнопленным в Норвегии
«Не рабы рыбы»
Документальный фильм со странным, на первый взгляд, названием «Не рабы рыбы» я увидела в Севастополе на международном фестивале «Победили вместе» в 2019 году. Его сняла Тамара Сушко — сибирячка, которая с начала девяностых живет в Швеции. Вот что она рассказывает о фильме и этой истории:
— Началось все примерно лет за пять до того, как фильм был готов. И конечно же, за это время произошло так много удивительных встреч и совпадений, что иногда думаю: если бы хоть одно звено истории не случилось, то она могла забыться навсегда.
Я училась на курсе документального кино в университете Швеции. Во время учебы нужно было сделать короткий документальный фильм за полгода практически без денег. Весь бюджет 50 евро. Идей никаких не было. Но в это время в местной газете была напечатана фотография из архива: 14 русских женщин у школы на севере Швеции, 1945 год. Фото сделано во время репатриации советских пленных домой через север Швеции. Фотография меня удивила тем, что на руках у одной из женщин был ребенок. Так началось мое путешествие в неизвестную часть нашей отечественной истории.
За это время проделана колоссальная работа. Я встречалась с историками Норвегии и Швеции, мониторила различные архивы. Получила очень много информации и сделала короткий фильм.
Уже тогда норвежский историк Микаэль Стокке вкратце рассказал историю Юрия Сальникова. Был назван Владивосток. И я тогда подумала, что это звучит интригующе, но очень далеко, и я вряд ли смогу встретиться с этим человеком.
У меня есть фильм «Карлсвик — дорога домой?». Он был показан в Киркенесе на 70-летнем юбилее освобождения Северной Норвегии. Его увидела одна туристка из Австралии и рассказала о нем своей подруге, профессору социологии из Осло Лив Мьелде. Она оказалась той самой Лив, которая ранее, если считать с сегодняшнего времени, то 13 лет назад, совершенно случайно встретила сына Юрия Сальникова в Санкт-Петербурге. И помогла ему раскрыть семейную тайну. Лив написала мне письмо, потому что она очень серьезно изучала тему советских пленных женщин и детей в Норвегии.
Книга Лив Мьелде «Тайна ножниц». У автора есть желание выпустить её на русском языке
Мы встретились в Осло, я делала новый фильм о военной истории в Северной Норвегии, и мне нужны были архивы. Лив помогла, мы соединили наши исследования. Вот тогда и родилась идея сделать фильм об истории Юрия Сальникова. Она уникальна и раскрывает абсолютно неизвестный пласт истории.
Встреча с Лив Мьелде была самой решающей. Мы все подружились, и теперь как одна семья.
Кнют Сторе, Лив Мьелде и Юрий Сальников очень подружились за время всей этой истории
— Что открыли в процессе съемок для себя лично? Что вас удивило, вдохновило?
— Удивили различные поворотные моменты, встречи с неравнодушными людьми, подвижниками и антифашистами, которые случились за время исследований и сбора материала. Например, бывший директор авиамузея в Буде Кнут Сторе сохранял у себя дома списки детей, рожденных в плену, 30 лет!
Удивительные фотографии рыбной промышленности в Будё нам прислали из музея Будё уже практически на окончательный монтаж. Очень не хватало именно таких документальных свидетельств о тех событиях.
История складывалась по кусочкам. Надежда на то, что найдем в живых тех, кто имеет отношение к лагерю в Будё, таяла, но нам повезло. Есть уникальные записи.
— Почему важно снимать и рассказывать такие истории?
— Конечно же, важно было рассказать эту неизвестную историю. Она затрагивает очень много семей. Сто тысяч пленных, военных и гражданских каторжников отбывали плен в Норвегии. Много наших пленных пропали без вести, погибли. Останки бежавших до сих пор находят в горах Северной Норвегии и Швеции. Например, в 2014 году захоронили нашего военнопленного, который бежал и погиб от холода и голода.
Мы встречали могилки, например, на острове Аукра, которые никогда не посещались родственниками, и мы были первыми из русских, кто это сделал.
На всех фестивалях документального кино, куда мы привозим фильм, зрители рассказывают свои семейные истории о том, что это было табу, о плене не принято было рассказывать.
— Как продвигаете фильм? Какую страну он представляет?
— Фильм побывал на 10 фестивалях. Больше всего это российские фестивали. Представлен фильм как шведский. Получил множество дипломов, самый главный — Гран-при — в Дмитрове на «Братине». Там же прошла и презентация фильма во ВГИКе (Сергиево-Посадский филиал).
Режиссёр документального фильма «Не рабы рыбы» Тамара Сушко и Юрий Сальников на «Братине» в Московской области
Юрий и Лив присутствовали на премьере в Мурманске. Мы все вместе представляли фильм в Севастополе. Лив тогда же приняла участие в Международном общественном форуме «Сохранение памяти о Второй мировой и Отечественной войнах». Еще был шведский фестиваль.
— Тамара, вы занимаетесь сбором на памятник. Как обстоят дела?
— Дело сдвинулось после продвижения фильма на фестивалях в Севастополе, Дмитрове.
Решение об установке памятника приняла другая коммуна. Мы получили это решение.
Но теперь по договору с норвежцами нам нужно вложить 30 процентов от стоимости памятника.
Мы писали многим организациям, в консульство Норвегии, МИД России, Российское военно-историческое общество. Ответов не было.
Тогда мы создали проект на Планете.ру. Сейчас мы собрали 50 000 рублей. Нам помогали многие знакомые и незнакомые, блогеры и журналисты, от Архангельска до Якутска, но до цели еще далеко. Нужно собрать как минимум миллион рублей, чтобы увеличить и отлить скульптуру. Транспортировкой и установкой уже займутся норвежские партнеры.
И сейчас началась пандемия. Все проекты остановлены. Но мы не отчаиваемся. Время действовать. Историю никто не отменял и будущее тоже.
75-летие Победы мы будем праздновать и очень надеемся, что рано или поздно «Девушка на ветру», выстоявшая ледяной и жестокий плен, будет стоять в Норвегии, на Лофотенах, и наш проект преодолеет это вирусное сопротивление.
Подробности о проекте можно прочитать на сайте «Планета», в завершенных проектах. Надеемся на показ фильма на ТВ.