«Я садилась за уроки, а мне вводили химиотерапию». 100 баллов за ЕГЭ и победа над раком

«Не самый лучший день в моей жизни»

— Как ты?

— Сейчас все хорошо — как раз недавно проходила обследование, в сентябре будет новое. Лечение закончилось в марте этого года, но врачи не могут предвидеть, вернется ли болезнь снова. Пока вроде все неплохо. Единственное, мне сказали, что нельзя есть много сладкого, быть на солнце и сильно нагружать себя физически. 

— Когда все началось?

— Еще с детского сада. У меня просто болела нога, а в 10 лет боли стали просто невыносимыми. Я могла упасть, стукнуться — и после этого сутки-двое было невозможно разогнуть ногу. В больницу первый раз пришла из-за болей, второй — за освобождением от физкультуры.

Меня положили в обычное хирургическое отделение в Кирове. Я лежала одна, было очень страшно, потому что это первая операция в моей жизни. Но все прошло быстро, уже недели через две меня отпустили домой.

А через три года нога снова заболела, мы снова пошли к хирургу, и он направил нас в онкологическую больницу. Я знала, что такое онкология, и очень перепугалась. У нас был хороший знакомый, который предложил отправить меня с бабушкой в центр имени Блохина. Так в 14 лет я первый раз поехала в Москву. Там я прошла полное обследование, оно было недели две-три. Мне поставили диагноз и сказали, что нужно лечиться, делать операцию. 

— О чем ты думала в тот момент? 

— Не самый лучший день в моей жизни… Никогда не думаешь, что с тобой может что-то подобное произойти. Мне казалось, так только в фильмах бывает. Я же сначала думала, что ничего серьезного, мы просто проверимся, все будет хорошо. Мне было интересно: я же первый раз в Москве, мы даже погуляли, у нас здесь родственники живут. А потом вот так получилось. 

Бабушка постоянно плакала. Я сама старалась и стараюсь не показывать эмоций. Бабушка очень расстраивалась, когда я начинала плакать, поэтому я делала вид, что все нормально. Хотя я видела, что она переживает, и я переживала. Но все равно нужно было что-то делать, нет смысла плакать.

После обследований я сразу осталась в центре Блохина. Очень долго привыкала к этому месту, первые несколько месяцев хотела домой. В тот год я не особо общалась с ребятами из школы, поэтому никак не пришлось им объяснять мой отъезд. У меня была только одна хорошая подруга, я ей просто написала об этом. Мы обе были в шоке, все прошло как-то скомканно…

— Как ты перенесла химию, операцию, лучевую терапию?

— Морально было сложно. Я искала статьи о людях, которые прошли через то же самое, но это как-то не помогло. Все истории были позитивные, радостные — одним словом, фальшивые. Как будто никто ничем и не болел. Я сама искала информацию в интернете — врачи не особо много что говорили, а было страшно и в то же время интересно, что со мной такое.

Но в центре были хорошие ребята. Несмотря на то, что я не очень общительный человек, стало повеселее. Я видела, как один мальчик с четвертой стадией всерьез не воспринимал свою болезнь. Всегда шутил, смеялся, хотя ему было больно, но он никогда этого не показывал: «Да ладно, ерунда, сейчас выздоровею и поеду домой». Вот я примерно так же тогда относилась к своей онкологии, не думала, что могу умереть. 

Но физически было ужасно. У меня были язвы, цистит, я не могла есть и пить, по первости очень сильно тошнило, мы особо никуда не выходили. Но тут выбора не было, приходилось привыкать. С учебой тогда тоже была беда.

Еле-еле готовилась к основным экзаменам. Слава Богу, их отменили — мне просто повезло. 

— Как ты относилась к тому, что лечение отражается на внешности?

— Вес я потеряла еще до того, как легла в центр, я весила 37 килограммов. А волосы… Когда проходила обследования, я же видела других детей с онкологией, поэтому понимала, что придется пережить то же самое. 

Поначалу просто выпадали небольшие пряди. Потом, помню, пошла мыть голову, позвала бабушку — она осталась в центре, потому что одной мне было трудно, я могла просто упасть, — мы смочили волосы, и они огромным комком упали в ванну. Тогда я даже заплакала.

По первости было некомфортно, я ходила в шапке. Но там все дети такие, и они нормально к этому относятся. Через время я шапку сняла и быстро привыкла к себе новой. Так что выпавшие волосы — не самое страшное, что со мной случилось.

«Во второй раз надежды уже не было» 

— А что было самое страшное?

— Второе лечение, которое закончилось только сейчас. После первого я выписалась, приехала домой, проучилась весь 10-й класс, все было хорошо. Единственное, я толком не могла набрать вес, но в целом мы просто ездили на обследования. У меня не было болей, я даже не думала, что рецидив возможен. 

Мы в июле приехали в центр на плановое обследование, нужно было сделать УЗИ, КТ, МРТ, и на КТ в легких у меня заметили небольшой узел. Нам сначала сказали, что ничего страшного — такое бывает после болезни. Долго гистологию делали, мы все это время были в Москве. В последний момент, когда мы уже собирались ехать домой, сказали, что это метастаз и рецидив, поэтому снова придется ложиться. Теперь я уже знала, что из себя представляет лечение, что будет, какое у меня будет состояние…

— С каким чувством ты возвращалась?

— Я тогда очень расстроилась. В первый раз едешь с надеждами, что ты вылечишься и все будет хорошо. А во второй я понимала, что будет нелегко, и надежды уже не было. Я понимала, что могу еще раз сюда вернуться, и еще раз… В таком унынии была… Думала, что это все — уже ничего хорошего в моей жизни точно не будет.

А я как раз школу поменяла после того, как закончила первое лечение, познакомилась с ребятами, мне там нравилось. Было больно уходить.

Лечилась, в палате сидела и вообще ничего не делала, особо ни с кем не знакомилась, не общалась. Максимум смотрела сериалы или прохождение игр на YouTube. 

Я редко делюсь чем-то с окружающими, особенно тем, что касается болезни. Понимаю, что у всех свои проблемы и заботы. Зачем грузить? Поэтому, когда я расстраивалась и хотелось поговорить, я писала истории, иногда трагичные. Это меня очень отвлекало.

— Почему ты в этот раз не захотела общаться с ребятами, которые лечатся вместе с тобой? 

— В первый раз я много с кем познакомилась, но почти все эти ребята умерли, и я все еще переживаю из-за этого. Поэтому мне не хотелось знакомиться с кем-то, кто тоже скоро может умереть.  

«Я не стала нагружать себя четвертым экзаменом»

— Расскажи о своей учебе и подготовке к ЕГЭ. Вообще ставила ли ты себе цель — во что бы то ни стало сдать на максимум?

— Мне было неважно, на сколько баллов я сдам, я даже об этом не думала. Просто так получилось, я все еще сама в шоке. Когда я немного пришла в себя в начале учебного года, стала усиленно готовиться. Все было как в школе, с расписанием. Конечно, не так много уроков, максимум четыре в день, но все равно занимались — и дистанционно, и в классах. Нас было четыре–пять человек в одной группе, это удобно, потому что всем уделяли время. Если что-то давалось тяжело, со мной занимались дополнительно. 

Труднее всего мне давались физика и английский, но так было всегда, это мои нелюбимые предметы. Учителя шли навстречу, старались помочь, объяснить основы, чтобы хоть что-то было понятно.

Готовиться к ЕГЭ физически сложно, потому что тогда еще уроки были, плюс это все морально давит. Пугают же всегда: «ЕГЭ сложный», «Вы не сдадите», «От этого зависит ваша будущая жизнь». Мне в 10-м классе даже учительница по химии говорила, что я точно химию не сдам. Но здесь учителя поддерживали, пытались помочь. Мне повезло: я в марте закончила лечиться, три месяца перед ЕГЭ я восстанавливалась и готовилась. Мне было проще, чем остальным ребятам.

— Каким был твой день? 

— Пока шло лечение, я вставала рано, часов в семь. После обхода врачей был завтрак, а потом я садилась за уроки, при этом параллельно мне вводили химиотерапию — это все делается постоянно, не прерывается даже на ночь. Медсестры постоянно заходят уколы какие-то сделать, противорвотные, кровь взять на анализы.

Уроки были максимум до двух-трех часов дня. 

Вечером оставался час, иногда два свободного времени.

Когда лечение закончилось, я вставала обычно часов в 10 и начинала с химии. Всегда долго над ней сидела, она давалась мне очень тяжело. Я купила справочник по совету учительницы и просто решала варианты, проверяла что-то, читала, повторяла, в итоге сдала на 75. На русский с математикой я не так много времени тратила — час-два сидела, варианты прорешивала, и все.

Математику я сдавала базовую, она мне просто давалась. Первые задания почти не решала, потому что с ними было все понятно, а вот над последними зацикливалась, прорешивала как можно больше, чтобы запомнить решения и потом, если вдруг попадется, уже знать, что делать. 

— Куда хочешь поступать? 

— Мне очень нравятся биология и химия. Как правило, с ними связаны медицинские профессии. Но мне сложно работать с людьми, и я подумала пойти на патологоанатома, судмедэксперта или криминалиста, чтобы особо ни с кем не общаться, а что-нибудь исследовать. Это я решила еще в 10-м классе — до того, как второй раз легла в больницу.

Но пока я не сдавала биологию — не брала ее в этом году, потому что большинство материала просто не помню. Я бы плохо сдала и не стала нагружать себя еще четвертым экзаменом, решила сдавать и поступать в следующем. Бабушка насчет моей профессии говорит: «Ты еще обязательно передумаешь!» Она хочет, чтобы я была врачом. Мы, конечно, особо из-за этого не спорим, но она надеется, что я передумаю (улыбается).

По биологии мне очень помогает учитель из Москвы, он со мной занимался в этом году, дал много материалов и сказал, что я всегда могу к нему обратиться. А недавно мне написал один человек, биолог, который занимается репетиторством и тоже болеет: он прочитал про меня в интернете и предложил бесплатно заниматься! 

— Какие у тебя планы на год, что делаешь сейчас?

— Вообще ничего, я обленилась (смеется). Я в деревне у бабушки, помогаю ей, в город иногда выбираюсь. У меня мало друзей, подруги две-три, мы общаемся, гуляем. А так обычно дома сижу, смотрю сериалы и занимаюсь биологией.

А так можно поднакопить денег. Хочу найти что-то, чем можно заниматься из дома, но думала и помогать моей тете. Она работает в магазине, я уже как-то помогала ей, это несложно.

Раньше я любила город, думала, что там больше возможностей, а сейчас люблю деревню. Здесь как-то спокойнее. Бабушка у меня добрая, всегда все делает ради нас, но иногда бывает строгой. Я ее очень люблю!

— Ты с детства у нее живешь?

— Да, мать перестала со мной жить, когда мне было лет пять, и я жила со своими бабушкой, дедушкой, отцом и двоюродным братом. А сейчас живу с бабушкой и дедушкой, брат в Кирове у своей мамы, а отец работает, ездит в другие города. Бабушка на пенсии, но все равно работает. 

«Мне не нужна поддержка»

— Что для тебя поддержка?

— Мне не нравится, когда меня начинают жалеть и как-то поддерживать. Нет, я не считаю, что я сильная, совсем. Просто у меня не было выбора, поэтому так получилось. А люди чаще всего безучастны и делают это из уважения. Мне было бы приятно, если бы они просто не обращали внимания и говорили бы со мной так, будто бы этого нет. 

Когда была без волос, мне не нравилось, что люди начинают опускать глаза, потому что я так выгляжу. Я понимаю, что они хотели избежать неловкой ситуации, чтобы я ничего не подумала. Но когда они отводят взгляд, это очень заметно, и меня это расстраивает. Сейчас уже получше, ко мне относятся как обычно. 

Мне не нужна поддержка, от слов не становится лучше, они только раздражают. Я стараюсь не думать о болезни, а мне о ней постоянно напоминают. Слова не воодушевляют, наоборот. Когда меня пытаются подбодрить, поддержать, я чувствую себя так, будто я какая-то неправильная. Поэтому родные ведут себя, словно ничего и нет. Мне так проще. Слова ничего не решают. Я смотрю на поступки. 

— Как болезнь тебя изменила?

— Я перестала бояться физической боли, потому что привыкла ко многим вещам. Раньше очень боялась уколов, боялась брать кровь из вены и даже не ходила на прививки. Но в центре каждый день были процедуры. Например, стимуляция — это очень больно: когда нужно поднять лейкоциты, делают укол в предплечье, обычно после него появляется ужасный синяк. И так было каждый вечер.

Раньше я была жизнерадостной, веселой, о чем-то мечтала, чего-то хотела. А сейчас у меня нет особых целей, я ни о чем не мечтаю. Стала более реалистично относиться ко всему, что ли…

Меня не покидает мысль, что я все-таки не до конца вылечилась, и на каждом обследовании очень волнуюсь. Поэтому как-то нет смысла ставить цели. Но, может быть, я просто накручиваю себя.

У меня бывают такие периоды, когда ничего не хочется абсолютно, я могу просто лежать в кровати и не вставать весь день. Я не ходила к психологу, но очень хотела. Может быть, сейчас, когда делать ничего не надо, запишусь.

— А есть что-то, что тебя может порадовать? 

— Наверное, нет.

— Что ты сейчас думаешь о смерти?

— Я понимаю, что, возможно, не вылечилась и болезнь может вернуться. В детстве я боялась смерти, мне хотелось прожить до ста лет, но сейчас я об этом даже не думаю. Мы все рано или поздно умрем, поэтому мне не страшно. Мне не страшно, даже если это случится вот прямо сейчас. Поэтому я себе ничего не говорю. Просто понимаю, что это может случиться — и все.

— Ты сказала, что ни о чем не мечтаешь, а я только собиралась спросить, какой ты видишь себя через 10 лет…

— Я не загадываю на будущее. Когда я об этом думаю, я как-то себя совсем не вижу в будущем. Вот никак. Но могу описать, что бы я хотела.

— Давай!

— Все-таки стать судмедэкспертом. Возможно, снова заняться танцами — я танцевала с садика и до первого лечения: и русские народные, и стилизованные, часто выступала… Но потом болезнь, желание пропало, я перестала. Возможно, я бы переехала из Кирова. Раньше я очень мечтала уехать в Калининград. Там бы я работала судмедэкспертом и завела собаку. Вот собаку я очень хочу! 

Фото из личного архива Алены Ложкиной