В майские пасхальные дни проводили в последний путь Ольгу Николаевну Куликовскую-Романову. Человек широкой души, истинной христианской веры и жизни, радостного и целомудренного восприятия мира. Она много сделала, чтобы рассказать о человеческих качествах своих родных, хоть и не по крови — членов Царской династии. Десятки книг, выставок, конкретная помощь людям ее благотворительного фонда за почти 30 лет деятельности в России.
Ольга Николаевна получила классическое воспитание и широкое образование, знала несколько языков. Все то многое, что сделано, сопровождалось глубокой молитвой. И кончина ее, как мы просим на службах, была безболезненна и мирна.
Еще утром 1 мая с ней разговаривали по телефону. Была бодра, шутила, строила планы. На следующий день ей не могли дозвониться. Господь отвел ей почти 94 года. И принял ее в пасхальные дни, накануне дня жен-мироносиц.
Ее будет очень не хватать. Она из тех людей высокой христианской культуры, которые видят в каждом человеке личность и общаются с любовью, будто в этот момент для них нет ничего интереснее собеседника.
Из Москвы после скромного из-за пандемии прощания и отпевания гроб отправили в Канаду. В Торонто с ней простились дочь Татьяна и внучка Александра. 16 мая 2020 года в 13:00 она упокоена на кладбище «Норт Йорк» в Торонто, рядом с супругом Тихоном Николаевичем Куликовским-Романовым, свекровью Великой княгиней Ольгой Александровной и свекром Николаем Александровичем Куликовским. На белом мраморном кресте, поставленном Ольгой Николаевной после похорон супруга в 1993 году, было выбито ее имя с открытой последней датой.
«Нюни разводить? Ни в коем случае!»
Последний наш разговор с Ольгой Николаевной состоялся 8 апреля.
— Здравствуйте, Ольга Николаевна. Сегодня день памяти Тихона Николаевича. Я Вам звоню выразить почтение. Вы всегда в этот день бываете в храме. Но сейчас карантин.
— Благодарю вас, Леночка, за ваш звонок. Я это очень ценю. Да, утром было грустное настроение, потому что годовщина Тихона Николаевича, и я поплакала немножко. Ну и все, и готово! Из моих близких друзей люди заказали панихиду в церкви, и она была отслужена. Слава Богу! Но выходить из-за этого я не буду, и не буду нарушать правила.
— Необычная обстановка. Вы всегда этот день проводили в храме. И вообще в любой день памяти членов царской династии. Подобные ситуации встречались в вашей жизни? Вы в разных странах жили и в эпидемии попадали.
— Да, всякое бывало, но как сейчас, никогда. Ну, а что делать.
— Как эти дни проводите?
— В работе. В домашней и деловой работе. Звонки. Переговоры. Я, откровенно говоря, довольна, что дома сижу. Потому что нужно сосредоточиться, чтобы дела упорядочить.
— Новую выставку акварелей Великой княгини Ольги Александровны готовите?
— Пока нет. Недавно была выставка, почти два месяца. С декабря по январь я провела в Белгороде. У меня были другие планы. Я хотела домой поехать, в Канаду, посмотреть, что там происходит. Там я не была уже пять или больше лет.
Хорошо, Таня помогает в ведении дел. Там она представляет наш фонд. Нужно и отчеты писать, и так дальше. Все это нужно делать, безусловно, мне. Если назвался груздем — полезай в кузов. По-другому сделать нельзя. Сидя в кресле воевать не получается. Надо все самой.
Есть люди, которые докучают. Но ничего не поделаешь. Как говорится, я не зеленая бумажка, чтобы всем нравиться.
— Читаете что-нибудь? Удается между дел?
— Нет. Не успеваю. Книги урывками. Возьму, открою одну страницу. Пока прочитаю, у меня за это время что-то сгорело или убежало. Отвлекаться уже нельзя. Я уже стала замечать, что когда что-то делаешь, не нужно отвлекаться, нужно только этим заниматься. Одну секундочку, я помешаю картошку.
— Может быть, я позже позвоню?
— Нет, нет, я поговорю. Еще только жарится. Сегодня, кстати, не обедала, только завтракала. Много звонков.
Я сейчас работаю как раз над своей книгой. Подсчитали, прослезились, как говорится. Уже надо, чтобы пошло в печать, но хромает немножко. Книга, которую я мусолила уже почти 30 лет, обо всей моей деятельности в России.
— У Вас уже много книг вышло. И о Тихоне Николаевиче, и о его матери — Великой княгине, и о духовнике императрицы Марии Федоровны, и сборники акварелей Ольги Александровны, и даже иллюстрированная ею сказка о белых мишках.
— Да. Уже больше десяти.
(Звонок из Торонто по скайпу. Дочь Татьяна. Договорились позже созвониться.)
— Это Таня. У них тоже там карантин. И она ко мне не может приехать сейчас. Ну что делать. Нужно или послушно исполнять, что тебя просят правящие круги, или быть непослушным человеком и делать, что ты хочешь. Как многие хотят. Но это неправильно. Потому что раз говорят — нужно соблюдать карантин. Но если хочешь умирать или хочешь болеть — пожалуйста, делай, что хочешь, выходи на улицу, ложись… Но я считаю, что это глупость и безответственность. Если это общий карантин для всех и во всех городах, то как можно не исполнять его. Я считаю это преступлением.
— Вы за две недели так и не выходили никуда?
— Да. Две с половиной недели. В первый день только. У меня было одно совещание, на котором я не могла не присутствовать, я на автомобиле поехала. Поднялась по лестнице, и все, и потом спустилась по лестнице и приехала домой. Все. Ой, палец обожгла. Но еще не совсем готова картошка.
— Смотрю, вы в бодром настроении. Спокойно относитесь к затвору.
— А что делать? Сидеть, нюни разводить? Я считаю, что это не полезно, а во-вторых, это мешает цвету лица. А я цвет лица все-таки не хочу терять. Я шучу. Ну, а что делать.
— Патриарх призывает к личной молитве.
— Слушайте, если хочешь молиться, можешь молиться где угодно! У меня еще сейчас один случай — у меня один знакомый в Торонто скончался. Я не могла выйти на панихиду. Я разговаривала с его семьей, ему как раз 40 дней исполнилось. И я попросила, чтобы и здесь отслужили панихиду. Я обещала, что я и сделала. Опять-таки, без моего участия, но я мысленно там. И мысленно молюсь. Понимаете, Богу-то все известно.
— Благодарю Вас, Ольга Николаевна! Здоровья Вам и еще раз — с днем Тихона Николаевича!
— Спасибо. Звоните еще. Я вас не могу обнять! Мысленно только, по телефону. Ну, пока. Спасибо за память.
***
Привожу фрагменты из других записанных, но не опубликованных бесед с Ольгой Николаевной. Интересны ее рассуждения о труде переводчика, о традиции вести дневник, о том, как сохранять выдержку при любых обстоятельствах.
О деле переводчика
Из записи интервью о встречах Ольги Николаевны со святителем Иоанном (Максимовичем), архиепископом Шанхайским и Сан-Францисским в Венесуэле в 1951 году.
— Откуда такие знания языков? Жизнь заставила. Семь языков. В Институте благородных девиц в Югославии — это был филиал Смольного, эвакуированный из Новочеркасска в город Белая Церковь — мы изучали немецкий, французский, английский. Многие предметы преподавались на сербском, и я очень довольна, что его освоила — ведь мы же жили среди сербов.
Когда мы попали в Венесуэлу после войны, я сразу же поступила в организацию, которая принимала беженцев. Потому что никто из наших не говорил по-испански в то время. Я говорила по-английски и по-итальянски, а он похож на испанский. Так что мне было легко понять.
Через полгода я уже говорила по-испански. И я служила переводчиком людям, которые приезжали, должны были проходить разные инстанции, докторские осмотры, делать паспорта и другие документы. Понимаете, сейчас я иногда говорю медленнее, подбираю слова, ведь когда я работала переводчиком, надо быть абсолютно точной, чтобы донести мысль, передать точно людям, что нужно.
О душевном равновесии
Из частной беседы после просмотра передачи на ОТР с ее участием во время разгара скандала с фильмом «Матильда». Ольга Николаевна сохраняла спокойствие даже по поводу острой для нее темы идентификации «екатеринбургских останков» — она придерживается своего особого мнения после выводов нескольких независимых ученых, которым она давала на исследование кровь своего мужа — племянника Николая Второго.
— Понимаете, я все время молюсь.
О дневниках
Ольга Николаевна собиралась открывать выставку акварелей Великой княгини в Белгороде в декабре 2019 года.
— Идея провести в Белгороде выставку мне пришла осенью. Я ездила в сентябре в Курск, куда привозили из зарубежья икону Курскую-Коренную, и заказывала перед ней молебен в благодарность за сохранение ноги. Болезнь крови отражается особенно на венах ног.
На обратном пути заехала в Белгород поклониться святителю Иоасафу Белгородскому. Это один из десяти святых, прославленных государем (Николаем Вторым). Намерена все новогодние дни побыть в Белгороде. Хоть и болят ноги, но лучше жить активно — лежать или что-то делать, все равно болят. Так лучше какую-то пользу приносить.
У меня и так в дневнике последние два года подряд записано, что встречала Новый год в одиночестве перед телевизором. Дневники помогают осмыслить день и держать свою голову в порядке, свои мысли. И очень помогают, когда составляешь книги.
Дневники Ольги Николаевны Куликовской-Романовой помогли увидеть объемно атмосферу Дивеева и Сарова с разницей в 100 лет. В книге «Царского рода» Ольга Николаевна приводит записи дневников своей свекрови — сестры императора, посетившей вместе с Царской семьей торжества прославления преподобного Серафима Саровского, и свои собственные записи на 100-летнем юбилее этого события. Об этом будет отдельная публикация.
Помогала людям, никого не боялась и смягчала сердца
Прощание в Москве с Ольгой Николаевной было весьма скромным — собрались немногим более 10 человек. Прямо в морге была отслужена панихида. Ольга Николаевна легко и с любовью общалась со всеми, с кем сводила ее жизнь.
Помню, на открытии выставки в Третьяковской галерее в 2018 году к 100-летию памяти Царской семьи я все ждала удобного момента, чтобы подойти. Но вот прошел день, стемнело, и уже руководство галереи кругами ходило вокруг, намекая на завершение мероприятия, а Ольга Николаевна все беседовала с окружившими ее людьми.
Информация о кончине разлетелась по соцсетям, люди с большим сожалением говорили об этом факте. Множество общин, братств по всей России откликнулись — ведь она проехала со своими выставками и лекциями до Камчатки.
Публикуем несколько слов людей, пришедших на прощание с Ольгой Николаевной Куликовской-Романовой. Цитаты приводятся по видеозаписи историка Леонида Евгеньевича Болотина.
Александр Никулин, настоятель Успенского храма в поселке Новоуткинске Свердловской области:
— Настолько она была живой личностью! Мы все у нее учились, чтобы быть все-таки русскими, какими мы должны быть. Кто хоть один раз соприкоснулся с ней, почувствовал это обаяние, она смогла сохранить этот дух.
Душа ликовала при общении с Ольгой Николаевной. За почти 30 лет знакомства что-то новое в ней открывалось. Эта новизна, эта живость, это неиссякаемое творческое начало русского человека в ней неизменно привлекали.
Она всегда хлопотала, интересовалась моими делами. И как-то она приехала в Утку, когда там была полная разруха, только затем, чтобы поддержать меня. Тогда она так твердо сказала: «Отец Александр, 10 лет тебе вполне хватит, чтобы здесь сделать все по- настоящему, я на тебя надеюсь». Беседовала с прихожанами, с бабушками. Урал, Екатеринбург для нее были самыми главными в те годы.
И как она управлялась с этой гуманитарной помощью, эти контейнеры… А гигантский склад в Новоспасском монастыре — он весь был заполнен колясками, кроватями. Этот человек сделал столько, что трудно сравнить с кем-либо. Я думаю, что самое лучшее она в нас внесла.
И ведь она не боялась никого. Этих казаков в глубинке, расхристанных. Она со всеми общалась, всех как-то облагораживала своим присутствием. Она не боялась ничего, никаких вопросов. Помню, мы собрались в кафе, после того, как она привезла облачение для меня, один казачок встал, уже после рюмочки, и говорит: «Вы все сбежали, а нас тут бросили. С деньгами уехали на Запад. Тут народ на погибель оставили». Но как она ответила красиво! Во-первых, она не смутилась. Говорит: «Я вас понимаю…» И стала так тихонечко ему говорить, и о том, что казачество — это все-таки служба России. Он ушел совсем другим человеком.
Хотя и поставить на место могла. Архиереев могла поставить на место. Но в то же время, будучи членом Зарубежной Церкви, она не позволяла себе никаких выпадов, все было очень достойно. Как Иоанн Шанхайский. Я почему-то часто ассоциирую их. И он был человек чрезвычайно взвешенный в отношении разных оценок и твердости духовной. Так и Ольга Николаевна, хоть и взвешенно говорила, но никогда никого не оскорбляла.
Владимир Ильич Большаков, профессор кафедры философии РГУ НИУ им. И. М. Губкина:
— Ольга Николаевна, в моем восприятии, это живой нерв с нашей прошедшей историей. Она олицетворяла связь поколений. И для меня ее уход — какой-то рубеж, большая беда для нас. И ее жизненный подвиг, который она совершала здесь почти 30 лет, пример того, как много человек может сделать, если он наполнен стремлением послужить своему Отечеству, послужить Господу Богу и смело идет, не жалея себя.
Известие о кончине было полной неожиданностью — она была веселая, энергичная, у нее были планы на ближайшее будущее. Со мной разговаривала накануне по телефону. Но Господу Богу виднее, как надо поступать с теми, кто Ему служит. Земной нерв прервался, но зато на небесах воссияла еще одна звезда.
Сергей Владимирович Тимченко, издатель православной литературы:
— Ольга Николаевна — достойный пример русской женщины, служения России, мудрости, мужества. На следующей неделе мы получим из типографии книгу, которая представляет отчет ее служения России. Так и называется — «Четверть века служения России».
За два дня до ее блаженной кончины мы с ней общались, она была в бодром состоянии духа. Как всегда — кладезь энергии, любви, верности Царскому Дому. Я счастлив, что судьба свела меня с этим человеком. Для меня всегда она останется примером русской, красивой, энергичной, верующей женщины.
Татьяна Семеновна Никитина:
— Я представляю здесь своего брата — Валентина Семеновича Непомнящего, пушкиниста, он приболел и не смог прийти. Я участвовала в подготовке к печати одной из книг Ольги Николаевны.
Удивительный голос человеческий, сильная воля при обаятельном, мягком обращении с человеком. Она невероятно бесстрашный человек — мотаться по самым далеким местам.
Такое явление пред нами прошло. К ней приходили люди очень сложные — я была свидетелем. И постепенно, это было видно, они смягчались. Это чудо пришло к нам в Россию в облике маленькой, скромной, легкой, как птичка, женщины.
Александр, водитель, сопровождал Ольгу Николаевну последние четыре года:
— Это человек — глыба. И в плане величины, и твердости, и жизненной стойкости. В последнее время, когда я привозил ей продукты, мы еще говорили. И в последний день, 30 апреля, она прекрасно выглядела, и даже я заметил ей, что она немного поправилась, хотя в последнее время переживала, что вес теряет. Настроение хорошее было, шутила.
Единственное, сказала, что накануне вызывала скорую — что-то болело в области солнечного сплетения, груди. Сделали кардиограмму, все было нормально. Может быть, это были предпосылки. Хотя по внешним признакам не было никакой болезненности.
Купил продукты, подъезжаю, а она в окошке стоит и машет мне рукой, раньше никогда так не делала. Поднялся, поговорили. Я — о своих семейных делах, Ольга Николаевна делилась своими заботами.
Для меня она стала другом. У нас было только тепло и в общении, и вообще во всем. Она очень внимательна была к моим проблемам. Наверное, более великолепного начальника у меня никогда не будет в жизни.
Я потерял друга. Как бы это странно ни звучало — у нас разница в полвека. Для многих людей по всему миру она была идеалом и женской красоты, и того, как нужно относиться к людям. Вот часто я ей даже говорил: «Ольга Николаевна, куда вы, вам нужно отдохнуть, вам нельзя столько работать». — «Нет, вот надо это доделать». И когда такие люди уходят, всем нам становится немного тяжелее жить.