– Что такое уверенность?
– Уверенность – это обусловленное состояние. Нельзя сказать – произошло нечто, родители или педагоги преуспели или просто повезло, и человек раз и навсегда стал уверенным. У взрослого человека она опирается, например, на ум – знания об имеющемся положительном опыте дают уверенность. Готовность встретиться с неудачей – это тоже уверенность.
– Разве не принято считать, что уверенность – нацеленность на успех, идея во что бы то ни стало достичь своей цели?
– Мне по работе приходилось сталкиваться с несколькими молодыми людьми, лет под тридцать. Они приехали из небольших городов, у всех были разные обстоятельства, но их объединяло одно – семьи вкладывали в них все, чтобы те вышли из сложившегося социального исторического круга на другой, шагнули на гораздо более высокую с точки зрения семей ступень. Все ресурсы уходили на то, чтобы дети сменили жизненную орбиту.
Эти молодые люди приезжали в Москву, жили в ужасных условиях в общежитиях на окраине, работали, чтобы хоть как-то содержать себя, и, главное, учились, реализуя поставленные установки. «Я решила в 14 лет, что буду финансовым аналитиком», – говорила мне, например, одна девушка.
Они окончили с красными дипломами лучшие вузы страны, устроились на хорошие работы, приобрели квартиры и так далее. Было такое линейное, уверенное, поступательное, неостановимое движение. И после, как раз годам к тридцати, они пришли ко мне уже в депрессивном состоянии. Оказывалось, что гиперцели, которую они ставили перед собой и перед ними ставила семья, они достигли, порой подсознательно игнорируя сомнения: «А точно ли это мое, а точно ли я хочу быть юристом, может быть, мне это неинтересно?»
В таком процессе люди игнорируют многие вещи, связанные с чувствительностью человека – усталый ли он, чувствует ли смущение, важно ли ему чужое мнение, кроме мнения людей, облеченных авторитетом и властью. Многое важное остается не очень значимым фоном, главное – есть коридор, по которому я пройду во что бы то ни стало. Гиперзадача решена, а что потом, дальше – человек просто не знает.
– Получается, с положительной стороной уверенности не все так однозначно?
– Да. В гештальт-терапии – направлении психотерапии, которым я занимаюсь, базовые понятия – фигура и форма. Сейчас говорим об уверенности скорее как о фигуре. Любая фигура, как растение, вырастает из некой почвы, фона, и он может быть каким угодно.
Фоном могут быть гиперкомпенсаторные потребности родителей или общества. Например, тревога родителей за детей – когда они понимают, что у них нет контроля за будущим детей, что жизнь у нас не очень стабильная. И порой эту неуверенность родители неосознанно перекладывают на плечи детей, требуя от детей уверенности.
«Не будь тряпкой, ну что ты у меня такая клуша», – это все звучит сплошь и рядом. В некотором смысле как раз потому, что мы травмированы нестабильностью, и так звучит наша тревога за будущее детей, – уничижительно по отношению к их личности.
Бывает фон, где главный мотив – конкуренция. Мама смотрит на детской площадке: вот, Вася какой уверенный мальчик, или Маша. Соответственно, если у родителей уверенный в себе ребенок, значит, его родители – более успешны. Осознаем ли мы это, не осознаем, но родители отличников все равно гордятся ими чуть-чуть больше.
По большому счету, многие родители хотят, чтобы их дети были уверены в себе. Иногда, правда, как раз за счет игнорирования тревог и страхов, сомнений в том, его это или не его.
Я иногда наблюдаю, как учат плавать маленького ребенка, особенно молодой и спортивный папа, у которого есть потребность в том, чтобы ЕГО сын ничего не боялся. И происходит некоторое насилие, потому что ребенок сам иначе обошелся бы с водой, со своим любопытством и страхом.
Если мы чего-то хотим от ребенка, все-таки стоит признаться себе, что это наша потребность.
– Неуверенность – это не всегда плохо?
– Неуверенность бывает разной степени. С серьезной степенью, когда невозможно принять решение по какому-то поводу, люди приходят работать с психологом.
Но в других случаях неуверенность – это тоже состояние, часть жизни. Если не брать последствия травмирующих историй, я еще не видела в человеке ничего такого, что мне хотелось бы завернуть поплотней и выкинуть, изъять. Во всех сомнениях – «да, но», «хочу и боюсь» – на самом деле довольно много ресурсов.
Кроме того, существуют разные типы личности и, например, для одного типа личности неуверенность связана с темой безопасности. Пока этот человек не организует ее себе, он просто не может затронуть что-то новое. Под безопасностью может пониматься что-то свое – финансовая «подушка», или квартира, или страна, в которой хотелось бы жить, все что угодно.
Есть тип людей, которым важна человеческая поддержка, отношения. Такой человек будет делать что-то, идти вперед, если уверен в получении поддержки и признания у значимых для него людей. Если он будет сомневаться в этом, ему трудно начать что-то новое, развиваться.
Для кого-то важен успех, только успех, только первое место. Второе и третье не рассматриваются.
Поскольку у нас сегодня во многом нарциссическое время, иногда довольно жестко выделяются два полюса – ты или победитель, или проигравший.
Все, что между ними, не засчитывается, не берется во внимание – достаточно хорошо сделал; сделал все, что мог на этот момент; попробовал, а потом еще раз; сделал попытку – все это остается невостребованным, и человек, понимая, что первое место он вряд ли займет, просто не рискует, для него это уже провал.
С такой неуверенностью связан токсический стыд за неудачу, и порой проигрыш мыслится почти как публичная казнь. Потому человек, страшась всего этого, просто не может тронуться с места, сделать шаг.
– Все равно родителям хочется, чтобы их ребенок был по-настоящему уверенным.
– Это возможно, если кто-то из старших ему поможет на определенном этапе, покажет, терпеливо сопроводит в неудачах, не обесценивая, не стыдя, не виня. И тогда ребенок, проходя все этапы с понимающим взрослым, получит важный опыт: да, чего-то я сейчас не умею, но я попрошу реальной поддержки, я этому вот научусь и у меня останется опыт каких-то неудачных попыток, удачных попыток, опыт преодоления и победы, когда удается справиться. Если раз за разом эти кирпичики у ребенка базово выстраиваются, то к какому-то моменту у него будет фундамент для уверенности: чего-то я не умею, но это не проблема, а задача, которую можно попробовать решить.
Хорошо, если он не столкнется в социуме с пресловутым стыдом за неудачи, что его не застыдят, не засмеют там сверстники, или он сумеет выдержать и не травмироваться этим.
Порой я вижу, как родитель одергивает ребенка: «Ну что ты такой дурачок, вот Петя смог, а ты не смог это сделать!» И тогда родитель не кирпичик под ноги ребенку кладет, а ямку под ним делает, создавая неустойчивость.
– А что можно сказать про уверенность в профессии?
– Уверенность – это понимание человека, что он на своем месте, ощущение своего «размера», целостные переживания своей, в том числе профессиональной, принадлежности.
Причем в этой глобальной уверенности – фундаменте – могут быть сомнения и неуверенности. Есть воспоминания, что Третьяков временно запретил пускать Репина в галерею, поскольку тот приходил и дописывал свои картины. Такая неуверенность, сомнения в том, что, может быть, можно сделать лучше – в некотором смысле двигатель прогресса и двигатель творчества. Понятно, что до некоторой степени, за которой уже невроз, который становится не двигателем, а тормозом.
Иногда человек чувствует себя психологически, творчески, как угодно, меньше, чем он есть на самом деле, и это мешает ему двигаться вперед. А бывает, что, наоборот, начинает раздуваться и на какое-то время оказывается больше, чем есть на самом деле. Некий пузырь, наполненный псевдоуверенностью.
У нас сейчас такое время, когда не принято искать свое место и свой размер. Все тренинги роста рассчитаны на то, чтобы человек мог как-то подраздуться. Получается некая гиперкомпенсация – вчера я еще не крутой, а сегодня вдруг сделался крутым.
Но вот это как раз не про уверенность. В этом состоянии очень много тревоги, ведь человек все равно где-то подспудно ощущает это безвоздушное, ничем не наполненное пространство внутри, что бы он ни демонстрировал окружающим.
Мы не всегда знаем, что происходит внутри людей, которые кажутся суперуверенными, но иногда можно догадаться по тому, что принимаются антидепрессанты, сколько покупается алкоголя, какие машины приобретаются для того, чтобы поддержать эту видимость.
– Если обобщить, то, получается, уверенность – это не демонстрация: «Я все могу, я самый крутой»?
– Да, глубинная уверенность – это про понимание себя. Это когда я чувствителен к себе. Потому что во всех остальных состояниях нет никакой чувствительности ни к себе, ни к остальным. Я уверенный, значит, чувствителен к себе, понимаю, чего я хочу, понимаю, что я делаю, понимаю, как быть с теми людьми, которые меня окружают, и вижу, каково им со мной. То есть – почва под ногами.
Можно быть чем-то недовольным сколько угодно; можно понимать, что я хочу этого, но, пожалуй, сейчас это может не получиться, тогда это тоже путь, и я могу от него не отказываться. Уверенность – это осознанность, когда я осознаю свою жизнь, себя.
Это только кажется, что уверенность – «я сделаю и буду круче всех». У по-настоящему уверенного человека есть внутреннее позволение, возможность ошибаться и не умереть от стыда, не рассыпаться, не быть уничтоженным морально.