“Я вспоминаю о нем каждый день…”

Беседа о Патриархе Пимене

— Отец Николай, насколько близким человеком Вы были Патриарху Пимену?

— Теперь, когда прошло уже 15 лет со дня его кончины и многие современники отошли в жизнь вечную, можно сказать, что я был близок ему, но не по-родственному, а больше по работе.

— Расскажите, как Вы с ним познакомились?

— Это было еще в моем детстве, когда Патриарх (а тогда он был еще митрополитом Крутицким и Коломенским) приехал служить в нашу деревню. Он хорошо относился к нашему отцу¹ и это отношение перенес на нас со старшим братом, пригласив нас через восемь лет, когда он уже стал Патриархом, иподьяконствовать у него.

— Вы сейчас часто вспоминаете о времени работы с ним?

— Каждый день. Дело в том, что очень многое из полученного от него житейского опыта, из его слов и поступков помогает мне сейчас и в светской жизни, и в духовной. Поэтому я вспоминаю его и на молитве, и в церкви, и в разговорах.

— Чему самому главному Вы у него научились?

— Молчанию, умению молчать, умению скрыть в себе самые тяжелые переживания, которые могут низвести человека в могилу. Как сейчас говорят, Патриарх был человеком, проверенным жизнью. Он умел молчать и никогда не показывал свои эмоции. Порой это молчание было красноречивее всяких слов.

— Каким он был в общении с людьми, его окружавшими?

— Вообще Патриарх Пимен был немногословным человеком. Я работал с ним на протяжении 12 лет. Мой кабинет находился рядом с его кабинетом, и за день от него можно было услышать хорошо если десятка два слов, а то и вообще ни словечка. Когда можно было обойтись без слов, он без них обходился; просто писал на листе бумаги поручение референтам, давал прочитать и этим ограничивался.

— В исторической литературе встречаются определенные характеристики иерархов советского периода; например, святителя Тихона называют молитвенником, Патриарха Сергия — богословом и церковным администратором, митрополита Евлогия — борцом за свободу Церкви… Можно ли так же емко определить основное качество Патриарха Пимена?

— Я бы сказал, что он подвижник Церкви и страдалец за Церковь. Его подвиг для многих был невидим, и хотя его эпоха не была эпохой открытых гонений, но он не мог говорить то, что хотел бы сказать, а это порой бывает тяжелее всего.

— Как он относился к властям?

— Он никогда не обращался к ним ни с какими просьбами, зная, что после этого чем-то обязательно нужно будет поступиться. А участвовать в купле-продаже своих слов и мнений он не хотел.

— А каким было отношение к нему властей?

— Сугубо официальным. К сожалению, эти люди совершенно не понимали его и делали вид, что для них он просто Сергей Михайлович. Если же они официально обращались к нему, то как к “уважаемому Патриарху”. Слово Святейшество никогда ими не произносилось; для них это была терминология церковных людей.

— Как Вы думаете, что самое важное удалось сделать Патриарху Пимену за 20 лет патриаршества?

— На мой взгляд — сохранить церковный мир. Тогда фактически не было церковных расколов, не было грубейших дисциплинарных нарушений в Церкви. Бывали, конечно, частные случаи, но он умел их мудро исправлять. Поэтому в определенном плане он был молчаливым миротворцем. Он вел такую политику, чтобы не навредить Церкви, потому что Церковь и так была лишена всего и вся. И это удавалось ему — при том, что сам он был фактически в заключении. Патриарх ведь не имел права никуда выйти или выехать без санкции определенных структур.

— Но все-таки он бывал в официальных поездках за рубеж?

— Да, действительно, Патриарх ездил и на Ближний Восток, и в ООН, но эти поездки были строго протокольными и проводились только для того, чтобы показать мировой общественности, что у нас существует Церковь и что Патриарх может свободно передвигаться по всему миру. А на практике этой свободы вовсе не было; была одна лишь видимость свободы. Только в последние годы, в конце 80-х, когда Патриарх был уже больным и очень пожилым человеком, появилась возможность свободно ездить. Но на это у него уже не было сил, и все поездки того времени были связаны с лечением на советских курортах.

— Какое самое яркое впечатление осталось у Вас за 12 лет общения и работы со Святейшим Пименом?

— День моей диаконской хиротонии, когда Патриарх меня рукополагал, тем более что произошло это очень неожиданно и меня никто не предупреждал. Дело в том, что после подачи мною прошения о хиротонии и ее утверждения прошло к тому времени шесть лет, и я уже перестал ждать. А было это на праздник Благовещения Божией Матери: вдруг Патриарх Пимен спрашивает меня, ел ли я утром? Я ответил, что нет. Тогда он сказал старшему иподиакону, что будет меня рукополагать. Когда я узнал об этом, то подошел к Святейшему и сказал, что не читал правила, на что он мне ответил: “Потом прочтешь”. Таким образом домой я вернулся уже диаконом. Все это было для меня очень большим потрясением. После хиротонии Патриарх сказал мне очень теплые по-отечески слова, которые я запомнил на всю жизнь. Да и вообще в течение этих 12 лет он относился ко мне очень по-доброму, как отец, — не случайно же мы столько лет работали вместе.

— Оказал ли Патриарх влияние на Вас как на будущего пастыря?

— Безусловно, и не только на меня. Многие его качества как проповедника, как архипастыря и священнослужителя были примером для окружающих. Многие из тех, кому посчастливилось служить рядом с Патриархом Пименом, в дальнейшем стали епископами, и все они брали от него удивительно правильное отношение к богослужению: тот трепет, с которым он совершал богослужение, то тщание и ту любовь, которые он вкладывал в каждое слово.

Он любил служить. Это была его жизнь.

Беседу вел А. Курилович