Дима прожил в интернатной системе 28 лет. Сначала в детском доме для детей-инвалидов, с 18 лет в психоневрологическом интернате. В 10:30 вечера его интернат закрывали. Он ушел чуть раньше. Вышел без куртки и шапки, чтобы его хватились не сразу. По трассе всю ночь шел до Пскова.
— Я знаю, там одна дорога на Питер идет, другая на Псков, — вспоминает Дима. — Холодно было, но я перетерпел.
В Пскове Дима сел в маршрутку и приехал в город Порхов. Там он пришел в благотворительную организацию «Росток».
Проблема доверия
«Росток» уже 20 лет помогает сиротам с умственной отсталостью в Псковской области вернуться в общество из психоневрологических интернатов. Сейчас у них 120 подопечных. Ребята живут в социальных квартирах сопровождаемого проживания, в приемных семьях и самостоятельно. Кроме того, «Росток» работает с семьями, в которых есть дети с ментальными особенностями.
— Когда они [ребята из ПНИ] только к нам приходят, идет адаптация, и они всегда проверяют нас на прочность, — рассказывает психолог «Ростка» Виктория Иванова. — Может быть вербальная агрессия, мат. Они могут смеяться, когда неуместно абсолютно. Упорно отказываться делать, что их просят. Или, наоборот, делать все, угождать — это тоже защитная реакция, чтобы тебя не обидели. Их основная проблема — у них нет никакого доверия к миру. Их оставили родители. И их возможно агрессивное поведение не связано с ментальными особенностями, это связано с сиротством.
У «Ростка» четыре социальные квартиры. Часть из них — это большие деревенские дома с огородами. В каждом доме живет несколько ребят и социальный воспитатель. У всех свои комнаты. Воспитатели работают посменно и находятся в доме круглосуточно.
— Я когда только начинала работать в квартире сопровождаемого проживания, меня каждый день ребята встречали такими словами: «Зачем ты сюда приехала?» — рассказывает социальный воспитатель Светлана Владимировна. — И все это с многоэтажными выражениями. Минут 40 так себя вели. Я паузу делала, давала им возможность побухтеть, потом все вместе начинали грядки полоть или готовить. Я же знаю, что они не могут по-другому проявить свои эмоции.
Те, кто живут в ПНИ, и те, кто вышли на свободу, общаются между собой. О «Ростке» в Псковской области знают многие. Сотрудники благотворительной организации ездят в психоневрологические интернаты области и рассказывают, что есть такая возможность — уйти из интерната.
— Это очень сложное решение для них — уйти из интерната, — объясняет координатор «Ростка» Лариса Сергеева. — Они прожили в системе 20-30-40 лет. Они ко всему там привыкли. И переломить свой страх, отказаться от привычного им непросто.
У тех, кто хочет уйти из ПНИ, есть возможность попробовать пожить в квартире сопровождаемого проживания и принять окончательное решение.
Сотрудники интернатов иногда запугивают ребят — рассказывают, что их обманут, заставят попрошайничать, им будет хуже, если они уйдут.
— Но многие директора идут навстречу, — говорит Лариса Сергеева. — Ребята просто пишут заявление об отчислении из интерната, и их отпускают.
Тоня — синеглазая высокая девчонка, в «Ростке» несколько лет. Она вяжет разноцветные шали на продажу. На стенах ее комнаты фотографии — Тоня с такими же молодыми симпатичными девушками.
— Это мои подружки! — говорит Тоня. — Девчонки из прокуратуры.
Прокуратура иногда помогает, когда возникают сложности с выходом ребят из интерната.
Сотрудницы псковской прокуратуры подружились с несколькими девушками из «Ростка». Присылают им подарки на дни рождения.
Дима, который сбежал из интерната, живет в «Ростке» уже четыре года.
— Сложно было сначала, — рассказывает он, — но меня всему научили: готовить супы, макароны, гречку. Не умел дрова колоть, баню топить — в итоге всему помаленьку и научился.
Социальный педагог Елена Анисимова
По словам социальных педагогов, когда человек выходит из системы, у него нет самых простых бытовых навыков. Они не умеют чистить картошку, не представляют, как сварить пельмени, как платить в магазине. Всю жизнь они жили в закрытом мире, где все было решено за них.
— Я однажды одного нашего парня в парник за луком отправила, репчатый нужен был. Иди надергай, говорю, — рассказывает социальный воспитатель Елена Анисимова. — Так он вернулся ни с чем. Не нашел. Не знал, как он выглядит, когда растет. Тридцать шесть лет человеку.
Витя
Дима трудится в рабочей бригаде. Это крепкие ребята, которые помогают чинить и строить, если что-то ломается в социальных квартирах. Еще в «Ростке» есть гончарная, швейная, свечная, столярная мастерские. Все ребята в «Ростке» получают пенсию по инвалидности. Но устроиться на работу им практически невозможно. Здесь же они работают и получают зарплату.
Витя
Кудрявый стеснительный Витя показывает длинные разноцветные свечи, которые он сделал. Витя прожил в интернатах почти 40 лет. В «Ростке» он два года. Кроме мастерских, осенью подрабатывает на полях, собирает картошку. На заработанные деньги Витя покупает маме дрова на зиму.
Витя отказник. Мама его оставила в роддоме. И он нашел ее сам.
— Я тогда летом сбежал из интерната, — рассказывает он. — А перед этим выборы были. И когда мы голосовали, они прохлопали это, а я подсмотрел свой номер паспорта. Переписал его. И вот по этому номеру паспорта я хотел маму свою найти. Поэтому и сбежал.
На воле Витя подрабатывал в коровнике. Одна женщина, которая долгое время работала в Порховском детском доме для детей-инвалидов, решила помочь Вите найти маму. Благодаря номеру паспорта это действительно удалось сделать.
— Когда стало холодать, я вернулся в интернат, — вспоминает Витя. — А мама стала ко мне приезжать, навещать меня.
Потом Витя решил жить в «Ростке».
— У него просто удивительное отношение к матери, — говорит Лариса Сергеева. Невероятно бережное и трепетное. Не у всех домашних и здоровых такое есть. И как, проведя почти 40 лет в интернатной системе, он сумел это сохранить — не понятно.
Он просто жил этой мечтой, надеялся, что когда-то найдет маму.
Найти родителей, родственников — тайная или явная греза всех, кто живет или вышел из ПНИ.
Саша
Красивый ухоженный участок, большой дом, баня, клумба с розами, парник.
— Мы все это вместе с ребятами сделали, — рассказывает воспитатель Елена Анисимова, любовно оглядывая участок. — Здесь бурьян рос, и мы все сами: и клумбы разбили, и огород. Девочкам очень нравится сажать цветы.
Саше 36 лет. У него над кроватью висит листок бумаги, в углу нарисован человечек. И две надписи: «Куда пошел?», «Я ушел!». Саша иногда бежит. Бежит, куда глядят глаза. Он сбегал из детского дома для детей-инвалидов, сбегал из интерната, иногда сбегает и из социальной квартиры. По словам воспитателей, когда у него запредельно зашкаливают эмоции — он бежит. Так он справляется с чувствами. Один раз во время экскурсии Саша уехал на автобусе в Москву.
Когда Саша устает бежать, он находит полицейского и просит вернуть его назад.
Читать Саша не умеет, полицейские машины узнает по внешнему виду.
После побега Саша мог вернуться в социальную квартиру грязный и пьяный. Но постепенно сбегать и пить перестал.
Саша
— В интернате нас было семь человек в комнате, — рассказывает он. — Здесь у меня своя комната. Там у меня не было своей одежды. А тут мне столько всего подарили. И на Новый год, и на день рождения. Мне никогда не дарили подарков. Вот именно мне.
Саша, сколько себя помнит, мечтал о велосипеде.
— Я еще когда маленький в приюте был, увидел велосипед, — вспоминает он, — у него такой руль еще был блестящий.
В «Ростке» Саша купил себе велосипед. Три раза падал, а потом научился кататься.
До сих пор Саша не привык, что есть его вещи, а есть чужие. Иногда он путается и надевает чужую одежду. В «Росток» он приехал из интерната в рваной куртке и ботинках 42-го размера, хотя у него 36-й.
— Мне очень понравилось выражение «загнанный зверек», — говорит Саша. — Я где-то его услышал. И мне показалось — это про меня прямо. Но вот сейчас уже нет.
Сашу не хотели отпускать из интерната. Пугали, что в «Ростке» его обманут. Но Саша настоял на своем и ушел.
— Да потому что нет в интернате ничего хорошего, — вмешивается Дима. — Таблетками там пичкают. Дают какие-то. И вот были вокруг тебя здоровые ребята, а стали как зомби. Страшные эти таблетки.
— У нас еда была невкусная в интернате, — вспоминает Саша, — а тут вкусная.
Саша с другом Сергеем
Первое, что хотел Саша — это найти своих родных. Но живых отыскать не удалось, только могилы. Но и этому Саша рад. Он часто ездит туда. А фотографии родных могил вставил в альбом.
А еще Саша в социальной квартире встретил Ниночку. Они были в одной группе в детском доме для детей-инвалидов. А теперь встретились в «Ростке».
Ниночка
Ниночка беловолосая, нежная, кукольная. Одевается в розовое, голубое и желтое. Ниночка единственная, кто приехал из интерната с целым приданым. Шкаф, диван, телевизор. В интернате ей позволили покупать вещи, чтобы обставлять комнату.
Ниночка любит сажать розы. Она очень злилась на родителей, которые ее оставили в детском доме. В интернате она жила до 32 лет.
Ниночка
— Нас обижали в детском доме, — говорит Ниночка и смотрит на Сашу. — Могли за ноги взять, поднять, мотать начать, ударить обо что-то.
Ниночка сначала не хотела искать родственников. Но потом поняла, что все-таки хочет. И выяснилось, что у нее огромная семья. Три сестры и брат. Все они были в разных интернатах и приемных семьях. Брат умер. Но три сестры живы. И старшая живет в Санкт-Петербурге и давно ищет родственников.
Ниночка бережно достает с полки золотистое дерево. Вместо листьев у него сердечки, а в сердечках фотографии. Четыре сестры, а в центре кошка.
— Это потому что деревня наша, — объясняет Ниночка, — где мы родились, называется Кошкино.
С одной из сестер Ниночка встретилась в Санкт-Петербурге, и она подарила ей это дерево.
— Семейное дерево, — говорит Ниночка.
Не все родственники хотят встречаться с ребятами из ПНИ. Некоторые исчезают после первой встречи. Другие рассматривают ребят как дополнительный источник заработка. Начинают тянуть из них деньги.
— Мы стараемся внимательно за этим следить, — говорит Лариса Сергеева. — Ребята еще, после того как нашли родных, могут начать им очень часто звонить и писать. Это отпугивает. Поэтому здесь мы тоже стараемся объяснять ребятам, как лучше себя вести.
Привязываешься к ним
Валерия Рысева десять лет работает соцпедагогом в «Ростке». Живет с ребятами в социальной квартире.
— Привязываешься к ним, — говорит она. — Наша задача — создать для них семейную атмосферу. Дать то, чего у них никогда не было — доверительные, близкие отношения. И при этом слишком близко их подпускать нельзя. Все-таки это работа. Трудно. Я в одно время, когда были сложности с зарплатой, хотела уйти. Уже все, собралась. Села на этот диван и поняла, что не уйду никуда. Не могу их оставить. Ты душевно не можешь быть не задействован. Ты должен быть эмоционально открыт. А люди здесь тяжелые, с особенностями. А им нужно все время нести какое-то тепло и свет. Им нужно объяснить про жизнь все. Чтобы они видели весь спектр жизни, о которой они почти ничего не знают.
Те, кто долго живут в «Ростке», могут вспоминать интернат как родину, как дом. Говорить «а вот у нас в интернате…» — но при этом отделять себя от тех, кто остался в ПНИ.
— Один раз услышала разговор наших: «Проходил мимо, слышу — в дурдоме дураки орут», — вспоминает воспитатель Валерия Рысева. — Детский дом инвалидов, где они все выросли, у нас тут рядом. Я им говорю: «Так это же ваш детский дом! А вы откуда?» Молчат. Вроде больше я такого не слышала.
Сиротам положены квартиры от государства. Все ребята хотят получить жилье и жить самостоятельно.
Часто квартир приходится добиваться через суд. Приходят отказы: «не может проживать без сопровождения». Но ребята, даже переселившись в свои квартиры, не остаются одни. Их навещают социальные педагоги. Помогают им делать покупки, ходить к врачу, в банк. Ребята становятся свободными, но помощь есть рядом всегда.
Большая проблема — это кредиты. Выпускников ПНИ как инвалидов не берут на работу, а вот кредиты им выдают легко.
— Для нас это просто бич, — говорит Лариса Сергеева. — Им звонят, их зазывают. А они такие доверчивые. Мы им стараемся объяснять, что им ни в коем случае нельзя брать кредиты. Они держатся, но потом все равно ломаются и берут эти деньги.
«У меня много интересного в жизни»
По словам психолога «Ростка» Виктории Ивановой, те, кто вырос в интернатной системе, часто не могут справиться с телесными зажимами, не умеют расслабляться, чувствовать свое тело. Они часто используют одежду как защиту от всего окружающего. Могут летом надевать шапку, куртку, колготки. Обливаться потом, но ни в какую не соглашаться раздеться.
Несмотря на то, что ребята не чувствуют себя, они очень хорошо чувствуют других.
— У них невероятная чувствительность к окружающим, — восхищается Лариса Сергеева. — Они чувствуют, с каким ты настроением пришел, что у тебя происходит. Они людей читают. Читают внутреннее ощущение человека и твое отношение к ним.
Оля полет розы и машет молодому человеку, который прошел мимо в баню:
— Заинька, с легким паром! Это мой любимый человек! Андрюша! Он у меня самый красивый.
В конце лета 11 подопечных «Ростка» все первый раз в жизни ходили в настоящий поход.
— Дождь лил, — вспоминает Оля, — но это было здорово. Мы такую вкуснятину ели! Курицу жарили. В палатке спали. Все хотят еще раз в поход. Жалко, что зима.
Рядом сидит Сережа и улыбается. Ему около сорока. Он недавно в «Ростке». Из всех родственников нашелся его троюродный брат. И он ездил к нему в гости.
Сережа
— У него ребенок родился. Младенчик, — говорит Сережа. — Я ему погремушки купил. И даже пяточку потрогал. Она гладкая. Очень гладкая. А еще он улыбается. Все время.
Дима показывает фотоальбом:
— Это мы на море с «Ростком» ездили. А вот это я на свадьбе. Это я с сестрой. Знайте, я человек такой. У меня много очень интересного в жизни.
Квартиру Дима пока не получил, его документы утеряны. Но он надеется, что когда-нибудь у него будет свое жилье.
Дима
— Хорошо бы у тех, кто живет в ПНИ, было больше возможностей выйти оттуда, — говорит Лариса Сергеева. — Получить шанс жить по-настоящему. Нужно не строить гигантские интернаты, а помогать таким людям жить в обществе.
— Тут у нас свобода, — произносит Дима. — Свобода тут.
Фото: Андрей Кокшаров