«Он же агрессивный становится, когда ему запрещаешь»
Компьютер в семье Кириловых появился, как почти у всех в стране, в начале двухтысячных. Младшему сыну Олегу было три года, он сразу прилип к экрану: мультфильмы, игры. Родителей это устраивало, они могли заняться своими делами. Но со временем Анна заметила, что ребенок мог просидеть за компьютером целый день, и помогал только строгий запрет или крик. Невинное увлечение стало зависимостью.
— Раньше мы надолго по работе уезжали, целый день могли не появляться дома, — вспоминает Анна. — Он сидел с бабушкой. Бабушка думала, что раз мы ему не даем играть, значит, мы его обижаем. Ей хотелось, чтобы он вдоволь наигрался. И Олег мог сидеть перед монитором целый день, пока мы не вернемся. Однажды мы приехали, а у него глаза все красные. На следующий день даже к врачу пришлось обратиться, капли нам прописали.
Анна включила воспитательный момент: читаешь книгу — полчаса игры за это, хорошие оценки — мама не ходит вокруг со своими “перестань” и “выключи”. Но постепенно ситуация стала выходить из-под контроля, а желание играть меняло не только психологическое, но и физическое состояние ребенка.
— Он заболел, и я сделал ему компресс — продолжает Анна. — А чтобы он отвлекся от жжения и потерпел, разрешила включить компьютер. Он естественно выдерживал у меня все процедуры, лишь бы играть. Потом поправился, и я компьютер запретила. Он тут же опять заболел. Я его лечить компрессами – а он ждет компьютер. Я не купилась, сказала, что теперь будет по-другому, к компьютеру мы не подходим. Говорю: поправишься, тогда я подумаю. И к вечеру у него температура спала. Не знаю, может, это совпадение, а может, уже на таком уровне зависимость проявлялась.
Анна более-менее научилась контролировать сына. У Олега, к счастью, есть еще одно большое увлечение – футбол. И к соревнованиям он относится серьезно. Правда, ради он-лайна с другими геймерами он может рядовую тренировку и пропустить. Семейные походы на природу, рыбалку или в гости игнорирует, игра интереснее. Анна изучила много литературы на эту тему, обращалась к психологу и выработала свои методы контроля, которые, на ее взгляд, и спасают положение.
— У него до сих пор нет смартфона, только самый простой кнопочный телефон, чтобы звонить. Я знаю, ему 16 лет, он комплексует, но так по крайней мере он не играет целыми днями. У нас был опыт, когда мы купили ему хороший телефон. В результате он скатился на двойки, учителя жаловались, что на уроках он постоянно играет в телефон под партой. Мы с ним строги. Папа еще не так, он предпочитает долгие разговоры и наставления, а я могу и наказать. Поэтому он меня побаивается. Он же агрессивный становится, когда ему запрещаешь. До скандалов и истерик доходит, но все-таки есть та грань, которую он перейти боится. Психологи говорят, нельзя запрещать. Но нам это не подходит.
«И крики, и шантаж, и тапком несколько раз»
Сейчас Олег играет полтора-два, максимум, три часа в день. Игры типа Counter Strike, где во все стороны брызжет кровь, запрещены. Правда, Анна не знает, соблюдает ли сын запрет, когда родителей нет рядом. По крайней мере, пока жизнь семьи не стала тем адом, о котором пишут на женских форумах другие мамы. Вот, например, комментарии отчаявшихся женщин к статье об игромании на сайте psihomed.com:
«Играет все свое свободное время. Абсолютно все! Началось года полтора-два назад. Сначала у нас были правила: когда играть, когда уроки, когда спать, обязанности по дому. Но за год все сошло на нет. Гигиены никакой, заставить помыться почти невозможно. Зубы так же. За внешним видом не следит совсем. Ничего толком не ест. Что я только не пробовала – ненавижу себя за это: и крики, и шантаж, и тапком несколько раз, и оскорбления. Конечно, были и сотни спокойных рассудительных бесед. Когда все начиналось, углубилась в литературу, пыталась найти нужные струны, разговаривала. Организовывала свободное время в выходные и дополнительное образование. Летний отдых: и всей семьей на море, и дача, и в лагерь отправляла. Все без толку».
«Дочери 16 лет. Все признаки зависимости на лицо. Стала очень неряшлива, не питается нормально. Неадекватно оценивает свои возможности и совсем не контролирует время. Говорит одно, делает другое. Я пытаюсь помочь ей уже в течение года. Обращалась к психологам и психиатрам, все бесполезно».
Там же пишет мать ребенка, который из-за зависимости уже несколько раз проходил стационарное лечение в психоневрологическом диспансере:
«Несколько дней назад ребенок как с цепи сорвался: орал, залез в ванну с ногами в одежде, без воды, дверями хлопает. Но самое страшное, что вечером, когда я стала, как обычно, давать ему капли, таблетки и все, что положено, он подошел сзади и в локтевом сгибе с налета стал мне сдавливать шею так, что я уже захрипела. И не вырваться. Я кое-как в борьбе с ним, схватив телефонную трубку и ключи от квартиры, иначе обратно не войду, вылетела в одном халате и сидела, задыхаясь, у лифта, вызывала психиатрическую бригаду. Сейчас он лечится: таблетки, посаженная поджелудочная, печень, кишечник. Выйдет, а что же дальше? Как жить?»
Известны случаи, когда игровая зависимость доводила до трагедии. В Северной Осетии в 2013 году подросток повесился из-за того, что родители запретили ему долго сидеть за компьютером. А в 2015 году в Башкирии подросток умер после того, как провел за монитором несколько недель с небольшими перерывами на сон и еду. Компьютерную зависимость справедливо называют болезнью школьников. Однако и молодые люди, и взрослые мужчины (реже женщины) подвержены игромании. Кроме того, сам потребитель компьютерных технологией молодеет. Дети, которым сейчас 5-10 лет не знают действительности, в которой бы не было смартфона и мгновенных мессенджеров, а планшеты мы видим и в руках даже полуторагодовалых малышей.
Фото: fenix-centr.by
В кругу семьи: спасатели и жертвы
Всемирная организация здоровья (ВОЗ) планирует в 2018 году включить игровую зависимость в перечень психических расстройств Международной классификации болезней. Психолог, специалист по работе с зависимостями Валерия Скоробогатько считает, что для стран, где активно занимаются вопросами оздоровления населения, такой шаг может привести к появлению новых клинических исследований по компьютерной зависимости, центров лечения и реабилитации, а также включения данного расстройства в перечень страховых случаев. В нашей стране, уверена Валерия, серьезных изменений не произойдет, разве что временный всплеск внимания к проблеме СМИ и общественности, а также возможность получить официальный диагноз от психиатра.
Суть компьютерной зависимости, как алкогольной или наркотической, заключается в наличии сверхценной идеи «вещества», которая вытесняет другие важные сферы жизни в пользу употребления, то есть процесса игры. Как и в случае с любой другой зависимостью, со временем происходит привыкание и все больше «вещества» — часов, проведенных в игре – нужно для удовлетворения потребности. При отмене «вещества» появляются признаки «тяги», после реабилитации и попыток взять себя в руки часто возникают рецидивы. Валерия приводит статистику, согласно которой 95-97% пациентов, прошедших реабилитацию в наркоклиниках и устранивших химическую тягу, все же возвращаются к употреблению. С компьютерозависимыми история похожая.
Исходя из собственного опыта, Валерия составила «портрет» игромана.
— Чаще всего это неуверенные в себе мальчики или молодые люди, подростки лет 12-16, — объясняет психолог. – Им сложно общаться со сверстниками в реальной жизни, часто жалоба, что «ничего не интересно в школе, дома», не интересуются девушками («на них надо тратить время, деньги, как-то развлекать, а в игре все намного проще»), не нашедшие своей роли и занятия в социуме (интересной работы, хобби, секции и т.д.), не имеющие хорошего душевного контакта с родителями.
Валерия также считает, что во многом развитие зависимости предопределяет семья. Это могут быть отстранённые родители, занятые своими делами и мало интересующиеся жизнью и особенно внутренним миром своего ребенка. Либо наоборот, что встречается чаще, чрезмерно опекающие мама или папа. Они не дают развиться инициативе ребенка, предлагают слишком много занятий и удовольствий, в то время как ребенок не успевает еще сформировать собственное желание.
— Зависимость – это почти всегда семейная проблема, то есть все члены семьи поддерживают определенные схемы взаимодействия, часто переняв такую модель взаимоотношений от собственных родителей (неосознанную, конечно). Например, это могут быть внутренние установки про то, что «стыдно хотеть для себя», «нельзя обозначать своих желаний», «опасно открывать свои истинные чувства». Тогда я буду «делать добро» другому члену семьи, в надежде получить взамен что-то для себя; буду чем-то жертвовать в пользу ребенка, надеясь получить его благодарность или одобрение; не смогу выразить свое недовольство открыто и буду саботировать решение партнера, таким образом проживая свое раздражение. В таких семьях много неудовлетворения, манипуляций, «спасательства». А раз есть спасатель, то есть и нужда в «жертве», в том, кого нужно спасать: мужа-алкоголика или ребенка с «симптомом», — говорит Валерия.
“Я взяла винтовку и выиграла для сына промокоды шутера”
Катя хорошо помнит себя 12-летней, зависающей в компьютерных клубах образца начала 90-х. Может быть, поэтому она всегда так боялась, что ее сын точно также не сможет жить без компьютера. В два года она поставила Сашу на коньки, потом были ролики, горные лыжи, бассейн и много развивающих занятий. Телевизор дома практически не включался, первый мультик ребенок посмотрел в три года, и то с разрешения папы.
К Сашиным 12 годам картина, как казалось маме, была почти идеальной: мальчик учится в хорошей школе, выигрывает олимпиады по математике, ходит в музыкалку и занимается спортом. В маминой заботе и любви недостатка тоже нет – она всегда рядом, всегда готова придумать новое и интересное, чтобы им не было скучно. И тем не менее, Саша окунулся в виртуальный мир.
— Он ходил в музыкальную школу мимо папиного дома, мы уже к тому моменту были 7 лет в разводе, — рассказывает Катя. – И бывший муж в какой-то момент запустил ему на компьютере шутер Warface. Учитывая, что Саша стреляет хорошо, лазертаг — наше все, он сразу почувствовал себя крутым. Когда я узнала, я была в ужасе. Меня тошнило от мысли, что все эти геймеры теперь его кумиры. Вот эти вот люди, которые ничего не создают в жизни, а только играют и записывают дурацкие ролики про игры. Я представляла, как он становится таким же, теряет все реальное и уходит в зависимость.
Катя даже не могла говорить с Сашей о его новом увлечении, настолько ей было страшно и обидно. Сын почувствовал это мамино настроение, и тоже замолчал, играл по-тихому у папы несколько раз в неделю. Когда он сообщил, что друг купил себе и ему билет на игровой фестиваль Warfest, Катя забила тревогу.
— Я побежала к духовнику, меня трясло. Я думала так: если он уже идет на фестиваль, значит, его ничего больше не интересует. Духовник признал, что проблема серьезная, но прямыми запретами ничего не добиться. А второй муж неожиданно предложил пойти на фестиваль вместе с ребенком. Я шла как на войну, настолько все это было мне чуждо. Но на фестивале меня отпустило. Сына больше интересовал лазертаг на улице и стрельба из лука, чем ангар с геймерами. И вокруг было немало приличных подростков, с одним даже обсудили философию Шопенгауэра. Потом я даже взяла винтовку и выиграла в тире для Сани промокоды его любимого шутера, он сильно удивился.
Позже Катя, сделав большое усилие над собой, установила Warface на домашнем компьютере, чтобы он играл дома под контролем, а не у папы без контроля. Она сыграла с сыном несколько раз и даже подарила футболку с логотипом игры. Когда шутер перестал быть для Саши чем-то запретным, он остыл, и проблема решилась сама собой.
— Я стараюсь не запрещать, а объяснять. И надеюсь, что из разговоров хоть что-то прорастет. Тем более, что мой духовник постоянно говорит о доверии ребенку и о том, что стопроцентно контролировать не выйдет. Кроме того, если уж человек ныряет в другую реальность, стараюсь найти в этой реальности позитивный контент. Если это “Вконтакт”, то предлагаю на выбор 15 хороших пабликов. Понятно, что нехорошие он и сам найдет. В телеграме и вотсапе мы создали группу нашей семьи и в череде смешных гифок-мемов подбрасываем детям полезные ссылки как бы невзначай. Некоторые они даже открывают.
Фото: safenet.bg
Три этапа лечения: советы психолога
Психолог Валерия Скоробогатько уверена, что в теме зависимостей, как и других психологических проблем, самое главное – это профилактика: понимание, что важно для взросления ребенка на каждой стадии развития, хорошая эмоциональная связь с ребенком, разумные правила и ограничения, соответствующие возрасту, постепенная передача инициативы и ответственности ребенку. Важно также, насколько сам родитель удовлетворен своей жизнью, наполнен, умеет заботиться о себе.
— Профилактикой именно компьютерной зависимости будут разумные ограничения времени за гаджетами в соответствии с возрастом, — объясняет Валерия. – По моим соображениям, до 4 лет следует максимально ограничить контакт ребенка с компьютером, смартфонами, да и ТВ. Это связано с неразвитостью зрительных центров, познавательных и аналитических функций, эмпатии, которые должны развиваться на реальных тактильных ощущениях, эмоциональном контакте с людьми, на естественных причинно-следственных связях. В реальном мире шаг назад сделать бывает не всегда возможно, в отличие от игры.
В школе уже бывают задания, которые надо делать на компьютере. Пусть это будет время под присмотром родителей. Введите ребенка в мир компьютера и интернета, расскажите о возможностях и опасностях, введите необходимые правила и установите системы безопасности, например, ограничение доступа к определенным сайтам.
К подростковому возрасту, если разумные границы не установлены ранее, будет довольно сложно это сделать. Например, попытки забрать айпад или отключить интернет, скорее всего, приведут к вспышкам гнева и конфликтам, так как это воспринимается подростком как ограничение его свободы. В этом возрасте главная задача родителя — передавая свободу, передавать и ответственность. Там, где ответственность еще не может быть передана, или передана только частично, и свобода должна быть ограничена.
Валерия предупреждает, что родителям будет трудно сориентироваться во множестве рекомендаций специалистов, которые часто друг другу противоречат, – от эмпатического слушания и внимания к ребенку до диктаторских требований «матери-тигрицы», где ребенок воспринимается скорее как объект, который нужно «заставить» слушаться. Однако если игровая зависимость уже существует, у семьи просто нет времени на то, чтобы разбираться в стратегиях. Поэтому Валерия рекомендует несколько аспектов лечения:
— работа с сутью зависимости, то есть семейными моделями и с личностными проблемами зависимого. Здесь родителям не справиться в одиночку, поэтому следует как можно раньше обратиться к психологу, специализирующемся на зависимостях. Придется настроиться на довольно долгосрочную кропотливую работу, причем скорее всего всей семьи. Очень важно желание самого ребенка.
— возможно, понадобится визит к психотерапевту и назначение лекарственных препаратов. В случае необходимости вас к нему направит психолог. Препараты и наблюдение психотерапевта или психиатра бывает необходимо для облегчения синдрома отмены или других состояний, вызванных самой зависимостью. Однако важно помнить, что это не панацея и истоки проблемы лежат в другой плоскости.
— любая зависимость имеет последствия для организма, поэтому важно следить за состоянием здоровья, вовремя обращаться к врачам. В тяжелых случаях бывает необходима госпитализация. Больница поможет восстановиться от последствий злоупотреблений, возможно, даже даст начало психологической проработке проблемы (например, если речь о специализированной клинике, где есть психотерапевтические группы для зависимых, группы для родителей, а также индивидуальная работа зависимого и семьи с психологами), но полностью не избавит от причины зависимости. Бывает, что человек, полежав в клинике, возвращается домой «обновленный», полный воодушевления, но очень скоро все возвращается на круги своя, так как он попадает в свою реальность, с которой не очень умеет справляться, свою семью, где есть определённые неписанные правила взаимодействия. Поэтому особенно важна последующая кропотливая работа семьи и самого зависимого в амбулаторных условиях.