Предлагаем вашему вниманию доклад, прочитанный Александром Кравецким на Рождественских чтениях: «Концепции исправления богослужебных книг (В связи с обсуждением проекта Межсоборного присутствия «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века»)»
Александр Геннадьевич Кравецкий
Родился 8.01.1962. В 1986 окончил филологический факультет МГУ, в 1989 аспирантуру МГУ (руководитель – академик Н.И. Толстой). С 1989 сотрудник ИРЯ РАН.
Кандидат филологических наук, руководитель Центра по изучению церковнославянского языка Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН.
Интересы: церковнославянский язык, славянская гимнография, книжная справа, история Русской церкви.
«Не пущать», или о современном изучении церковнославянского языка
>>>Проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века»
Александр Кравецкий
Сам факт появления проекта «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» можно только приветствовать. Впервые со времен Собора 1917-18 г. на общецерковное обсуждение вынесен проект документа, посвященного судьбе литургического языка в современной жизни. Принятие подобного документа, называющего языковые проблемы в числе значимых церковных задач, могло бы серьезно изменить ситуацию с изучением и преподаванием церковнославянского языка. Эта проблематика получила бы шанс превратиться из предмета занятий кучки одиночек (кем, положа руку на сердце, являемся все мы) в общецерковное дело.
Но, по всей видимости, этого не произойдет. Слово «не пущать» стало, к сожалению, основной темой обсуждения этого проекта. А результатом подобного охранительства окажется лишь то, что занятия церковнославянским языком сохранят свой маргинальный характер. И мы будем каждый год принимать резолюции, призывающие священноначалие обратить внимание на преподавание церковнославянского языка. Резолюции, которые никому не нужны и не интересны.
Чего я не вижу в этом проекте, так это реформаторской программы. Там вообще никакой отчетливой программы не прослеживается. И критиковать его следует скорее уж не за реформаторство, а за пустоту. Это чисто чиновничий документ, почти лишенный содержательного компонента. И наша задача приложить максимум усилий для того, чтобы это содержание все-таки появилось.
Мы боимся поспешных и необдуманных действий? Значит, имеет смысл предлагать не снятие проекта с обсуждения, а внесение в него специального пункта. Согласно этому пункту первым этапом деятельности рабочей группы (о которой говорится в документе) должна стать выработка нескольких вариантов редактирования богослужебных текстов, подготовка примеров исправлений и вынесение всего этого на обсуждение.
Это и предохранит от скоропалительных действий, и даст участникам дискуссий конкретный материал для обсуждения.
Исправление текстов – данность
В этом сообщении мне бы хотелось коснуться наиболее болезненно воспринимаемого пункта проекта, посвященного перспективам исправления богослужебных книг. Что и, главное, в соответствии с какими принципами имеет смысл исправлять? То, что исправления текстов это данность, я думаю, бесспорно. Любой издатель по ходу дела решает массу редакторских проблем.
Вопрос лишь в том, каков будет масштаб этого исправления: диапазон здесь от орфографии и пунктуации до серьезной редактуры. Ниже мне бы хотелось здесь проговорить некоторые общие принципы, на которые такая работа могла бы опираться. Наши действия будут зависеть от ответа не некие базовые вопросы.
Первым из них является вопрос о том, считаем ли мы, что в истории богослужения был «золотой век», период, к которому мы призываем вернуться. Провозглашая существование «золотого века», мы провозглашаем и то, что нашей задачей является реконструкция (восстановление, возрождение — как угодно) ситуации определенной эпохи.
В этом случае в нашем распоряжении оказывается некий текст (по всей видимости, греческий), на который следует ориентироваться. Именно такой подход декларировался во время Никоновской справы (на практике, как мы знаем, там все было намного сложнее). При таком подходе богослужебные тексты становятся более правильными (естественно, с точки зрения редактора), но не более понятными. А поскольку отправной точкой нынешней дискуссии является именно понятность богослужения, то этот подход в качестве основного явно не должен рассматриваться.
фото: Антон Поспелов, pravoslavie.ru
Таким образом, у нас остается лишь тот вариант редактирования, который я бы назвал филологическим. Здесь мы должны исходить из того, что наличные богослужебные тексты не имеют существенных смысловых ошибок и недочетов, а проблемы, которые редакторы должны решить, являются чисто языковыми. Это именно то, к чему призывал святитель Феофан Затворник — «упрощенный, уясненный перевод церковных богослужебных книг».
И здесь – в цитате из святителя Феофана – я, наконец, произнес слово «книга», которое пытался не произносить. Дело в том, что на протяжении последних столетий все работы по редактированию богослужебных текстов называют «исправлением книг», «редактированием книг», «книжной справой» и т. д. То есть, точкой отсчета в этой работе является именно текст книги и, в первую очередь, книги печатной.
Богослужение эпохи Гуттенберга
Та традиция функционирования богослужебных текстов, к которой мы принадлежим, сформировалась в результате изобретения книгопечатания. Именно книгопечатание дало техническую возможность стандартизировать богослужение. Характерно, что утвержденный Тридентским собором текст Missale Romanum был впервые напечатан в 1570 году, то есть через сто с небольшим лет после Гуттенберга. Именно книгопечатание давшее возможность литургической унификации, способствовало переносу общественное внимание со звучащего текста на текст печатный. Напомню, что этот Тридетнский миссал предписывал всему католическому миру единую форму обряда.
На Руси мы сталкиваемся с похожей ситуацией. Идея максимально приближенного к греческому оригиналу общенационального стандарта начинает реализовываться примерно через столетие после начала книгопечатания. При этом в центре внимания справщиков оказывается письменный текст, который и воспринимается как первичный. Об ориентации на письменный текст свидетельствует тот факт, что в процессе редактирования изменениям подвергались не только лексика, морфология и порядок слов (что имеет отношение к пониманию текста), но и элементы, которые ни коим образом не помогают церковному чтецу и полностью теряются в звучащей речи.
В первую очередь, здесь следует назвать принцип антистиха (то есть использование дублетных букв и знаков ударения для противопоставления лексических и грамматических омонимов), который в никоновское и послениконовское время реализуется весьма последовательно. Однако трудно себе представить, что при чтении этих текстов вслух все орфографические изыски могут хоть как-то работать. Между тем, работа над совершенствованием орфографии продолжалась и после того, как Никоновская и послениконовская справа завершилась.
Орфография и пунктуация оказались открыты для влияния орфографии и пунктуации русского литературного языка. Об орфографии за недостатком времени говорить не буду, а о пунктуации пару слов все-таки скажу. Основной функцией церковнославянских (не русских!) знаков препинания является указание на место паузы при чтении, на что, собственно говоря, указывает их название «знаки препинания», т.е., знаки, которые обозначают место паузы.
Современная русская пунктуация устроена иначе. Она подчеркивает логическую структуру предложения. Эта система более или менее сформировалась к началу XIX века. В результате обучения в школе люди стали воспринимать пунктуационную систему русского языка как единственно возможную, что неизбежно вело к ее влиянию на церковнославянскую. Этому способствовало и то, что, в отличие о русской, церковнославянская пунктуация не имела внятного описания.
Вследствие всего сказанного церковнославянская пунктуация стала восприниматься как «испорченная» русская. Во второй половине XIX века периодически высказывались предложения приблизить орфографию церковных книг к нормам гражданской орфографии. В Триодях, исправленных в начале XX века, последовательно выделялись запятыми обращения, снимались запятые, соединяющие однородные члены с одиночным союзом и, и т. д. Пунктуация становилась все больше ориентированной на человека, читающего текст про себя. Она не подсказывает места пауз. Такая система знаков препинания требует введения параллельной разметки для чтецов (звездочек и проч). Это, кстати сказать, было полностью реализовано в набранных гражданскими литерами Зеленых минеях, где пунктуация русская, а в качестве разметки для чтецов использованы слэши.
Устно или письменно?
Александр Кравецкий
Заявляя о решении проблемы понятности богослужения (текста звучащего) мы практически сразу начинаем говорить о редактировании книг (текста письменного).
Причины такой невольной подмены очевидны.
С одной стороны, все, что мы знаем о такой работе из опыта прошлого, это всегда работа над текстами. Никакого материала кроме письменных текстов в нашем распоряжении нет. Да мы и не умеем работать ни с чем, кроме письменного текста.
С другой стороны, тот факт, что письменный текст не тождественен тексту звучащему, осознан уже давно. Именно на звучащий текст должно быть ориентировано то исправление богослужебных текстов, идея которого последнее время носится в воздухе. И в современной редакторской практике должен быть предусмотрен и прописан механизм обращения к звучащему тексту. Во времена Никоновской справы существовал институт патриаршего утверждения текста, при котором исправленная книга читалась вслух в присутствии патриарха.
Я не готов предлагать конкретных методик. Задачей этого доклада было проговорить лишь один момент, который, на мой взгляд, должен быть отражен в общецерковном документе, посвященном богослужебному языку.
Читайте также:
>>>Проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века»