«За 10 ошибок — четверка». Как помочь ребенку с дислексией и дисграфией?
Ребенок несколько лет занимался с логопедом, но проблемы с речью не удалось решить. В школе он пишет с ошибками или читает медленнее других. Как помочь детям с дислексией и дисграфией успешно учиться? Об этом рассказывает логопед Ольга Азова.

Как понять, что логопед работает неправильно

— У ребенка были речевые проблемы до школы, он занимался с логопедом. Но проблемы остались или, например, ушли, но не полностью. В чем причина?

— Это бывает, когда не сформированы базовые навыки, которые необходимы для обучения чтению и письму. Они возникают в результате развития мозга. Они менее развиты у детей с диагнозами «дислексия», «дисграфия» и «дизорфография». Эту причину многих школьных проблем подтвердили достижения в области нейронауки, подкрепленные нейровизуализацией и электрофизиологическими технологиями исследования мозга в конце 90-х.

Понятно, что есть проблемы, которые сами не пройдут, ими необходимо целенаправленно заниматься. Например, нарушение звуков. Если это некая «некрасивость» речи, она не будет сильно мешать ребенку в жизни. Но часто бывает, что ребенок не только не выговаривает, но и как будто «не слышит» некоторые звуки (нарушение фонематического слуха). И вот они уже проявляются на письме и становятся дисграфическими ошибками.

Вообще школьных проблем много: ребенок не хочет учиться, плохо и длительно усваивает материал, медленно включается в работу, получает жалобы на «плохое поведение». А еще низкая скорость чтения и нежелание читать, специфические дисграфические и дизорфографические ошибки, нарушение внимания, памяти. 

Многие родители говорят: «Он не сосредотачивается». Родитель озвучивает проблему так, как он ее понимает — нет внимания.

Но она может быть в другом. Например, не сформирован навык произвольной деятельности. Ребенок не просто не удерживает внимание, а он не умеет это делать по инструкции, по команде, то есть не научен этому.

Если мы будем сужать школьные проблемы только до нарушений письма, то есть до дисграфии, то и там поймем, что форм дисграфий несколько и при каждой из них разные проблемы и дефициты. 

Так, например, дисграфия может быть связана с аналитическо-синтетической деятельностью или с различением близких звуков на слух. И вот, если анализу и синтезу много уделяют времени в дошкольный период и логопеды, и воспитатели, то как раз развитием и коррекцией фонематического слуха многие логопеды заниматься забывают. Звуки поставили и отпустили ребенка. То есть убрали видимую косметическую проблему, и все. Между тем и нарушение анализа/синтеза, и проблемы фонематического слуха, которые на письме отражаются в виде акустической дисграфии и дисграфии на почве языкового анализа и синтеза — это наведенные типы дисграфий. По сути, их не должно быть в школе, если до нее логопед исправил нарушение фонематического слуха и провел качественный подготовительный этап к письму, то есть аналитико-синтетическую работу. 

Ольга Азова. Фото: Анна Данилова

Совершенно та же история с аграмматизмами (нарушение речи, проявляющееся в трудностях при порождении или восприятии предложений. — Примеч. ред.). Если до школы ребенок не мог построить и произнести предложение согласно законам русской грамматики, то никуда эти ошибки не денутся — они появятся на бумаге. 

Почему так происходит? Допустим, логопед говорит: «Работаем над согласованием слов, — согласование по роду, по падежу или числу». Дальше ребенку предлагают картинки и просят договорить слово. Логопед: «Я вижу…», ребенок: «Киску, собачку, чашку». Если логопед работает только на уровне слова и не переходит на фразу, когда уже сам ребенок скажет: «Я вижу киску, собачку, чашку», то и опыта синтаксической работы у ребенка не будет, не стоит ждать, что в письменной речи все появится как-то само. 

Могу привести еще пример. Ребенок сформулировал фразу: «Я работаю топором». Вроде бы и предложение из трех слов. Дальше изменяется только третье слово в творительном падеже с учетом рода. «Я работаю топором, ножом (мужской род), пером (средний род), иглой, ручкой, метлой (женский род)». И опять логопед остановил работу. А хотелось, чтобы были отработаны глаголы (это лексическая работа) на уровне фразы: «я рублю топором», «я режу ножом», «я шью иглой», «я пишу ручкой», а также перешли к словообразованию — «лесоруб рубит топором», «портниха шьет иглой». Согласитесь, что сильно отличается от работы на уровне слова? 

И если этот навык автоматизировать, научить произвольно составлять фразы с учетом лексики и грамматики, то трудностей в школе у ребенка будет намного меньше.

Теперь про орфограммы и развитие речи. Например, на уроке нужно подобрать проверочное слово. И тут мы сталкиваемся с тем, что у ребенка слабый словарный запас или проблемы со словоизменением. Ученику нужно проверить слово «пасти». Слово это редко встречается в лексиконе. Школьник не может с ходу подобрать проверочное слово «пас», «пастбище» (у него, например, словообразовательные или лексические трудности), и он подбирает слово к ошибке — подбирает «проверочное слово» — «ставит», или вообще не подбирает ничего.

Если логопед или дефектолог, занимаясь с ребенком, не автоматизировал навыки, прошел по касательной, то все они переходят в школу. Это относится не только к речи.

— Какие речевые проблемы все-таки можно решить до школы?

— Сначала смотрим на тяжесть речевой проблемы. Если это, например, нарушение звукопроизношения или фонематического слуха, то с ним вполне можно справиться до школы. А если это тяжелое нарушение речи, скажем, алалия (по другой классификации — общее недоразвитие речи (ОНР)), специалист может не успеть до школы помочь ребенку. И понятно, что проблемы продолжатся и во время учебы, например в виде нарушений письменной речи.

Фото: freepik.com

Достаточно долго детям с ОНР при переходе из детского сада в школу писали «речь в норме». Но так не бывает — «речь сформирована по возрасту», а потом в школе опять появилось нарушение. Просто проблемы полностью не ушли и проявились во время усложнения материала, на несформированном до конца навыке. Если у ребенка в дошкольном периоде диагностировали тяжелое нарушение речи (алалия, например, пусть она называется ОНР), а в школе появились нарушения письма и чтения, не резко выраженные нарушения речи (НОНР) — это значит, с ними ребенок и пришел в начальные классы, что бы ни было написано в заключении специалистов.

Дисграфии и дислексии — это не обязательно продолжение нерешенных речевых проблем дошкольника.

Различают отдельно «дислексию» и отдельно «трудности овладения чтением», вызванные другими причинами, такими, как речь, умственная отсталость, дефекты зрения и слуха. Их называют еще неспецифическими или вторичными нарушениями чтения.

Непосредственно при дислексии у людей достаточный уровень интеллектуального, речевого развития, отсутствие нарушений слухового и зрительных анализаторов, отсутствует педзапущенность, а при тотальном недоразвитии речи отмечаются внутренние неспецифические предпосылки, влияющие на обучаемость, в том числе на усвоение чтения.

Еще одно нарушение — дизорфография. Это нарушение письменной речи, уже по названию понятно, что оно связано с речью. Речевые проблемы тянутся из дошкольного возраста: не успели, было мало времени, неадекватная помощь, мозг не успел все взять и так далее.

Когда 10 ошибок могут быть четверкой

— Итак, ребенок учится, с ним занимается квалифицированный специалист. Но как быть, если требования у логопеда одни, а у учителя в школе — другие?

— Камень преткновения обучения в школе — это дети с дислексией и дисграфией. Да, что-то уже сделано, есть адаптивные образовательные программы (АООП). Но не все школьники учатся по этим программам, и не все педагоги выполняют предписания этих программ. 

Программа предполагает оценивать ребенка с дисграфией и дислексией по его способностям и возможностям. То есть, если в общеобразовательной школе его оценивать, как обычного ребенка, у него всегда будет условно «два». Потому что и 62 ошибки, и 10 — это все равно «два». А программа как раз предполагает оценивать прогресс ребенка, поощрять его за меньшее количество ошибок.

Фото: freepik.com

Да, учителям тоже непросто. У них много детей в классе, при этом может не быть специальных знаний. Учитель имеет право что-то не знать, он не логопед, не дефектолог. Тем не менее нужно искать точки соприкосновения. Учителям — привлекать родителей в союзники, а родителям — учителей, аргументировать, что это не учитель виноват, что не научил ребенка навыку чтения, что нужно определиться с диагнозом, а потом организовывать помощь в жизни.

Наступает время инклюзии — все должны жить среди всех. Если у детей есть особые потребности и дефициты, то при этом должна оказываться профессиональная помощь.

Если учитель не хочет принимать ребенка из-за субъективных факторов — это конфликтная ситуация. На помощь должны приходить психологи и доброжелательный административный ресурс, также можно обращаться к тому, кто возглавляет подразделение, и так вплоть до директора. Ребенок — не изгой, у него особый тип восприятия и обучения.

Нужно попросить учителя не заставлять читать вслух перед классом, не принуждать писать диктанты в обстановке стресса, задания давать не в письменном виде, а устно, использовать безотметочное обучение.

Да, дислексия и дисграфия — не индульгенция и не освобождает от обучения. Результата можно достичь за счет кропотливой работы, в том числе дополнительной, необходимо посещать логопеда, дефектолога, искать все возможности помощи такому ребенку. Может быть, ему требуется консультация нейропсихолога, занятия ЛФК, массажи.

Фото: freepik.com

Необходимо организовать специальные консультации для специалистов и учителей, посвященные проблемам детей с дислексией. Неплохо бы, чтобы был специалист, который консультирует семью, помогает составить маршрут коррекции ребенка.

К сожалению, в системе сохраняются старые подходы, а хотелось бы, чтобы в основу оценивания закладывались возможности ребенка, а не нормативы. У нас в центре не раз были прецеденты, когда родители брали справку, что ребенок неоднократно проходил обследование и реабилитацию на предмет нарушений чтения и письма, но многие проблемы никуда не делись. И ученику нужно дать право сдавать экзамен в том формате, в котором он сможет его сдать. 

Кто-то из детей с дислексией в соответствии со своими особенностями не может в принципе сдавать экзамен в тестовой форме, потому что у него проблемы восприятия печатного текста. Нужны новые законы по различным формам проведения аттестации.

Должна быть возможность выбора формы сдачи выпускного экзамена: письменно, устно, в форме тестирования и так далее.

Чтобы это произошло у нас всех, и у учителей в том числе, должна быть заинтересованность и умение быть на стороне ребенка, желание больше заниматься с детьми. Пока же школы состоят из норм и нормативов, а нужно, чтобы была вариабельность — экспериментальные школы, школы с инклюзией, авторские школы. Пока все непросто, но в целом это возможно.

— Сдав экзамены в ином формате, ребенок может идти дальше, в вуз?

— Почему нет. У нас же есть примеры. Например, известный психолог, педагог Александр Суворов, доктор психологических наук (его история на «Правмире». — Примеч. ред.). Будучи слепоглухим, благополучно окончил МГУ.

Или Олег Смолин, первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке Госдумы РФ. Он как раз выступает за сохранение специальных школ, одну из них окончил он сам. Ведь в таких школах огромное значение уделялось самостоятельности ребенка, развитию коммуникации и общению. 

В настоящий момент количество детей с инвалидностью увеличивается, мы должны думать о том, как им выходить в социум, значит, необходимо искать возможности коммуницирования уже сегодня.

Как защитить ребенка от буллинга

— Если у ребенка проблемы с речью, в школе у него есть риск попасть в ситуацию травли. Как не допустить? 

— Здесь много зависит от учителя, от того, какую среду он создает в классе. Если учитель поддерживает насмешки и оскорбления, то это будут транслировать и дети. Равно как и в семье. Если дома взрослые позволяют себе уничижительное отношение к учителю и одноклассникам с особенностями (в семье так принято), то и ребенок будет ретранслировать это поведение в школе.

Фото: Анна Данилова

Нужно работать с коллективом детей. Мы же не разделяем людей по внешности, по принципу, что один кудрявый, другой прямоволосый, у одного глаза карие, у другого — серые. Хорошо, что многие уже понимают, что мы все разные. Значит, необходимо искать опоры внутри класса. Мне нравится идея, что учителям нужно искать в коллективе среди детей (как правило, девочек) так называемых будущих «дефектологов», которые могут взять на буксир, защитить слабого. Я и сама была такой девочкой.

Нужно помогать этим детям с особенностями развивать свои лучшие качества. Тогда подтянутся и другие. Обычно детский коллектив не жесток сам по себе, все навязывают взрослые. Например, произнесите в классе или детсадовской группе: «Кто хочет помочь Мише завязать шнурки?» И вас будет ждать лес рук. Почему? Потому что все хорошее внутри нас и каждый хочет быть полезен другому. А если повернуть ситуацию оскорбительно к Мише, посмеяться над этим — «вон Миша не может завязывать шнурки», то все будут смеяться. Потому что учитель это транслирует, у него пренебрежительный тон. Против этого могут быть дети, у которых в семье другие установки: «Нельзя смеяться. Мама не разрешает». Если дома это проработано, то многие дети и смущаются, и стесняются, и грустят, потому что видят такое отношение к другому ребенку.

— Что могут сделать родители?

— Родитель адвокат ребенка на то время, пока он не может сам себя защитить. Если взрослый видит, что ребенок или слаб, или болен, или психологически не готов, он должен разговаривать с учителем. У педагога в классе много детей, не всегда приходится рассчитывать на индивидуальный подход. 

Поэтому родителю стоит подготовить микроклимат — неоднократно прийти в школу, много раз поговорить с учителем, рассказать про ребенка, прежде всего о его сильных сторонах и только потом о слабых, предложить помощь.

Раз родитель сам готов помогать, то и учителю будет трудно отмахнуться. Можно, условно, просить совета: «Марья Ивановна, я готов записать. Что вы нам порекомендуете?» В буквальном смысле — взять блокнот и записывать. 

Во-первых, это взаимодействие дает возможность учителю посмотреть на родителя добрыми глазами. А во-вторых, развернуться в сторону ребенка: у Вани мама вот какая хорошая, и вот уже Ваня не «дисграфик», а просто Ваня, хороший мальчик.

Отдых, режим дня и лишний выходной

— «Логопедические» дети — труженики. И если проблемы не ушли до школы, они продолжают заниматься. А тут первый класс, адаптация. Как не перегрузить ребенка, чтобы он совсем не устал?

— Ребенок с общим недоразвитием речи может быть качественнее и лучше готов, чем другие дети, как это ни покажется странным. Почему? Во многих хороших дошкольных учреждениях, к примеру, при изучении фруктов, про них не только говорят, но и лепят и рисуют, на музыкальном занятии песни поют и стихи учат. По крайней мере, раньше дети, которые выходили из логопедических групп и садов, все были художниками, чтецами и певцами. Программа предполагала полное развитие речи и личности ребенка. Возможно, где-то и сейчас есть такие сады, значит, ребенок уходит в школу подготовленным.

И вот первый класс, время, отводимое на адаптацию, и я до сих пор слышу от родителей: «Вы знаете, мы думали, наш будет хуже всех, но мы много приложили усилий, так его реабилитировали до школы, что он чуть ли не самый лучший».

Фото: freepik.com

Понятно, что случается иначе: проблема была тяжелая, как ни старались, не дотянули, потому что это было просто невозможно. В этом случае логопедическая помощь переходит в школу. 

Здесь выход только один: много отдыхать в выходные, причем активно. Потому что нет активного отдыха — нет возможности переключаться. Нет возможности переключаться — нет ресурса качественно трудиться. Надо искать способы выбраться из дома всей семьей — на лыжах, на велосипедах, пешком. Кто-то предпочитает ездить с детьми в музеи, на выставки. Помните, что главное — не только интересный, но и активный отдых. Кому что нравится и помогает набраться сил.

Отдельное внимание нужно уделить режиму дня. Это главный ресурс ребенка. 

Когда ты ложишься спать в одно и то же время и встаешь так же, то организм привыкает и сам работает, как часы.

Детям необходима определенность, предсказуемость и понятные правила. Поэтому я за то, чтобы все было буквально по минутам расписано. Когда много разных заданий, то все должно лежать «на своих полочках», чтобы можно было легко достать. Органайзер во всем, возможно, с визуальными подсказками. Также хорошо, когда все вещи ребенок кладет на свои места, тогда ничего не нужно искать. Чем быстрее школьник привыкнет к этому, тем лучше и спокойнее ему будет. 

Нужно уделять внимание таким, казалось бы, мелочам, как и что ребенок ест, как и сколько раз ходит в туалет, как и сколько времени выполняет домашнее задание. 

Фото: freepik.com

Можно когда-то приостановить выполнение домашних заданий и что-то выполнять за ребенка, и потому, что сейчас много непосильного, ненужного дают, и потому, что сохранение здоровья важнее.

— Вы еще говорили, что можно, допустим, раз в месяц брать дополнительный выходной.

— Да, можно. Если у ребенка есть неврологические проблемы, мы имеем право попросить невролога «прописать» в заключении выходной среди недели.

У ребенка талант, но он не может сдать ЕГЭ

— Когда могут уйти все эти проблемы, с которыми ребенок пришел в школу?

— Вопрос в том, какие именно проблемы. Есть те, с которыми человек будет жить всю жизнь. Существуют люди, которые так и не смогут до конца решить, например, проблему дислексии. Не все корригируется, не все компенсируется. Иногда проще найти иное решение вопроса. Не можешь написать сам, обратись к тому, кто может, или дай распоряжение устно.

Давайте еще раз пройдемся по этапам развития ребенка. К пяти годам идет активное созревание мозга и в развитии ребенка происходит толчок. Потом к восьми–девяти годам формируются основные функции: речевые, когнитивные, расширяется оперативная память, ребенок начинает использовать накопленные знания. Но созревание не заканчивается, оно продолжится и в 20 лет, и потом. 

Мы всю свою жизнь накапливаем ту или иную информацию, продолжаем развиваться. А значит, возможна и коррекция.

Вопрос, мне кажется, в том, насколько родители готовы дальше заниматься коррекцией. Бывает, что они устают. Обычно все коррекционные мероприятия заканчиваются с началом средней школы. Потом может быть очередной всплеск — поступление в институт и опять что-то нужно подтянуть. 

Конечно, хотелось бы, чтобы родители смогли правильно оценить возможности и силы ребенка, помогли выбрать ту профессию, которая их сыну или дочери больше подходит. Если известно, что на протяжении всего учебного процесса сохранялась дислексия, нужно сто раз подумать, стоит ли выбирать профессии, связанные со словом, с работой с текстом. В общем, стоит думать о том, где можно больше добиться успеха.

— Ребенок талантливый художник или музыкант. Но ему нужен аттестат без троек или хорошие результаты по ЕГЭ. И он может в итоге не попасть туда, где сможет стать успешным…

— Это социальная проблема, не связанная с трудностями ребенка. Странно, когда художественный, музыкальный, артистический талант оценивается не в первую, а во вторую очередь. 

Фото: freepik.com

Татьяна Георгиевна Визель, доктор психологических наук, рассказывала историю, когда очень известный художник, не будем называть его имя, он уже в преклонных годах, нарисовал юмористический шарж и подписал: «Мама моетца втазу» — именно так, «моется» через «ца», «втазу» — слитно. Рисовать он от этого хуже не стал и известность в живописи не потерял.

Сегодня у него было бы мало шансов поступить в художественный вуз?

— Проблема как раз в том, что ставку делают не на то, что нужно и важно. И про ЕГЭ, и про ОГЭ я давно говорю, что система оценок должна быть более гибкой. 

Если ребенок не может сдать экзамен письменно, то нужно дать возможность сделать это устно. Но нет, у нас есть бланки, клетки, которые ребенок не видит, не может заполнить правильно и делает формальную ошибку. Для чего его загонять в эти условия? Повторю, что должна быть возможность выбора формы сдачи выпускного экзамена. Нужны новые законы.

И таких проблем очень много. Раньше, например, в английскую школу трудно было попасть, ребенка отсеивали, если он звук «р» не выговаривал. Какая связь? Никакой. Формальная связь: не брать ребенка, потому что у него есть проблемы.

И с дислексией ребенок может стать великолепным художником, но это если разделять проблемы.

В завершение скажите, пожалуйста, что-то оптимистичное, поддерживающее родителей «логопедических» детей, у которых, может быть, остались проблемы.

— Большое количество проблем, слава Богу, поддаются коррекции. И дети достигают такого уровня, что могут самостоятельно справиться с трудностями, которые предлагает им жизнь. 

Практически нет неговорящих детей, если это не глубокая тяжелая патология, связанная со множеством причин. Обычно все начинают говорить.

И так дальше, по всем уровням: ребенок плохо усваивал чтение, а потом справился с ним, плохо писал, а потом научился.

Раньше из-за плохого почерка снижали оценку. Сейчас уже иначе: почерк и почерк. Повторяю, многие проблемы удается решать, для этого есть детские годы. Дети за это время успевают не только вырасти и чему-то научиться, но и, кто не успел, скорригироваться. 

Опыт у меня большой, я могу сказать, что огромное количество детей, на которых ставили крест, выросли не просто прекрасными людьми, но еще и квалифицированными специалистами. И примеров этого — рассказывать не перерассказывать.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.