За что?

Эта улыбка хоть как-то примиряла меня с происходящим: значит, Гошке в интернате не так и плохо, если он искренне рад видеть медсестру, которая через несколько секунд уведёт его, нагруженного пакетами с гостинцами, уведёт в “свой блок”, в палату. К жизни без мамы. И самое, теперь уже действительно самое последнее: Гошкина неестественно прямая спина со сведенными лопатками, угадывашимися под казённой клетчатой рубашкой и такой родной, такой единственный на свете бритый затылок. Я знаю, он не оглянется. Наверное, это к лучшему.

Это было со мной примерно семьдесят раз. Семьдесят расставаний. И как с этим было жить? И было ли это жизнью? И мне оставалось лишь одно: глотать невысказанное в небо “Ну почему, почему ТАК??? “

Но не надо, дорогие мои, думать почему, надо найти ответ: для чего?

Пути Господни неисповедимы. В позапрошлом веке в семье уфимского священника рождается глухой ребёнок. За что — не берусь даже строить догадки, но все его близкие знали, для чего. Для того, чтобы он открыл первую в губернии школу для глухонемых. Но взялся бы за это богоугодное дело этот достойнейший пастырь, не появись у него такого дитяти? Сделало ли бы так много для социализации лиц с синдромом Дауна в США почтенное семейство Кеннеди, не будь в роду девочки с этим хромосомным нарушением?

Был бы немного добрее и человечнее трудовой коллектив какой-нибудь Марьиванны, не стань он на долгие годы свидетелем её материнского подвига в ежедневной борьбе за жизнь и хоть какое-нибудь развитие своего безнадёжно больного Сашеньки? И сколько их у нас этих Марьиванн, Иришек, Тамар, Гузелек, покорно несущих свой жизненный крест и считающих самой лучшей наградой за свой материнский труд счастливую улыбку своих ненаглядных Дашенек, Игорьков, Артуриков?
Не верю, что болезнь ребёнка — обязательно прямое следствие родительских грехов; но верю, что она — шанс  грехи искупить. Искупить не только и не столько грехи родителей, ибо больные детки рождаются даже у людей праведных, но грехи всего мира. Жрущего, развратного, погрязшего в грехе мира «Плейбоев», «МакДональдсов», «грабовых» и «кашпировских».

Своими страданиями наши дети не дают этому миру окончательно «оскотиниться». Мысль не моя, она заимствована из книжечки православного священника «За что страдают дети?», надеюсь, батюшка простит мне мой невольный плагиат ради наших деток. И наш родительский долг — сделать всё, чтобы эта жертва была не напрасна.

Для Бога она напрасной быть и не может, но вот для родителей… Ах, сестрички, не упустите возможности стать ближе к Богу, которую дают вам ваши любимые Богом чада. Что касается меня, то я верю, что мой сын любим Богом. И верю, что ВСЕ  детки тоже Им любимы.

Для себя я уже ответила — ДЛЯ ЧЕГО. Болезнь моего сына призвала меня к Богу, научила меня любить людей, привела меня в Святые места, показала мне красоту земли Русской, познакомила с хорошими людьми. И я ещё не встречала ни одного ребёнка, глядя на которого мне захотелось бы воскликнуть: «Заберите у меня Гошу и дайте мне взамен это прелестное дитя!» И если мне предложили отречься от Православия в обмен на здоровье ребёнка, я отказалась бы ничтоже сумняшеся. Если мне суждено придти к Богу через болезнь сына — значит, так тому и быть. Конечно, мне бы хотелось придти к Богу не таким тернистым путём, но как знать, другой путь мог оказаться для меня ещё более печальным. Богу виднее. Я смотрю на Гошу. Он радостно смеётся. Он ходит по земле, он видит красоту мира, слышит пенье птиц, ощущает вкус пасхального кулича и освященного на Спас яблочка, ходит со мной в Храм, причащается, рисует, играет с игрушками, распускает верёвочки, готовит салаты, любит одежду с изображением звёздочек и не любит носки из синтетики. В данный момент он по-своему счастлив. Был бы он счастлив, если его болезнь протекала бы по-другому? Был бы он счастлив при другой болезни?  Сейчас он счастлив, и я тоже — счастлива.

Такое уж у нас счастье.