За кулисами семьи.

«Семья противоположна театру:
в театре быт за кулисами, а на сцене – высокий дух;
в семье на сцене – быт, а за кулисами домашних явлений – дух»

                                                                Симон Соловейчик, «Педагогика для всех»

В последнее время появилось немало книг, посвященных воспитанию детей, как религиозно обоснованных, так и чисто утилитарных, направленных на решение   конкретных задач. Издаются и разнообразные художественные произведения, затрагивающие темы семейной педагогики и воспитания маленького человека для Царствия Божия.    Книга, о которой мы хотим рассказать, была издана достаточно давно – в середине восьмидесятых, и написана она автором невоцерковленным или даже совсем неверующим.   И все же она заслуживает не меньшего внимания, чем другие подобные ей труды.

Автор «Педагогики для всех», Симон Львович Соловейчик, — известный в свое время педагог и публицист, отец троих детей, редактор издательства «Первое сентября» (ныне его место занимает сын). В своей книге он сделал ряд собственных открытий, а также систематизировал достижения предыдущих педагогов, стараясь восполнить тот недостаток семейной, домашней («нешкольной», неофициальной) педагогики, который все сильнее ощущался в советское время.

Соловейчик обладает необычайно глубоким, образным художественным стилем, который выводит его работы за рамки психологии и педагогики; в то же время это и не художественное творчество. Истинность его – в откровенности автора, в его «искусстве повивальной бабки», в его несомненном гомилетическом даре. Несмотря на некоторые спорные моменты, эту работу можно назвать основополагающей, так как она задает самый верный тон для всех подобных изысканий. Это книга-размышление, книга-собеседник, книга-зеркало, книга-правило.   Удивительная точность формулировок, ясность прекрасного литературного языка, честность автора перед людьми и самим собой производят на читателя редкое и благотворное влияние – возводят его ум и сердце горЕ, то есть ввысь.   По словам исследователя А. Русакова, «для Соловейчика   жизненная ситуация — это не проблема, решение которой обсуждается, а притча, позволяющая точнее увидеть подлинную суть неразрешимых противоречий, непрерывного и неизбывного драматизма духовной жизни».

«Педагогика» Соловейчика действительно написана «для всех» — самые сложные мысли изложены самым простым языком. В книге отсутствуют сколько-нибудь специальные термины, что делает ее доступной даже для подростков. Это идеальное чтение для семьи, где есть неверующие домочадцы, а также для всех, кто работает с людьми – ведь законы психологии одинаковы для всех.

Известно, что самые простые вопросы на деле самые сложные.

«…Однажды… я задал себе вопрос: отчего это в одинаковых условиях в одних семьях вырастают хорошие дети, а в других плохие?»

Очень многие авторы пишут об ошибках воспитания, но совсем немногим удается показать, «в чем состоит само воспитание? Как выглядит воспитание безошибочное?»

В этом смысле книга Соловейчика одна из немногих позитивных от начала и до конца, именно поэтому она и дает самые реальные и действенные советы.

Современные педагогические концепции технологичны, они действительно (повинуясь спросу) стараются ответить на бесконечные вопросы родителей: «Что делать если ребенок…

      … что делать, если ребенок непослушен, упрям, капризен, медлителен, неряшлив, грубит, плохо учится, ленится, грызет ногти, поздно приходит домой, вообще не выходит из дому, не читает, только и делает что сидит над книгой, курит, ворует, обманывает, связался с дурной компанией, не имеет товарищей, жаден, скрытен, скуп, застенчив, необщителен, труслив, несамостоятелен, безвольный, нечуткий, невнимательный, злой?»

       Соловейчик прямо говорит, что «ответов на этом уровне не существует – они живут в другой сфере». Но для того, чтобы понять, нужно читать всю книгу целиком – она, безусловно, этого заслуживает. Здесь мы приведем только некоторые, наиболее, на наш взгляд, актуальные мысли из этой замечательной книги.

***

Из главы «ЦЕЛИ ВОСПИТАНИЯ»

Чего мы ждем от детей? Да радости, конечно, чего же еще. Из одних лишь надежд на будущее или из одного только сознания общественного долга мало кто стал бы обзаводиться детьми.

Можно порассуждать о том, что дети наше будущее, залог бессмертия; можно смотреть на мальчика как на продолжателя рода; можно растить детей в надежде, что они будут опорой в старости, — это все так. Но детному человеку дети доставляют радость, и этим все сказано.

Детного человека легко узнать: дети ему интересны. Для бездетного человека ребенок прежде всего объект воспитания. Протянув ребенку яблоко, такой человек обязательно напомнит: «Ты, кажется, забыл что-то сказать?» Он не получает радости от того, что у ребенка есть вкусное яблоко, его радует только воспитанность, он не знает других отношений с ребенком, кроме воспитательных, и школьнику он умеет задать лишь один вопрос: «Как учишься?»

Отчего одни люди всегда счастливые, сияют, а другие всегда несчастны, и никак их не уговоришь, что нечего им горевать?

Хронической, неизлечимой болезнью несчастья ребенок заболевает не от несчастных обстоятельств, а от людей, его окружающих. Несчастные люди не могут воспитывать счастливых, это невозможно.

Свободе учат свободой, ответственности — ответственностью, добру и совести — добром и совестью, а счастью — счастьем.

Чтобы ребенок вырос естественно добрым и честным человеком, чтобы он не старался казаться лучше, чем он есть, приходится исключить принуждение из арсенала воспитательных средств. Принуждая, мы заставляем ребенка делать нечто такое, что не отвечает его сущности, — иначе его и не пришлось бы принуждать. (…) Лишь то воспитание прочно, которое приучает ребенка к правде, приучает быть самим собой.

Для физической закалки и приучения к дисциплине солдатам необходимо тяжелое учение. Но духовные законы не те, что законы физического развития. Для закаливания тела нужно спартанское воспитание, а для закалки духа нужны идеалы, представление о счастье, здоровая нравственность.

Ошибка взгляда на детей как на солдат, которым тяжело в учении, но легко в бою, состоит в том, что под словом «воспитание» принимается одно лишь приучение. К чему приучили — то и будет. Воспитание смешивают с дрессировкой. Между тем приучение в воспитании, особенно сегодняшнем, играет сравнительно небольшую роль.

Человечность, сильный дух — вот что может и что должно дать воспитание.

Из главы   «УСЛОВИЯ ВОСПИТАНИЯ»

Отец слишком строг с ребенком, маленький превратился в зверька, стал неуправляемым, а отцу кажется, что он еще и недостаточно строг. Он винит жену, тещу, ребенка, самого себя винит, но ему и в голову не приходит, что виноваты его убеждения. Он и знать не знает, что у него есть какая-то педагогическая вера и что она может быть совсем другой, что ее можно сменить.

Это объясняет, отчего одним людям советы по воспитанию идут впрок, а другим нет. Если советы противоречат (педагогической) вере отца или матери, то, конечно же, в них не будет толку.

Предположим, некий мальчик дурно вел себя во дворе: побил маленького соседского мальчишку. Тот пожаловался своему отцу, отец отправился к соседу — «приструни, мол, своего», и наш отец берется за ремень. Он порет сына, приговаривая:

— Не бей маленьких! Ты у меня на всю жизнь запомнишь, как маленьких бить!

Вопрос: чему учит отец? Бить маленьких или не бить маленьких?

Теперь мы можем ответить: неизвестно, научит ли он тому, чему хочет научить, но бить другого — научит наверняка.

Требуя от ребенка, я учу его требовать от родителей, от людей, от жизни. Не тому учу и не другому, а только требовать, наступать, из горла вырывать — дай! Делай, как я велю!

Добиваясь верха — учу добиваться верха.

Прошу — учу просить.

Уступаю — учу уступать.

Добиваюсь своего увлекая, шутя, с выдумкой — учу тому же своего ребенка.

В воспитании все видимо, и все – невидимо.

Физическим действиям мы учим наглядно, душевным — незаметно. Нам кажется, что ничего значительного не происходит, но процесс обучения идет — мы учим добиваться своих целей определенными душевными движениями, как учат строгать определенными физическими движениями.

Если у нас не хватает способностей, не хватает сил, времени и дети не ангелы, если невозможно достичь и того и этого — и культурное поведение дать, и нравственную культуру, то надо каким-то из двух этих рядов поступиться. Сделать выбор. Отказаться от некоторых целей, поскольку мы в нынешних условиях не можем достичь их нравственными средствами, не посягая на ребенка.

Если мы выбираем первый, культурный ряд, но ничего не можем добиться от ребенка, мы становимся все злее, все нетерпимее, мы все меньше любим разочаровавшего нас ребенка, и он становится все хуже и хуже. Если же мы делаем второй выбор, нравственный, мы постепенно научаемся находить выходы, у нас развивается изобретательность, некая педагогическая хитрость, мы становимся лучше, даже не занимаясь самосовершенствованием, не думая о нем, — и лучше становятся наши дети.

Дети становятся лучше или хуже не сами по себе, а в зависимости от того, что происходит с нами. Лучше становимся мы, лучше становятся и дети.

Из главы «СРЕДСТВА ВОСПИТАНИЯ»

Увидав слова «Воспитание без воспитания», одна из читательниц воскликнула: «Что вы делаете! Вы лишаете людей единственного их наслаждения — наслаждения воспитывать, поучать, унижать воспитанием, утверждаться за счет детей! Вам этого не простят!»

Не надо переделывать ребенка. Не надо переделывать себя. Наши усилия должны быть направлены не на ребенка, не на себя, а на главное — на отношение к ребенку. Судьба ребенка зависит от отношения к нему.

Волны воспитания — это любовные волны, они идут не по умственному каналу «понимаю — не понимаю», а по душевному каналу «принимаю — не принимаю». Понимают — умом, принимают — душой. Чувствуешь, что к тебе хорошо относятся, и любое замечание стерпишь. Не любят тебя — и слушать не хочу, всегда готов к отпору. Даже справедливое не доходит до разума, не может преодолеть фильтр защиты. Поэтому речи одного человека доходят до нас, другого – нет.

Перед ребенком, как перед каждым человеком, огромнейшее количество информации. Если бы он всю ее воспринимал, он захлебнулся бы в ней. Но в его душе воздвигается невидимая и прочная плотина, загораживающая путь рекам сообщений и требований. В каком месте откроется шлюз, какая информация будет впущена в сознание? Это полностью зависит от того, как относится ребенок к нам. Если мы, родители, источник напряжения, неудобств, неудовольствия, опасности, ребенок загораживается от нас и ни одно наше слово не доходит. Мы — как радиостанция, которую никто не ловит, хотя она тратит огромную энергию. Силой разрушить плотину против информации невозможно, она лишь укрепится, эта плотина. Я принимаю сына или дочь такими, какие они есть, и тем удовлетворяю их первую потребность — потребность в безопасности и признании, потребность в правде. Если я оттолкну сына от себя, если буду досаждать ему своими замечаниями и укоризнами, то дом станет небезопасным для него. Вон из дому, туда, где принимают без всяких условий! И я потеряю влияние на ребенка. Он уйдет душой из дома, и все недостатки его лишь усилятся, а я останусь при своей благородной фразе — «я его воспитывал, я его учил хорошему». При благородной фразе и неблагодарности ребенка останусь я.

Предположим, что он очень плохой человек, мой сын. Но я принимаю его плохим, и он рано или поздно становится все лучше и лучше. Человек набирается ума лишь от тех людей, которые его принимают.

За вопросом «виноват?» или «не виноват?» скрывается вопрос «люблю» или «не люблю». Ребенок все время виноват перед нами? Значит, мы его не любим.

Есть семьи, где дети навсегда признаны неудавшимися и навечно виноваты перед родителями. С ними и не разговаривают. Какие могут быть разговоры? Он мне в душу плюнул, он меня покоя лишил, а я с ним разговаривать должен?

Веселого и благополучного ребенка все любят, от неудачливого отворачиваются, хотя именно ему нужна наша любовь. И мы оставляем ребенка одного перед лицом жизни, перед лицом всех его неприятностей.

Отцовская критика — просто критика, материнская — отказ в любви (так кажется ребенку). Если отец отвернулся от меня — проживу, если мать отвернулась — пропал.

Замечательно, что легче всего принимают, больше любят и потому лучше воспитывают детей больных, отсталых и даже уродливых. В этом случае у родителей нет честолюбивых мыслей о совершенном ребенке, и начинается настоящее воспитание. Видали ли вы когда-нибудь женщину, у которой неизлечимо болен ребенок? На этих женщинах свет лежит, они всегда прекрасны! Их возвысила любовь и необходимость принимать ребенка таким, какой он есть.

Когда ребенок набедокурил, провинился, у нас есть две возможности: показать, что мы его меньше любим, что мы сердимся, негодуем; и показать, что мы по-прежнему или даже больше любим его, жалеем и разделяем с ним его неприятности. Тогда источником неприятностей и мучений совести будем не мы, родители, а сам проступок. Плохо то, что я плохо поступил, а не то, что родители узнали об этом и наказали меня. Родители всегда со мной в моих бедах.

Мы устаем от детей не потому, что они надоедливы, а потому, что мы общаемся с ними вполсилы, вполдуши.

Мы дергаем детей лишь потому, что сами мы, взрослые, недостаточно дисциплинированны. Чем слабее наш собственный пример, тем сильнее наши педагогические меры — и тем бессильнее они. Мы пытаемся мерами заменить пример, а это невозможно.

Вера в магическую силу своего собственного слова идет с тех пор, когда вся жизнь человека складывалась как система подчинений. Мы видим, что многие родители, как и раньше, учат своих детей и поучают; нам кажется — и у нас должно получаться. Но мы не замечаем, что в тех удачных семьях действуют и еще какие-то силы, которых у нас нет. Не на одном лишь «я сказал!» держится там воспитание.

Из главы «ВОСПИТАНИЕ СЕРДЦА»

Воспитание желаний — это не воспитание чего-то отдельного, не пресечение капризов, не борьба с потребительством, не обуздание разрушительной энергии, а воспитание всей личности ребенка.

Это чрезвычайно важно. Для воспитания – что душа понимается как цельное: душа болит, жаждет, хочет, страдает, принимает, радуется. У нее свои, характерные для нее свойства: в чистой душе не появится низкое желание, в слабой душонке редко благородное чувство. Цельность души, устанавливаемая из опыта народом-педагогом, народом-психологом, как раз и делает невозможным воспитание по модели «сад-огород» — прививать какое-то одно чувство в отдельности.

Воспитывать можно только всю душу в целом.

Никогда не будем оставлять детей одних! Особенно, если им трудно, если они запутались. Неприятности в школе, ссора с учителем, ссоры с товарищами, денежные затруднения подростков, любовные неприятности, сердечные мучения – не оставим детей одних, не будем переходить на сторону их противников, даже если дети неправы. Не будем пользоваться моментом, чтобы произнести торжествующее: «Я же тебе говорил? А кому я говорил? Я тебя предупреждал?!» Пусть дети надеются на нас, пусть не отчаиваются. Дети склонны к надежде, чувство безопасности подводит их, а мы, взрослые, склонны эти надежды разрушать: «На что же ты надеялся?» — говорим мы скептически запутавшемуся в школьных делах сыну.

Осторожнее. Хуже будет, если сын перестанет на что-нибудь надеяться.

…Именно потому, что любовь и страх – антиподы, только любовью можно победить страх – эта мысль была известна очень давно. Любовь – единственное педагогическое средство против невольного детского страха перед жизнью и, следовательно, против возможных пороков.

Но есть дети, есть люди, которых обстоятельства жизни заставляют постоянно отстаивать себя. Они привыкают разрушать, добиваться своих целей за чужой счет: темная душа, живущая в смятении, в скрытом или открытом страхе, лишь изредка освещаемая короткой радостью победы.

Радуйте ребенка, больше радуйте его!

…Не так-то это легко – обрадовать ребенка, развеселить, рассмешить. Я видал родителей, которым и в голову не приходит, что они обязаны радовать своих детей, как обязаны они кормить их, одевать и отправлять в школу.

Между тем, для воспитания важно не столько быть любимым, сколько любить… Мама любит ребенка? Но кто при этом воспитывается? Мама! А не ребенок. Если любовь – покровительство и заступничество, то мы можем развивать это чувство в детях, поддерживая всякую их привязанность к старой кукле, к щенку, к котенку, кА каким-то их камушкам и стеклышкам. Все, что любит ребенок, люблю и я, все мне так же важно и дорого. У мальчишки в карманах не «дрянь всякая», а то, что он любит. Почаще будем говорить ему: «Я знаю, ты это любишь», — идет ли речь о горбушке, о компоте, о рубашке; и почаще будем говорить о том, что нам нравится в нашем доме и вокруг дома, и почаще будем радовать детей неожиданным удовольствием, помня, что радость – первая ступенька к любви.

…Сочувствие есть воспитательный акт, одно из главных педагогических действий.

           — Что мне делать? – спрашивает мама.

           — Посочувствуйте ребенку.

           — И все?

           — Сердечное движение бывает дороже любых мер.

…Ни ум, ни руки не работают как следует, если не трудится душа.

Семейная педагогика похожа на дорогу в горах, за каждым поворотом которой возможна пропасть. Но там все просто: свернул, свалился вниз – и нет тебя, никаких проблем. А в педагогике человек может ухнуть в глубочайший душевный провал и жить дальше, и воспитывать, не подозревая о том, что его, человека, как бы и нет на свете, одна видимость.

…Тайная драма: родители совершают поступки, которые обычно совершаются под влиянием любви (заботятся о детях, ходят на родительские собрания, посещают с ребенком зоопарк, покупают все, что нужно, хлопочут) – но не любят! (…) Они любят не детей, а себя в образе родителей.

Можно спросить родителей: у вас дети, но чего мы хотим? Счастья иметь детей, счастья иметь благополучных детей или детского счастья? Эта едва заметная, маловажная на первый взгляд разница и есть та пропасть, в которую мы сваливаемся – и погибаем как воспитатели.

Вот этот комплекс мер, широко применяемых в домашней практике: Попрек, Упрек, Замечание, Оскорбление – ПУЗО. Воспитанием от пуза (простите за грубость!) любви не научишь, это невозможно.

Из главы «ВОСПИТАНИЕ ДУХА»

Несправедливо растить ребенка одного, без домашних друзей – братьев и сестер; эту коренную несправедливость нельзя углублять раздражением, которое вызывается тем, что такой ребенок требует постоянного внимания к нему. Ребенку-одиночке так же трудно, как и матери-одиночке.

Чтобы ребенка мучила совесть, чтобы он знал, что такое стыд, его нельзя стыдить. Стыдить — облегчать совесть. Каждый раз, когда ребенок набедокурит, просто огорчимся — вместо того чтобы наказывать и стыдить. Совесть пробуждается от любви, при виде причиненных страданий. (…)Ребенок дурно поступил по своей слабости, а мы его браним за отсутствие совести, и укоры наши становятся несправедливыми.

…Детям передается не сама наша жизнь, они не могут оценить ее (да и мы — можем ли?), и не пример наш, не поведение, а наша вера в правду, наше стремление к правде, наш дух. Самый опасный человек для детей не тот, кто дурно живет, а тот, кто считает, что и все люди дурно живут, что правды и вовсе нет на земле. Стараясь внутренне оправдаться перед детьми, такие люди и убивают совесть в них.

Про детей иногда говорят, будто они не понимают добра — понимают! Но бывает, что добро, которое им оказывают, не содержит в себе правды, и значит, оно только притворяется добром. Если в добре нет правды — оно зло, и дети отвергают его.

Да, это не всегда легко — любить людей. А уголь в шахте добывать легко? А работать в грохоте ткацкого цеха легко? А рассчитывать движение космического корабля легко? Почему же мы, привычные к физическому и умственному труду, не хотим дать себе труда духовного, ленимся в самом важном деле человеческого бытия? Если с детства не воспитывается любовь к людям, то на всякое наше «так нельзя» подросток рано или поздно спросит: «Почему?» — «Да потому, что люди пострадают от этого!» — «Ну и что?» — спросит он, ухмыльнувшись, или удивится, глядя на нас честно-невинными глазами: «Ну и что? А мне какое дело? Пусть сами о себе и заботятся».

Пробить эту броню будет невозможно.

Когда мы объясняем дурное поведение выросшего сына тем, что мы сильно на него тратились, мы отчасти похожи на людей, охотно сознающихся в небольшой вине, чтобы скрыть серьезную. Наша истинная вина перед детьми — в полудуховном, в бездуховном отношении к ним. Конечно, легче признаться в материальной расточительности, чем в духовной скаредности.

Если можно поднять близкого человека на смех, то почему нельзя чужого и убить? Это ведь по сути одно и то же.

На наших глазах нужда в хорошем воспитании детей выходит в число первых социальных потребностей, и к детям начинают относиться с той же ревностью, как и к прочим элементам престижности. (…) Это довольно опасная стадия развития, потому что сами родители, люди вполне добропорядочные, иногда не замечают, что дети для них, их успехи и даже их судьба — лишь одно из средств для осуществления материально-престижных целей. Вполне естественно, что ребенок не выдерживает такой нагрузки, он не может быть элементом семейного благополучия, ему неуютно в неживом вещном ряду, и он это благополучие нарушает, если и не вовсе разрушает. Он сопротивляется — он не вещь, не средство для достижения престижных родительских целей.

Вот простой закон семейного воспитания: всякий прирост материального благосостояния должен сопровождаться таким же духовным приростом, иначе дети начинают голодать среди изобилия, им не хватает духовной пищи.

Из главы «ВОСПИТАНИЕ УМА»

Мир многообразен, внушаем мы ребенку, но тем не менее помни:

все на свете или честно, или нечестно;

все на свете или добро, или зло;

все на свете или красиво, или некрасиво.

И не путай! И не ищи середины! Выбирай честное, доброе и красивое.

***

Семья противоположна театру: в театре быт за кулисами, а на сцене – высокий дух; в семье на сцене – быт, а за кулисами домашних           явлений – дух. 

Адрес книги в Интернете: http://1001.vdv.ru/books/pdv/