«Нет регистрации — нет лечения»
«Здравствуйте! Я беженка из Волновахи. В нашем городе мы лишились всего. После долгих скитаний мы поселились в Ростове. У меня беременность около трех месяцев. Здесь меня не принимают ни в одной больнице, так как нет полиса. Полис не выдают, так как нет документов о временном убежище…»
В телеграм-канал, объединяющий врачей и беженцев, заявки приходят каждые несколько минут.
Экстренную медицинскую помощь приехавшим из Украины оказывают в российских больницах бесплатно, все остальное — только при наличии полиса ОМС. Полис можно получить, если имеешь статус «временное убежище». Его выдают только тем, у кого есть регистрация по месту жительства.
Тем беженцам, что живут в пунктах временного размещения, получить «временное убежище» помогает администрация ПВР. Но многие приехавшие из Украины живут в квартирах — кто-то снимает, кого-то пустили пожить бесплатно. Хозяева квартир редко соглашаются делать своим жильцам временную регистрацию.
В итоге беженцы попадают в замкнутый круг: нет регистрации — нет статуса — нет полиса — нет лечения.
Кроме того, у большинства просто нет денег, купить лекарства они не могут.
Этим людям помогают бесплатно врачи и волонтеры, которые объединились в телеграм-чате. Каждый день они просматривают заявки, договариваются с поликлиниками, покупают лекарства, ищут психологов тем, кто приехал из Украины.
«За обследования плачу я»
— Люди обычно считают, что у беженцев все в порядке. Их полностью всем обеспечивает государство: деньгами, медицинской помощью. Как только они переступают границу, им тут же все дают. А это совсем не так.
Ревматолог из Москвы Инна Штивельбанд работает с беженцами с 8 марта. Она принимает заявки в медицинском чате и также вместе с другими врачами и волонтерами помогает людям в пунктах временного размещения в Рязани. Там живут около 400 человек.
— К нам беженцы обращаются с самыми разнообразными просьбами, — рассказывает Инна. — Часто простудные заболевания, кашель. Животы болят. Коленки болят. Сейчас очень нужно привести в порядок псориаз у одного молодого человека, он на почве стресса обострился. Мужчину обсыпало всего, а у него ничего нет и документов вообще никаких. Надо грыжу прооперировать еще одному человеку. Очень много офтальмологических жалоб…
Беженцы в ПВР. Фото: Наталия Нехлебова
Инна находит профильных специалистов, которые помогают прибывшим из Украины. Сейчас ищет в Рязани ортопеда-ревматолога. Говорит, что в Москве специалистов она находит быстро, а «в других местах сложнее».
По своей специальности она консультирует заочно и принимает очно в клинике, где работает: боли в коленях, суставах, аутоиммунные заболевания.
— Я принимаю этих людей бесплатно, и у них скидка 50% на все обследования, которые мне нужны. Но за эти обследования плачу я, — говорит Инна.
Каждый день за консультацией к ней обращается от трех до пяти человек. Есть те, кого она курирует давно, — людям периодически нужна коррекция лечения. Очень часто беженцам нужно подобрать аналоги препаратов, которые они принимали дома, выписать рецептурное лекарство.
— Вот сегодня я целый день пытаюсь найти врача в Ростове, который очно проконсультирует женщину с тяжелым аутоиммунным заболеванием, — рассказывает Инна. — Она была очень плохо обследована у себя в Северодонецке. Сейчас я нашла главного ревматолога Ростова. Мы будем организовывать госпитализацию и все дальнейшее лечение.
По словам врача, стресс и то, что люди пережили, влияет на обострение заболеваний.
— Есть мужчина из Мариуполя, мы никак не можем справиться с обострением болезни Бехтерева у него. Он сидел в подвале два месяца. Я надеюсь, главный ревматолог Московской области поможет мне добыть для пациента лекарство бесплатно. У него боли, обездвиживание. Очень долго они оформляли документы, чтобы получить «временное убежище». Приехали 24 марта, только что получили временный полис.
Лекарства, которые требуются при аутоиммунных заболеваниях, очень дорогие. Например, этому мужчине ежемесячно на препараты необходимо 30 тысяч рублей. Но с полисом он сможет получить лекарства по квоте, надеется Инна.
Она говорит, что просто не может не помогать беженцам.
— Как можно иначе? Очень хорошо сказала предводитель нашего волонтерского медицинского чата: «Плита с груди никуда не упала, но по крайней мере некогда об этом думать». Это единственное, что помогает. Что потом я скажу своим детям? Где мама была, когда вот это все происходило?
Из запросов в медицинский чат:
«В Москве нужен детский ортодонт. У ребенка установлен несъемный аппарат, за которым нужно еженедельное наблюдение врача. 4 месяца уже без контроля. Обращались в различные стоматологии. Выставляют счета от 300 тысяч рублей. Есть в группе ортодонты, которые могут помочь?»
«Подскажите, пожалуйста, есть ли врач-неонатолог, который может проконсультировать Катю из Северодонецка. Ребенок 1 месяц. Маме 19 лет».
«Много детей с тиками»
Педиатр Евгения из Москвы помогает беженцам с начала мая. Консультирует онлайн одного-двух людей в день.
— Я не могу выехать и посмотреть [пациентов], потому что у меня работа и маленький ребенок, — говорит Евгения, — поэтому я могу высказать свое мнение относительно состояния ребенка. Я не имею права ставить диагнозы удаленно, но могу обозначить какие-то «красные флаги» — угрожающие симптомы, при которых нужно обращаться в скорую помощь, разъяснить особенности тех или иных состояний, скорректировать терапию, объяснить, какие лекарства неэффективны и являются бесполезной тратой денег.
По словам педиатра, наиболее частые вопросы — это стандартные детские ОРВИ, ОРЗ, кишечные инфекции.
Мариупольские дети в ПВР. Фото: Наталия Нехлебова
— Люди долгое время находились в условиях антисанитарии. Плохое качество питьевой воды, ее отсутствие, в связи с чем, конечно, большое количество кишечных инфекций.
В пунктах временного размещения из-за большого скопления людей быстро распространяются респираторные вирусные инфекции, острые кишечные инфекции, другие высокозаразные «детские» заболевания, например, ветрянка. Если кто-то из детей заболел, то, с высокой долей вероятности, непривитые дети рядом тоже заболевают.
Также родители часто ищут детских стоматологов и психологов, рассказывает Евгения. У многих детей на фоне стресса или из-за отсутствия терапии происходит обострение хронических заболеваний, особенно неврологических. Появляются тики:
— У меня был ребенок с эпилептическими приступами на фоне перерыва в приеме противосудорожных препаратов (они закончились, пока семья находилась в подвале, потом на территории РФ в маленьком областном городе не смогли найти определенный препарат в аптеке). В итоге с большим трудом удалось разыскать необходимые лекарства в Москве.
Беженцы находятся в бедственном финансовом положении, поэтому часто не могут купить детям дорогие лекарства — препараты приобретают волонтеры по назначенному врачами списку.
И Евгения, обсуждая лечение, все время держит в голове финансовую составляющую — смогут ли купить те или иные препараты ее украинские пациенты:
— Например, ребенка с острой кишечной инфекцией для предотвращения обезвоживания необходимо выпаивать не обычной водой, а солевыми гипоосмолярными растворами, с несколько другим составом, чем взрослые растворы для перорального восполнения потерь жидкости. То есть в идеале нужны детские аналоги регидрона, но я понимаю, что у беженцев нет возможности их купить, потому что они дорогие и не всегда доступны в маленьких аптеках. Поэтому я рекомендую взять взрослый регидрон и развести его водой. Но иногда пациенты в ответ говорят: «Может быть, чем-то еще можно поить? Возможности достать регидрон нет». Тогда я объясняю им, как сделать раствор для пероральной регидратации, разработанный ВОЗ для приготовления в домашних/походных условиях, — там соль и сахар в определенных пропорциях.
У многих приехавших из Украины нет полиса ОМС. Поэтому, по словам врача, все зависит от руководства медучреждений на местах — кто-то принимает детей без документов, кто-то нет.
— Я консультировала девочку шести лет с воспалением почек, — рассказывает педиатр, — ситуация не жизнеугрожающая, но девочке требовалось срочное начало лечения, антибактериальная терапия, анализы мочи. У них не было полиса, поэтому в поликлинике им отказали во взятии анализов. Из-за сложной финансовой ситуации они не могли сдать анализы платно, купить антибиотик. Я посоветовала им вызвать скорую, подумала, что так выше вероятность быстрого начала терапии данного заболевания — в стационаре сразу возьмут анализы и назначат антибактериальную терапию, бесплатно. Скорая приехала, но врачи сказали: «Нет, ситуация не экстренная, выраженной остроты нет, без анализов мы вас не возьмем. Идите в поликлинику, сдавайте анализы. Если они будут плохими, тогда мы вас госпитализируем».
Дети из Донецка в ПВР. Фото: Наталия Нехлебова
Но одновременно есть и другие случаи, когда врачи в государственных поликлиниках и стационарах принимают детей из Украины без документов и не только с неотложными состояниями:
— Например, у меня спрашивали совета по поводу гнойного воспаления околоногтевого валика, там была нестандартная ситуация, я посоветовала показаться хирургу. Хирург в ближайшем стационаре без вопросов принял без полиса, проконсультировал, выполнил необходимые хирургические манипуляции.
— Это, возможно, немногое, что я могу сделать в текущей ситуации, чтобы помочь пострадавшим людям, облегчить немного трудности их быта, — говорит Евгения. — И, конечно, волонтерство помогает и мне самой — не погрузиться совсем в отчаяние и безвыходность.
Из запросов в медицинский чат:
«Добрый день. В Санкт-Петербург сегодня вечером приезжает женщина после ранения, нужно сделать перевязку и посмотреть, как ее ранение. Выписали из больницы в Белгородской области. Была угроза потери ноги. Куда бежать? Что делать?»
«Есть ли фонды — организации, которые помогают в протезировании жертвам. Человек остался без ноги. Сейчас в Луганске в больнице».
«Ищу ветеринара в Москве. У подопечных черепаха».
Пара из Мариуполя
Сложную медицинскую помощь, в том числе госпитализации, беженцам помогают организовывать волонтеры. Диана — волонтер и член мониторинговой группы правозащитного совета Санкт-Петербурга.
— Если хирургическое вмешательство срочное, то их обязаны госпитализировать, — говорит она. — Если хирургическое вмешательство несрочное, то мы в целом готовы взять траты на себя. У нас есть договоренность с частной клиникой. Они всех наших подопечных лечат бесплатно.
Фото: Наталия Нехлебова
У Дианы сейчас двое тяжелых подопечных — семейная пара из Мариуполя. У обоих — осколочные ранения в ноги. Из Мариуполя их вывезли в Таганрог, там сделали перевязку и отправили на поезде в Петербург (билеты купили волонтеры). В поезде у мужчины поднялась температура, на каждой станции ему делали уколы.
— Когда они приехали, молодого человека сразу положили в скорую, отвезли в частную клинику. Девушке сделали перевязку, ее осмотрел гинеколог — у нее еще в Мариуполе выкидыш был. Молодого человека осмотрел хирург, и было принято решение его госпитализировать.
Частная клиника договорилась с государственной, и мужчину привезли туда как экстренного, положили в реанимацию, рассказывает Диана. В итоге ампутировали обе ноги.
— Сейчас он восстанавливается, попросил Евангелие, мы отнесли ему. У него ПТСР, ужасное моральное состояние. Мы нашли для него психолога и психиатра. Сейчас ему лучше.
Из запросов в медицинский чат:
«Нужен педиатр. Ребенку 10 лет. Температура плохо сбивается. С 38,9 сбили до 37,5, опять поднимается. Полиса нет. Где нам найти врача?»
«У мужа онкология легких. Куда обратиться за лечением в Краснодарском крае. Беженцы с Донецкой области. Полиса нет».
«Они узнали настоящий страх и голод»
За психологической помощью беженцы обращаются редко, в основном женщины и дети. Мужчины не хотят идти к психологу. Пожилые люди тоже чаще всего отказываются. Многие прибывшие из Украины — простые люди рабочих специальностей. Они просто не знают, зачем нужна психологическая помощь.
— Травма ***** забирается очень глубоко, она воздействует на самые глубокие бессознательные механизмы, — считает волонтер Валерия Воронова (имя изменено по ее просьбе. — Прим. ред.). — Жизнь человека, который узнал настоящий страх, голод, на самом деле по-настоящему прежней уже никогда не будет.
Валерия с начала марта организовывает психологическую помощь для беженцев. Она собрала команду, в которой около десяти кризисных психологов. Они консультируют людей бесплатно в Петербурге.
— Специалист по семейным отношениям здесь не подходит, — говорит Валерия. — У беженцев весь набор травм, характерных для жертв боевых действий. И тут загвоздка в том, что в нашей стране в принципе очень мало специалистов, которые имеют соответствующий опыт.
По словам психологов, у людей, которые выехали из Украины месяц-два назад, начал разворачиваться посттравматический синдром.
Это флешбеки, ночные кошмары. Невозможно усилием воли перестать думать о событии. Человек чувствует сильный страх, как если бы ему снова грозила смерть.
Консультировать онлайн беженцев проблематично. Мало у кого есть смартфоны, планшеты и возможность уединиться. Люди, бежавшие из Украины, живут в пунктах временного размещения, несколько человек в одной комнате. Или снимают маленькие квартиры, где о приватности не может быть и речи.
Директор одного психологического центра в Петербурге предоставляет кабинеты для консультации беженцев бесплатно.
— Основной запрос при обращении к психологу: «Мне плохо, я не могу спать», — говорит Валерия, — «Я в тревоге, а на мне еще пожилая мама», «А у меня еще ребенок». Люди физически и морально истощены. Они вскрикивают при громких звуках.
Фото: Наталия Нехлебова
К психологам мамы приводят детей.
— Запросы такие: «Ребенок рисует танки, могилки. Что делать?», «Ребенок стал очень нервным, очень дерганным, плохо спит», «Боится громких звуков, у него начинаются панические атаки от салютов».
— Замыкаюсь в себе, вплоть до нежелания ни с кем говорить, — рассказывает женщина, пострадавшая от боевых действий, — моя бы воля — молчала бы сутками, хочется остаться одной, но возникают мысли о самоубийстве. Хочется вычеркнуть себя из жизни.
Марина Гаркуша (имя изменено) — кризисный психолог, работает с беженцами и считает, что диагнозы пока ставить рано. Люди еще находятся в травмирующей ситуации, и настоящие проявления ПТСР могут дать о себе знать только через полгода.
— То, что они падают на пол при громких звуках, переживают тревогу, страх — сейчас это нормально, — говорит она. — Я многим беженцам, которые жалуются на это, объясняю: «Все с вами нормально. Вы нормальный. Это естественная реакция». Но если это не пройдет через полгода, тогда можно будет ставить диагноз и заниматься лечением. Пока им просто нужна психологическая поддержка, помощь найти ресурс. То, что дети рисуют танки и могилы — страшная, но проработка ситуации. Нельзя запрещать им это делать. Мозг ребенка гибче, таким образом он справляется с пережитым.
Среди беженцев есть люди, которые много дней провели без воды и еды — были вынуждены пить из луж. Теперь у них, говорит Валерия, «пунктик на еде».
— Они начинают постоянно есть. У них расстройство пищевого поведения. Боятся выкидывать хлеб. Не позволяют никому не доедать еду. И начинают ее прятать. Увидели банку консервов — припрятали. В ПВР прячут еду под кроватью, под подушкой.
«Я постоянно ем и забиваю холодильник, — пишет беженка, — преследует страх, что мне нечем будет кормить ребенка. Я во все рюкзаки набиваю бутерброды. Набираю консервы. Мне постоянно кажется, что этого может не быть. Я умом понимаю, что это бред, но не получается контролировать и поддаюсь панике до слез и отчаяния».
Кризисный психолог Марина Гаркуша считает, что сейчас прятать еду для тех, кто пережил голод, — тоже нормально. Главное, чтобы это не превратилось в рефлекс и не осталось с человеком на годы.
Очень тяжелое психологическое состояние у пожилых.
— Если называть вещи своими именами, их жизнь кончена, — говорит волонтер Валерия. — Мало того, что они потеряли свой дом, привычную обстановку, они теряют всю свою жизнь. Они многие говорят: «Лучше бы я умерла в этом подвале».
Из запросов в медицинский чат:
«Есть ли у нас психологи? Две семьи из Мариуполя. Юля и сын, которых нашли под завалами. Света и двое детей. На их глазах умер родной дядя, дети получили ранения. У мальчика 16 лет осколочное ранение, у другого 5 лет — еле руку собрали. Они нуждаются в профессиональной психологической помощи. Мальчик 16 лет сильно переживает».
«Нас не готовили помогать людям, которые это пережили»
Работа с украинскими беженцами — испытание для психологов.
— Я много очень тяжелых случаев разбирала за время работы кризисным психологом, — говорит один из специалистов, — но когда работаю с беженцами, плачу вместе с ними. А потом плачу одна. Среди нас нет никого, кого бы готовили помогать людям, которые массово пережили бомбежки, подвалы, горы трупов, оторванные ноги, руки.
Некоторые беженцы попадают в психиатрические стационары с конкретным диагнозом. То, что они пережили, сводит их с ума.
— У меня был подопечный, он выехал из Мариуполя только в середине июня, а в середине марта ему прострелили ногу, — рассказывает Валерия. — И все это время он там выживал в подвале с простреленной ногой. В Петербурге у травматолога, который извлекал пулю, руки тряслись. Его не травма ноги впечатлила – а этот человек: как он выглядит, как он говорит. Не человек уже — оболочка… Нас впереди ждет много очень страшных историй.
Фото: Наталия Нехлебова
Психиатр Ольга Гужова помогает беженцам около месяца. Консультирует людей очно, обычно тех, у кого уже до спецоперации были ментальные проблемы.
— Меня поразило не состояние, не симптоматика, а в принципе люди, с которыми я столкнулась. Когда они мне рассказывали, что пережили, я поражалась, как в принципе они смогли это выдержать. У них могли быть симптомы депрессии, тревоги, а мне казалось, это настолько мало по сравнению с тем, что они пережили. Масштаб поразивших их бед грандиозный. И несмотря на то, что с ними происходило, они все равно продолжают что-то делать, как-то бороться за жизнь, что-то придумывать и строить будущее для себя и своих детей.