[+ ВИДЕО] За Москву!
ПРАВМИР продолжает видеобеседы с монахиней Адрианой (Малышевой).
Монахиня Адриана (Малышева)была в разведке, после войны служила в Германии,затем работала конструктором двигателей у С.П. Королева
Осенью фронт приблизился к Москве, было тревожно и холодно. Все наши родственники уехали, а мама осталась из-за Ольги, которая ждала ребенка.
В начале октября положение на фронтах стало критическим, сводки были все безнадежнее. Бои шли на ближних подступах к Москве — здесь решалась судьба Родины. Когда был брошен клич: «Все на защиту Москвы!», то действительно все, у кого сердце болело за свою страну и свой народ, откликнулись на этот трагический призыв.
За несколько дней были сформированы дивизии народного ополчения, которым предстояло принять на себя удар врага, уже уверенного в своей быстрой победе. До прибытия подкрепления из сибирских частей нужно было не только выстоять, но и остановить немцев на последних рубежах. В такой момент у меня в руках и оказалось направление в одну из этих народных дивизий.
Я отчетливо представляла себе, на что иду, но колебаний не было. Словно какая-то сила руководила мной: я знала, что должна поступить именно так. Домой зашла, чтобы забрать необходимые вещи. Я и раньше уходила иногда на ночные дежурства в госпиталь, так что мама ни о чем не догадалась. Она как раз пекла какие-то коржики из муки, выданной накануне в большом количестве. Магазины спешили распродать населению все запасы и потому делали это сверх всякой нормы. Над Москвой нависла реальная угроза, и при плохом исходе ничего не должно было достаться врагу.
Мама только сказала: «Ты иди поскорее, пока не начался налет» (немецкие самолеты совершали это каждый вечер, в 22 часа). В момент моего ухода, словно повинуясь внезапному доброму порыву, мама вдруг стала рассовывать эти коржики по моим карманам. Комок подступил к горлу, и, еле сдерживая слезы, я поблагодарила ее и ушла, не прощаясь.
На следующий день я пришла уже в военной форме, чтобы оставить дома гражданскую одежду. Сразу все поняв, мама расплакалась. Но я не стала ее успокаивать, а только сказала: «Так нужно, и это лучше для всех нас». Увиделись мы с ней не скоро…
Военная моя жизнь началась с того, что наш командир привел меня в комнату, где было еще семь девушек. Располагалась часть в школе, недалеко от метро «Аэропорт». Войдя, мы поздоровались, и я ощутила на себе изучающие взгляды семи пар глаз. Командир сказал: «Вот, Наташа, теперь это будет твоя семья до самой победы. Каждая из вас должна запомнить главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не оставлять своего товарища в беде. Закон фронтовой жизни непреложен: сам погибни, но друга спаси». Суровые эти слова потрясли меня и нашли горячий отклик в сердце.
* * *
Cнаружи резко прозвучал сигнал боевой тревоги. В избу вбежали чужие бойцы и крикнули:
— Всем на построение!
Попытки нашего командира объяснить, что мы из другой части, остались без внимания. А мне казалось, что я не смогу даже подняться. Но встали все, и я с ними.
— Нам некуда отступать, ребята. Соседи наши уже бьются с танковой частью врага…
Он направился к нашему флангу, подошел поближе и удивленно спросил:
— Девушка?
Я молча кивнула.
— Санитарка?
— Я — доброволец, — гордо и невпопад ответила я.
Он улыбнулся, положил руку мне на плечо:
— Спасибо тебе, доченька!
Мы рядом пошли в центр построения. Где-то близко шел жестокий бой, непрерывно слышались разрывы снарядов. Руководил операцией Панфилов.И, обращаясь к солдатам, генерал сказал:
— Вот эта девушка, ребята, примет с нами все, что нам предстоит. А мы должны выстоять или умереть — другого не дано. За нами Москва!
Окопы заняли сразу же за деревней. Послышался гул, и появились немецкие танки, отходившие от соседних рубежей. Шли, на ходу стреляя из пушек, и нам казалось, что сейчас они свернут в нашу сторону — был жуткий момент! На нас идет ревущий, страшный дом. Нас учили, что когда танки подходят, надо нырять в окопы, а потом, когда они пройдут, кидать им вдогонку бутылки с зажигательной смесью. Сначала немцы попадались на наши фокусы, но потом поняли и когда танки подходили к нашим окопам, останавливались и начинали словно танцевать, как бы полируя землю своими гусеницами, раздавливая всех в окопе. Я твердо решила, что в окоп я прятаться не буду, бутылку с зажительной смесью брошу, а потом пусть давят меня как хотят.
Но, видно, нас хранил Господь: танки, развернувшись совсем близко от нас, начали отступать на север.
Это было начало разгрома немцев под Москвой, первое их серьезное поражение.
В тяжелые дни обороны Москвы Жуков, командовавший Западным фронтом, и Рокоссовский с 16-й дивизией понимали, что у них нет людей, чтобы закрыть то направление, по которому немцы пойдут в наступление. На свой страх и риск Жуков снял войска с более южного направления, которое осталось открытым. Если бы немцы об этом узнали, они бы заняли Москву в считанные часы. Но они устремились по укреплённому направлению, которое доблестно держало оборону. Через несколько дней дошли дивизии из Сибири, и силами свежих полков началось наступление.
Господь дал почувствовать большую беду людям, а потом спас, не пустил немцев в Москву. Настроение было приподнятое, друг другу на каждом углу кричали: «Все, остановили немцев!». Вроде бы ничего не изменилось внешне: такой же тяжелый режим, такие же трудные дни, но ликования было не скрыть. С начала войны мы слышали только: «Оставили город такой-то, оставили такой-то, оставили город…», и вдруг впервые перешли в наступление. Волоколамское шоссе вошло в историю как образец великого искусства и героизма русского воинства.
Читайте также: